Юрий Шевчук снова доказал, что он — номер первый в российском рокеНедавние концерты юбилейного тура «ДДТ» по Беларуси в поддержку альбома «Пропавший без вести» живительным бальзамом пролились на наши израненные радиоэфиром уши. Пока «модная» молодежь подпевает «Братьям Грим» и хихикает, называя Шевчука динозавром, выжившим из ума, он, знай, гнет свое: «Попса — розовая пасть голодного пса!» А после трехчасового концерта достанет сигаретку и, прихлебывая кофеек, расскажет вам обо всем: о русском роке, политике, беспорядках во Франции, Земфире. И во всем он будет убедителен и точен...
О заборах и деревнях
— У вас очень хорошие деревни. Серьезно. У нас заборы развалены, все пьют. А здесь народ как–то трудолюбивее. Забор поправить — никакое правительство не нужно. Нам учиться у вас надо этому трудолюбию. Для меня Беларусь — родная страна, как Украина и Молдова. После развала Союза я себя вообще странно чувствовал. Как будто раньше ты жил с соседом на одной лестничной площадке, заходил к нему на огонек чаю попить или еще чего–нибудь, а сейчас для этого надо паспорт показывать и визу оформлять.
О национальной культуре
— Вообще, отношения национальных культур — вопрос сложный. Видите, что во Франции творится? Национальные диаспоры не хотят ассимилироваться — ни в Европе, ни в России. Я был на Дальнем Востоке. Китайцы там тоже очень обособленно живут. У них целые города вдоль Амура. И туда русскому человеку лучше не заходить — можно и по башке получить. Там действуют совершенно свои законы. Ассимилировать эти сообщества невозможно, потому что они держатся друг за друга и постепенно перестают подчиняться законам страны. Это общая тенденция. Они начинают решать свои проблемы своими силами, у них вырастает своя мафия. Я недавно в Лос–Анджелесе зашел в один бар. Он оказался пуэрториканским. И они все там так на меня посмотрели, что я сказал: понял, я не ваш, извините. Они, видимо, опешили от того, что я заговорил по–русски, поэтому успел смыться. А вообще, это огромная проблема мира. Я бы так сказал, сейчас разворачивается, если вспомнить Льва Гумилева, война пассионарий. Но мне кажется, славянской культуре глобализация и уничтожение не грозят. У нас другой менталитет: чем больше давят, тем больше идет возврат к истокам, к национальной культуре. В Питере сейчас появилось очень много этнической музыки. Национальная культура — это вечность, космос, который мы открываем в себе.
О попсе и конформизме
— Все живое сегодня переживает кризис, и это здорово, потому что оно будет развиваться. Иисус сказал: «Горе победителям». Победила кто сейчас? Попса! Вот ей и горе. А у нас все впереди в очередной раз.
— А вы разделяете восторг ваших коллег, в частности Гребенщикова, по поводу нашумевшей встречи рок–музыкантов с кремлевской администрацией?
— Нет. Но я понимаю конформизм Гребенщикова, потому что так проще. Понимаю, но не принимаю. Я считаю, что художнику негоже с сильными мира сего чаи распивать. Теряешь свою внутреннюю свободу. БГ я не осуждаю. Думаю, все это он делает по зову сердца, так же, как в свое время он участвовал в ельцинском туре «Голосуй или проиграешь». Я не участвовал. Хотя мне интересны политики. Я с удовольствием поговорю с ними тет–а–тет, неофициально. Мне интересно, как это происходит: человек приходит в политику с мыслями о народе, а через год мимо этого нищего народа проезжает на машине с мигалкой.
— То есть вы бы не хотели, чтобы Путин приехал к вам на день рождения, как к Михалкову?
— Путин ко мне? Интересно... Знаете, группа «ДДТ», слава Богу, — это не брэнд России. Брэнд — это «Любэ». Поэтому к нам не приедут. Слишком мы непредсказуемы. Политику важно общаться с теми, кого можно просчитать. Хотя гостям я всегда рад.
О Земфире
— Нынешние молодые рок–музыканты работают больше на потребу. Тематика их песен эстрадна. А рок — это все–таки поиск мировоззрения, мироощущения, миропорядка, строительства души. Это всегда быть или не быть. А не спать или не спать. Все это мяуканье Эллочки–людоедки, извините, для меня не рок–музыка. Может, я необъективен. Я к Земфире прислушался после того, как она спела «Бесконечность». Хорошая песня. Но одна, на мой взгляд.
О войне и мире
— Самый уникальный писатель для меня — Толстой. Я читал все его произведения и много раз. На Толстого мне открыл глаза Бердяев. Лев Николаевич исключал всякое насилие. Бердяев пишет о том, что Толстой в этих размышлениях думал о людях, которые творят зло, но он совершенно забыл о тех, над которыми творят зло. Бердяев писал о том, что иногда война является единственным выходом и меньшим злом, чем рабство. Над этим можно думать бесконечно. Я, конечно, пацифист. Но пацифист до того момента, пока вражьи сапоги не застучат у моего порога. Каждый день, каждый час ты решаешь, воевать или не воевать — с соседом, женой, другом. Это очень тонкие вещи. Мы в России уже стояли на баррикадах в 1991 году. И что мы после этого получили? Кучу локальных войн, Чечню, олигархов, монетизацию... Тоска разбирает. А как лес наш сейчас вывозят в Китай? Это же пустыня будет вместо Сибири через пять лет. Поэтому здесь для меня важна направленность личности — к чему стремится твоя душа? Я уверен, что в переломный момент она обязательно подскажет правильный выбор.
