Бывший замначальника столичного штаба пожаротушения – о 20-дневной командировке в чернобыльскую зону, адской жаре и горечи полыни
Карту республики с нанесенными на нее зонами радиоактивного загрязнения Григорий Крючков хранит до сих пор. В 1991-м ее опубликовали на целый разворот в одной из центральных газет. Просмотрел, хотел уже было выбросить, но увидел на островке под названием «Зона отселения» названия тех деревень, где в 1986-м тушил радиоактивные пожары. Белая Сорока, Хатки, Вепры, Углы, Хутор лес… Суждено ли им остаться на картах? А в памяти людей?
Они шли третьим эшелоном в июне 1986-го. Из 25 столичных частей военизированной пожарной охраны выбрали 30 самых крепких и опытных парней. Сутки на сборы, новая форма, защитные резиновые костюмы Л-1, респираторы и сухпаек на день – с Богом, ребята!
— Куда и зачем везут, сказали: в зоне отселения площадью 30 на 80 километров стоит ужасная сушь. Горит все, что может гореть. Работать придется без выходных, 17 суток: день, ввиду особых условий, засчитывается за три. Но тревожило всех, конечно, другое: что же там происходит на самом деле? Какая она, радиация? До Наровли ехали молча, но молчали все об одном, — вспоминает Григорий Крючков, заместитель генерального директора хоккейного клуба «Юность-Минск» (до 2005 года – первый заместитель начальника Минского городского управления МЧС, в 1986-м — замначальника столичного штаба пожаротушения). – Пост — в Дерновичах, база – в деревне Тешков, в 15 километрах от зоны отселения. Вскоре к нам прислали несколько бойцов из Мозыря – и мы стали Наровлянским сводным отрядом пожаротушения. Всего же их — вместе с Хойникским и Брагинским — было три.
Подъем в 6 утра. На завтрак – только сухой паек (сгущенка, тушенка, консервы и т.д.): покупать продукты у местных было категорически запрещено. Поставлена задача, прыгаем в машины – и в зону!
— Жара в те дни стояла оглушительная — до +32. В резиновых костюмах Л-1 в горящем лесу или на торфянике можно было смело плюсовать еще градусов 20—25. С нас сходило, как в хорошей парилке, по семь потов. К концу первого дня многие бойцы моего отряда едва не получили тепловой удар. Поэтому всю защиту мы сняли уже на второй день: работали в крагах, кепках, обычных боевках и респираторах, — рассказывает Григорий Яковлевич. – Возвращались часам к 11 вечера. Изможденные и черные, как негры. Единственное спасение — душ в пожарке. Рабочую одежду тут же складывали в целлофановые мешки и оставляли здесь до утра. В 6.00 все повторялось вновь: сухпаек—задача—зона—жара—смертельная усталость.
О последней стоит сказать особо. Из 30 бойцов сводного отряда спортсменами не были, может, человек 5. У остальных – разряды, звание мастера спорта и личный график тренировок. Так вот практически все по прошествии трех суток отмечали заторможенность действий и легкое головокружение. Бредешь как будто во сне: знаешь, что можешь идти быстрей, но это никак не получается. А по утрам – горько-соленый привкус на губах, как будто они свежей полынью намазаны.
— В общей сложности за 17 дней мы потушили более полусотни пожаров. Шесть самых крупных пришлись на лесоторфяники. Пыль стоит столбом, уровень радиации втрое выше среднего, дым, как из трубы, – уже в 12 часов дня видимость минимальная, будто ты заблудился в горящем подвале пятиэтажки. Возле деревни Вепры площадь горения превышала 4 гектара: с вечера вроде все зальешь – утром горит по новой. Поэтому тушили несколько суток, даже ночью, осушая сажалку за сажалкой, — говорит Григорий Крючков. – Но знаете, самое страшное не это. Мне, выросшему в деревне человеку, было дико видеть улицы брошенных домов. Крепких, красивых, сделанных на совесть. Горожанину не понять, какая страшная должна быть сила, чтобы сдвинуть крестьянина с его земли. Выгнать из родного дома.
Времени на страх и дурные мысли не оставалось: к вечеру все буквально валились с ног. 17 суток быстро подошли к концу. Ребята уехали, получив справки о двух засевших под ребрами рентгенах и 200 часах в зоне. В сумках – грамоты Наровлянского райкома ВЛКСМ. Медали и витамины так и не дали, хотя обещали…
Через день после прибытия в Минск они вышли на работу. Он остался еще на три: встретить следующего командира отряда, показать ему участок ответственности и крайнюю межу – двухметровый забор из 22 рядов колючей проволоки. На расстоянии 10 км от нее видна станция...
— Когда я учился в Высшей инженерной пожарно-технической школе МВД СССР, нам рассказывали, что такое ядерный взрыв и каковы его последствия. Что такое радиация на самом деле, я узнал в 1986-м. Это пустые дома, это слабость физически здорового тела и мерз-кий привкус полыни на губах, — говорит Григорий Крючков. – Но только вы об этом не пишите, не надо. В принципе, это была обычная рабочая командировка. Все живы-здоровы. Жалоб нет.
На снимке: Григорий КРЮЧКОВ: «Что такое радиация на самом деле, я узнал в 1986-м».
