За последние 70 лет дни, в которые не было привычной тренировки, он может пересчитать по пальцам. Ежедневноон проплывает как минимум километр. И это в 81 год! Впрочем, сам Александр Корсак говорит, что свои годы он не чувствует. В душе, мол, значительно моложе - почти юнец.Помимо возраста, есть у этого спортсмена еще одна особенность. Памятка с далекой войны - 60 осколков в обеих ногах. Два года назад он привез с мирового первенства по плаванию для ветеранов спорта бронзовую медаль, а нынче раздумывает над тем, чтобы отправиться на чемпионат Европы во Францию.
- Компании найти не могу. Одному все-таки без знания языка непросто. А с компаньонами не складывается - до моего возраста не всякий и доживает, не то что тренируется...
Два года назад на мировом "ветеранском" чемпионате в Мюнхене из 5 тысяч спортсменов в возрастной номинации "после 75" набралось не больше 15 человек. Номинации "старше 80" попросту не существует. Если Александр Яковлевич на чемпионат все же выберется, думаю, в своей возрастной группе сразу станет победителем. За неимением соперников.
Для того чтобы поехать на чемпионат, он годами (!) с пенсии копеечку к копеечке откладывает. Потому был очень расстроен, что в прошлом году состязания аж в Новой Зеландии проходили: "здесь-то уж точно никакой пенсии не хватит!" Когда в Мюнхен ездил, повезло - взяли с собой наши ватерполисты. На все карманные расходы было у Яковлевича 10 долларов. Даже один раз мороженым удалось побаловаться!..
Но воля к победе сильней любой нужды. Александр Яковлевич признается, что и в 81 он не может без побед. Тренируется постоянно. Благо в бассейнах тренерами работают все бывшие его ученики - пускают поплавать бесплатно. Иначе абонементы в бассейн тоже вряд ли уложились бы в скромный стариковский бюджет. А ведь большинство из этих бассейнов он после войны сам восстанавливал...
В большой папке, где хранятся его грамоты, есть и довоенные. Рос Саша Корсак на берегу Комсомольского озера, пловцом был отличным, потому, как только в 1936 году при Доме Красной Армии в Минске открылся первый бассейн, пришел туда заниматься. Сегодня свидетельства тех спортивных успехов - три довоенные грамоты, уцелевшие даже во время пожара. А Корсак до сих пор вспоминает, как одну из этих грамот на соревнованиях в Химках ему вручил сам Семен Михайлович Буденный.
Еще до войны объездил Корсак всю страну.
- В самом начале 1941 года во время зимних каникул мы были в Ленинграде, на соревнованиях. Жили в "Англетере". Номер большой, только коек там много стояло. Мы там всей командой жили. Горничная нам по секрету рассказала, что в этом номере какой-то человек повесился. Вот его из "люкса" и переделали в общий. Позже уж, через много лет, я понял, кто погиб в этом номере! Тогда ведь про Есенина - ни сном ни духом, запрещенный он в ту пору был.
А 1941 году, 21 июня, он вывез детей в пионерский лагерь в Тальку.
- Поехал я туда физруком. А на следующий день должен был в Минск вернуться. Перед этим с девушкой мы на концерт ходили - Новиков-Прибой в зеленом театре парка Горького выступал. Начистил я свои брезентовые тапочки порошком, блуза на мне была шелковая "полурукавочка", так и отправился. Отец тогда под руку сказал: "Куртку надень - закусают комары". Наряд этот и стал для меня единственной одеждой на многие военные месяцы. Детей мы сразу повезли в эвакуацию, в Кировскую область. Хорошо, в курточке хоть был студенческий билет - единственный документ на всю войну. Потом, правда, справку о потере паспорта сделали. По дороге в эвакуацию я встретил наш оперный театр, минский. Их прямо из Сочи эвакуировали в Алма-Ату. Мать моя до войны работала в гостинице "Европа" в Минске - я их всех знал. Тогда ведь опера у нас вся была приезжая, со всей страны. Между прочим, Лапин у нас пел - третий, после Козлова и Лемешева, голос России. Очень они допытывались: как там, в Минске. Но я в ту пору только страшное слышал - что и гостиницы, в которой они жили, больше уже нет, да и от города не так много осталось...
А потом были долгие военные версты и четыре (!) месяца на переднем крае, под Сталинградом. По статистике, солдат в ту пору на передовой всего один день держался, командиры рот и взводов - 6 - 8 дней, командиры полков - до 20 дней. Каким чудом судьба Александра Яковлевича хранила - Бог весть. А только и его, неуязвимого, пуля нашла.
- Жизнь мне шинель спасла. Дали по нам из автомата очереди, и пули разорвались "на касание", дотронувшись до шинели. Меня только осколками побило. Так и осталось - в одной ноге 32, а в другой - 28 осколков. Пару штук достали, но остальные - мои, родные.
Впрочем, это теперь так браво он об этом говорит. А когда вернулся в освобожденный Минск, практически не мог ходить - раны не заживали. Тогда-то и стал заставлять себя плавать. Благо для израненного бойца это было куда легче, чем ходить. Долгое время на него смотрели как на чудака. В послевоенном разрушенном Минске какой-то человек на костылях каждое утро приходит на Комсомольское озеро плавать. Залезает на тумбочку, нередко и с посторонней помощью, отбрасывает костыли и, словно рыба, сигает в воду.
- В этом году был у меня период, что не плавал, - осунулся сразу, спать много начал. А пошел заниматься - ожил. После тренировки такой заряд энергии - поем в удовольствие, а то и стопочку опрокину!
- В ваши-то годы?
- Скажу вам по секрету - да!
И чему, скажите, здесь удивляться? Человек, который практически не мог сам ходить, уже через пять лет становится первым белорусским марафонцем. В 1950 году в Сочи он проплывает с отличным результатом 25 километров.
- Заплыв был долгим - на 8 - 10 часов. За каждым марафонцем лодка плыла, в которой спасатель, врач и судья. Их, между прочим, сменили вскоре - укачало. А нас по дороге подкармливали - в термосе крепкий бульон был. И вот я горячего хлебнул - рот сильно обожгло. А как едва отошел, врезался в огромную медузу. Очков-то для плавания тогда не было. Ничего не вижу. Совсем ослеп. Снимать меня хотели с дистанции. А я уж 10 километров проплыл - обидно стало. Замазал я тогда глаза вазелином, и те, кто в лодке, меня за волосы тянули, показывали направление, куда плыть. Плавки у нас были из двух пионерских галстуков, пока плыл, я сгорел так, что волдырь на спине появился. После заплыва меня качало долго еще. Но рад я, что тогда, на дистанции, не сдался...
Он никогда не сдается. Ни на спортивных дистанциях, ни на жизненных. Вот и сейчас каждый день у старости отвоевывает. Откладывает, говорит, тот день, когда превратится в развалину. И до сих пор ни один из его сыновей не рискует с ним силой на руках померяться - проигрышный, говорят, вариант...
