Как бороться с алкоголизмом в сельской местности

Заколдованный треугольник «пьянки – больница – кладбище» затягивает на селе все больше людей

Алкоголизм — типичная социальная болезнь в сельской местности, и браться за ее лечение нужно комплексно
СКОЛЬКО человек унесло море без дна, но с градусом, что плещется практически в каждом сельском магазине, точно подсчитать не возьмется никто. Но и делать вид, что его нет, невозможно. На днях, побывав в одном из районов, я многое услышала о местных «пьяных» драмах. Не буду уточнять, где произошло все описанное ниже. Алкоголизм — типичная социальная болезнь в сельской местности, и браться за ее лечение нужно комплексно. Не случайно на последнем заседании Межведомственного совета при Совете Министров по предупреждению и профилактике пьянства, алкоголизма, наркомании и потребления табака рассмотрели и в целом одобрили проект концепции Госпрограммы национальных действий по предупреждению и преодолению пьянства и алкоголизма на 2016—2020 годы. И не исключено, что и в глубинке через какое-то время появятся свои зоны трезвости. Но пока…



7 невыдуманных историй о провинциальных алкоголиках


Два брата

(на кладбище)

По дороге к деревне прохожу мимо сельского погоста. Свежие кресты, венки — в основном покойницы в возрасте, им далеко за 70—80. Но вот рядом лежат два брата, родились с разницей в два года в послевоенные сороковые. Оба дожили до пенсии — и через несколько месяцев их не стало. 

Даты жизни на памятниках могут рассказать больше, чем узнаешь из долгих бесед на лавке под окошком. Михаил Васильевич, 1978—2013, Виталий Петрович, 1971—2009, Владимир Владимирович, 1958—1997, Сергей Владимирович, 1976—1998… Молодые, красивые парни, кто кучерявый и в очках, кто в тельняшке, смотрят с фотографий как живые. На могильной плите одного — конфеты и пустая «стопка» из-под водки. А на другом холмике лишь куст колючего шиповника. Ни таблички, ни креста, видимо, некому поставить… 

Не раз доводилось слышать:

— А что пенсионерам в деревне делать? Получили деньги, вот и выпиваем. 

Заведующая местной амбулаторией вычислила свою формулу алкогольной зависимости на селе: молодежь лет до 23 налегает на пиво. У среднего возраста в почете водка. Пенсионеры переключаются на дешевые вина. В общем, кому и что кошелек позволяет.

Во время посевной и жатвы в местных магазинах спиртное в рабочее время не продают. А вот в межсезонье начинается… В местной амбулатории у врача общей практики есть списки тех, кто склонен злоупотреблять. По сельсовету взрослых чуть больше 1100 человек. Около сорока — в «черном» списке. Две трети — представители, так сказать, сильного пола, хотя кавычки так и просятся к слову «сильный».

— Стоят компанией возле магазина — обязательно подойду, пристыжу, — сокрушается врач. — На рожон не лезут, головы понурят. Чаще пребывают в объятиях «зеленого змия» те, кто нигде не работает. Наши тунеядцы. Сегодня один где-то подкалымит и скорее угощает дружков. На следующий день — другой. И так по кругу. Ни дня без «зелья». 

Трех-четырех из них в месяц возят на кодирование. Кто-то продержится недолго, а кто-то — и год.

В прошлом году случаев, чтобы допились до смерти, доктор не припомнила. А позапрошлым летом утонул участник пьяной пирушки на озере. 

Отец все время чокается



(в агрогородке)

В одном из детских садов психолог провела опыт: попросила малышей показать, как отдыхают в выходные их родители. Крохи взяли стаканчики и начали чокаться.

У трехлетнего сына мама Оля, слава Богу, к рюмке не прикладывается. Молодой работнице сельхозпредприятие предоставило просторную квартиру. В ней уютно и чисто, на подоконниках цветы, на ковре — детские игрушки. Ну а за фасадом…

— С восемнадцати лет мучаюсь с Олегом, — как подруге, тихо жалуется мне Оля. — Учились вместе, был он тогда обходительный, вежливый. Заботился, цветы дарил. Шесть лет с ним встречались, родители нас «разводили», не пускали друг к другу, а я ни в какую. Жили в гражданском браке. Как родился у нас малыш, начал муж к нему ревновать. Мать Олега с детства баловала: один у нее сыночек. Сама выпивала, вот и умерла рано: не выдержало сердце возлияний на новогодние праздники. 

— Часто прихожу с работы в четыре дня, хватаю веник, мою посуду, потом мчусь сына из детсада забирать. Мужа упрекну: «У тебя же выходной, почему обед не приготовил?» Он в ответ: «Что ты носишься, сядь, кофе попей». Ты женщина, ты должна… Слово за слово, и начинается скандал. Дожили до того, что он — единственный человек, которого я боюсь, особенно если выпьет. После последней склоки с рукоприкладством ушла с ребенком к подруге. Вернулась через трое суток забрать вещи. Олег набросился с криком: «Почему дома не живешь?» Только подруга и вызволила... 

Не раз Оля обращалась к участковому. Говорит, тот приезжает по первому звонку, выручает. В последний раз Олега предупредили, что дальше с рук ему пьяные дебоши не сойдут. Думал недельку-другую, а потом собрался и уехал на заработки.

Интересно, как его сын в саду изобразит досуг отца?

Заработал на бутылку

(в библиотеке)

Идет мужичок из соседней деревни в магазин – взять себе и соседу, заскочит и книжки сдать. Звякнут бутылки с вином в пакете. Тянет его поговорить, обсудить книгу, порассуждать. Живет один, бобылем, родные все на том свете. Телевизора нет, интернета тоже, в свободное время читает. В основном боевики — Зверева, Самарова «Спецназ ГРУ». 

— Другие удивляются, что он еще чем-то интересуется, кроме бутылки? — смеется библиотекарь. — Пьяному, понятно, книгу не дам, еще потеряет где-нибудь. Хотя могут и запачканные вернуть. Таким товарищам стараюсь заранее обернуть томик в газету. 

Есть у местных мужиков поговорка: «Последнюю рубашку продай, но выпей». Кто при жене, тот еще держится. А уж если выгнала или не сложилась семья… Еще одна традиция на селе живехонька — за работу платят бутылкой. Пару лет назад была такая история. Приехал в деревню с семьей врач-ветеринар, и сельчане то и дело звали его помочь со скотиной. Беленькой «валюты» набиралось много, и пропал молодой специалист. На работу его теперь никуда не берут. Слоняется по улицам, просит «в долг», только возвращать и не собирается. Пить «с получки» — еще одна неискоренимая традиция.

Красавица из притона

(в РОВД)

— А сейчас посмотрите на пьяницу!

Спрыгивая с подножки милицейской машины, я гадала, какая она. Моя ровесница со звучным именем Элла. Уже дважды побывавшая в ЛТП. 

Заходим. В углу на стульчике сжалась какая-то девчонка в кроссовках, хотя на улице еще подмораживает. Лицо с фиолетово-синим фингалом под глазом прячет за черным капюшоном куртки. Крашеные светлые волосы и контрастно-черные брови, колючий взгляд.

— Сколько лет?

— Тридцать.

— Где была месяц?

— Неважно.

Привезли «красавицу» из притона. Вообще-то участковый был уверен, что она ждет суда под стражей в соседнем районе. Уехала туда со знакомыми, а потом компания учинила грабеж. Разбор полетов показал, что Элла ни при чем – только свидетель. Отпустили, но на работу и не думала возвращаться. Хотя обязана. «Обязанное лицо» — значит есть ребенок, на которого она должна выплачивать деньги. Малышка сейчас у бабушки, отец неведомо где.

— С дочкой видишься? Как маленькая?

— Навещаю. 

Врет. Ее саму, как маленькую, чуть ли не за руку ведут к машине: будучи сильно навеселе, не в состоянии передвигаться. Едем в психиатрическую больницу определять степень алкоголизма, а там привычный круг: комиссия, суд, ЛТП.

— Почему пьешь?

В ответ зло бросила:

— Хочется!

Перехочется, говорят обычно в детском саду. Но мы, кажется, едем в другое учреждение…

Рука ищет нож

(в психиатрической больнице)

В одной из палат лежит пациентка, которая раньше жила за соседней стенкой от Эллы в деревенском бараке. Вряд ли она когда-нибудь покинет это учреждение. А когда-то помогала другим — работала санитаркой. С пациентами побалагурит, все вычистит, вымоет. Там и познакомилась с мужичком. Сошлись, стали жить. Попиваючи. Заводил шарманку он, а бес вселялся в нее. Не раз по пьяной лавочке выгоняла сожителя на мороз в чем был. Случалось, и за нож хваталась, и на соседей кидалась… Однажды не вовремя закрыла в печи заслонку — чудом вытащили ее еле живого друга соседи. Он-то за ум взялся, после того второго рождения, ну и бесед с участковым. 

Потолок закопчен, обстановка в маленькой комнатке бедная. На тумбочке — переносной телевизор с приставкой, который, судя по виду, не раз пытались расколотить. На табуретке — телефон… 

— Шесть телефонов разбила, это я седьмой поставил… И окна вот своими силами поменял, — хвалится «супруг», вставший на путь исправления.

Телефон молчит. 

Поскользнулся

(в деревне)

По субботам в клубе танцы, а у участкового — вторая смена, с четырех вечера до двенадцати ночи. За порядком следить иногда помогают омоновцы. Правда, пьяные гулянки принимают опасный оборот чаще летом, когда приезжают «городские». Зимой же все в основном сидят по хатам. В магазине среди бела дня мужичков не видно вовсе, встретили только трех сельчанок. Одна помогала продавцу заносить ящики с пустыми бутылками. 

Анатолия — завсегдатая торгового объекта, притягивающего как магнит любителей выпить и опохмелиться, — давно на улице не видели. В крещенский гололед сломал лодыжку. Говорит сейчас, что поскользнулся трезвым… Теперь он живет один. Заходим справиться, как дела. 

Рассказывает без тени смущения, как по осени сидели со знакомыми, убивали время за бутылкой. Некстати старуха-мать подняла скандал, мол, сколько можно пьянствовать. А ей в ответ:

— Ах ты зараза, пенсию получила и зажала, родному сыну ни рубля не дала!

Р-раз — смачный удар наотмашь. Звук падающего тела, и тишина.

После в больнице мать пролежала еще десять дней и умерла от третьего инсульта. 

За кусочек колбаски

(в регионах)

Практически в каждой милицейской сводке истории с алкогольным подтекстом. Пожары — раз, отравления — два, ДТП — три, «бытовуха» — четыре, дети без присмотра — пять, суициды — шесть… По информации управления профилактики МВД Беларуси, в республике за январь-февраль этого года 2817 преступлений совершено в состоянии алкогольного опьянения, за прошлый год — 18345. За два первых месяца года 1514 человек направлено в ЛТП, за прошлый год — 6586 человек. 

В Брестской области могут запретить продажу спиртного в ночное время еще раньше. На днях такую инициативу обсудили за «круглом столом» в УВД облисполкома. Пока в Бресте работают три торговые точки, где в ночное время суток алкоголь продается. В юго-западном регионе больше 90 процентов убийц в прошлом году были «под мухой». А в Гомеле по распоряжению председателя горисполкома с 1 февраля по 31 марта уже запретили с 22.00 до 8.00 продавать все виды спиртного, даже шампанское. 

На Витебщине в прошлом году наиболее активно из привычной среды в ЛТП хронических алкоголиков отправляли в Полоцке и Полоцком районе — 95 человек.

— В 90-е годы, когда я только приступил к работе в угрозыске, преступники были дерзкие, много громких дел, бандитизм, — вспоминает начальник Полоцкого РОВД Виктор Воробьев. — Сейчас обстановка поменялась: основная проблема — пьянство и тунеядство. Семьи распадаются: пьяный муж гоняет жену, та хватается за нож. Как итог — его везут на кладбище, ее — в тюрьму. А куда дети? Участковые работают, склонных к злоупотреблению вызывают на советы в общественные пункты охраны порядка, беседуют, уговаривают кодироваться. Но как получить эффект от такой работы, если у зависимого от алкоголя нет желания справиться с этой проблемой? 

С начала года на Полотчине уже произошли два убийства и четыре случая тяжких телесных повреждений. Обе смерти поражают своей нелепостью. Пришел в гости к подруге собутыльник и приревновал ее. Она говорит: «Сейчас возьму нож и зарежу тебя». Тот с пьяных глаз: «А давай, режь!»… А другую сожительницу утром после застолья компаньон задушил, потому что та посмела съесть понравившийся ему кусочек колбасы…

Послесловие

Во время разговора мне вспомнилась подзабытая переписка с трудником полоцкого Спасо-Евфросиньевского монастыря — сюда мой знакомый пытался сбежать от своей пагубной привычки. «Здесь хорошо, спокойно, — делился в одном из писем, — о тебе заботятся и решают все проблемы. Парадокс в том, что все равно из этой тишины и покоя уходят назад. Вот и я засобирался к маме домой. Получил от нее деньги — и все прогулял в кабаке. Оказалось, что непрерывно чисто быть человеком — тяжело».

Участников описанных выше историй (невыдуманных, хотя имена и некоторые детали изменены) можно пожалеть. С другой стороны, замалчивание и жалость этой беде не помогут. Иначе заколдованный треугольник «пьянки—больница—кладбище» на селе продолжит затягивать все больше и больше людей.

yasko@sb.by
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter