Для большинства тех, у кого было кардио-вмешательство, реанимационным, а затем и простым сердечным отделениями дело не заканчивается. Таких автоматом отправляют прямо из больницы в Аксаковщину – в Республиканскую клиническую больницу медицинской реабилитации.
На неделю-две минимум. Бесплатно. То есть – даром.
Что, согласитесь, приятно. А еще приятно, что наши врачи, если к ним присмотреться, - люди не только блестяще профессиональные. Но и веселые. На свой лад, разумеется. Вот заболела у меня кисть – там, откуда «входили в артерию». Такая рана и так-то заживает долго, а тут вдруг стала тянуть, как зубная боль.
На обходе завотделением обещал прислать хирурга. Пришел молодой парень, посмотрел: нагноения нет, заживает планово, а что болит… обезболивающие вам можно? - Нельзя. – Ну, сейчас что-нибудь придумаем.
Отошел, вернулся с запаянным пакетом. Вскрывая его, радостно сказал: нет ничего лучше сухой асептической повязки! Наложил марлевый тампон, закрепил двумя полосками пластыря. Потому что, добавил, едва не мурлыкая, она ничего испортить не может! И ушел.
И - не возразишь. Гиппократ в действии. А рука – ну, пусть пока поболит, будем наблюдать.
Народ в кардиологии разный – есть и дебютанты, так сказать. Но большая часть – повторники, все обо всем знают, некоторые за рубежом лечились, другие пробовали. Общее мнение: протоколы наших докторов намного щадяще относятся к больным, чем заграничные. Там 3-4 дня после операции, край неделя – и домой. У нас – до двух недель в отделении, а потом еще в Аксаковщину.
Почему так? Да все просто: вашей страховой компании невыгодно платить ни за один «лишний» день на больничной койке. Ей вообще невыгодно за вас платить. Поэтому объем вашего лечения при страховой медицине, по сути, будет определять не ваш доктор. А чужой страховой агент.
Я все же предпочитаю, чтобы врач. Чтобы небезразличный. Чтобы не потому, что с меня или с другого пациента ему перепадет. Чтобы все положенные по протоколам обследования были сделаны, все капельницы прокапаны и все таблетки выданы. И ничего, что немцы считают «это излишним», и пусть, переживем.
Что нам хорошо, то, как известно, немцу – смерть.
А вот начальство – оно всегда начальство и есть. И везде. И что ему ни говори, и сколько ни повторяй. Вот и наше начальство в неизъяснимой мудрости своей одним прекрасным утром решило: больше с кардиографами не будут ездить по палатам к каждому лежачему. Вот еще. Теперь все больные получают на руки карточку – и самостоятельно трюхают на второй этаж в процедурный кабинет.
Уверен, что это как-то связано с летом, отпусками, штатами… не могли все полста человек сердечников одномоментно перейти из категории «ограниченная подвижность» в подкласс «гуляй по всей больнице». Но никто никому ничего не объяснял. Вот еще.
Теперь перед кабинетом ЭКГ в предобеденное время собираются очереди размером в два-три десятка пациентов. И не самых при этом терпимых и выдержанных, что понятно.
Ненависть нашего человека к очередям можно сравнить только разве с его же покорностью в их выстаивании, а если повезет – высиживании. Потому сердечника от другого больного отличить теперь можно запросто: тот, кто зайцем выпрыгивает из лифта и вприпрыжку скачет к кабинету быть в начале очереди, - тот из кардиологии. Остальная вялобредущая бледная немочь – пациенты с других этажей.
Уверен, что начальство имело в виду, что больные перезнакомятся, обретут новых друзей, пойдут вместе в походы по коридорам, социализируются и оживут. Увы. «Старики не должны жить вместе, - говорил Зиновий Гердт в «Месте встречи». - Старики должны держаться молодых. Это делает их существование более или менее осмысленным».
С теми же чувствами, насколько я успел заметить, и покидает ту очередь большинство больных. Чтобы пойти к себе в палату, лечь и задуматься. О том, например, насколько велика сохраненная и развитая нашим государством наша же система здравоохранения. И о том, что избыточность в данном случае – это и есть наша с вами гарантия. И стариков наших. И деток.
Гарантия, что с любой медицинской бедой, как с той же пандемией, Беларусь справится лучше других.
Что и дает возможность каждому отдельному пациенту задуматься о более-менее осмысленном существовании.
Например, в Аксаковщине. Где снова, надеюсь, будет очень интересно.
