В Наровлянском районе киевская автотрасса — граница между чистыми и загрязненными радионуклидами территориями. Мне надо было — на загрязненные...
О ТРАГЕДИИ, случившейся в Наровлянском районе чуть более четверти века назад, сегодня напоминает только мемориал из черного гранита, установленный на берегу полноводной Припяти рядом с главной городской площадью, в память об отселенных деревнях. Ведь авария на Чернобыльской АЭС не только разбросала по всему миру десятки миллионов кюри долгоживущих радиоактивных частиц, но и безжалостно раскидала по разным краям тысячи и тысячи людей, разделив их жизнь на «до» и «после».
В ОСНОВНОМ, конечно же, это были сельчане. О масштабах беды, постигшей в апреле 1986 года здешние деревни, свидетельствуют сегодня названия 38-ми — половины (!) — населенных пунктов района на гранитной плите мемориала — столько их унес в небытие смертельный чернобыльский ветер. Наверное, не ошибусь, если скажу, что наровлянская сторона в сравнении с другими в процентном отношении оказалась в итоге самой пострадавшей. Было ликвидировано три из восьми сельсоветов, пять сельхозпредприятий, выведены из севооборота более двадцати тысяч — свыше половины — гектаров земель. А на селе из 16 400 человек, которые жили там до чернобыльской катастрофы, теперь осталось немногим более трех тысяч. По большому счету, всякая активная жизнь и деятельность человека в южной части района давно уже отсутствует. Так называемая зона отчуждения начинается, если ехать по киевской дороге, всего в нескольких километрах за райцентром и тянется по левой стороне до самой государственной границы. Автотрасса на украинскую столицу не только выполняет свое прямое предназначение. В районе она — своеобразная разграничительная линия между чистыми и загрязненными радионуклидами территориями. По одну сторону — распаханные поля, по другую — знаки, предупреждающие о радиации. «Дорога в коммунизм», как раньше называли наровлянцы шоссе, связывающее их райцентр с городом атомщиков — Припятью, куда они часто ездили за покупками, уже более четверти века вообще перекрыта несколькими рядами колючей проволоки и шлагбаумами. А близлежащие земли теперь относятся к территории Полесского государственного радиационно-экологического заповедника.
ОТСЕЛЕНИЕ людей из радиоактивно загрязненных территорий продолжалось включительно по 2007 год и коснулось каждых двух из пяти жителей Наровлянщины, проживавших там на 1 января 1986-го. Оно, по воспоминаниям тех, кто его проводил, оказалось и самым трудным из мероприятий по ликвидации последствий аварии на атомной станции. Трудным не только в силу больших объемов затрат материальных и финансовых средств, но и прежде всего в силу причин, связанных с психологией человека. Не всем переселенцам удалось прижиться на новом месте. Не все смогли забыть дом, родную сторону, оставленную красоту. Егерь Наровлянского участка заповедника Михаил Стороженко рассказывал, что даже теперь, спустя более четверти века, он, если выпадает случай оказаться недалеко от родной Надточаевки, обязательно побудет и у стоящего там родительского дома. Тянет. Как тянуло в первые годы, даже передать невозможно!
И некоторые, особенно люди пожилые, возвращались, невзирая на смертельную опасность. От местного краеведа Василия Чайки довелось услышать еще об одном похожем случае. Житель деревни Углы, переселенный в Жлобинский район, выдержал на новом месте всего неделю. А затем, погрузив на телегу нехитрые пожитки, отправился в обратную дорогу. Когда же в Наровле у него поинтересовались, что заставило старика вернуться, он ответил: «Делайте, что хотите, но я — лесной человек и жить в поле не смогу». Мужчина поселился рядом с Углами, в Хильчихе. Когда выселили Хильчиху, переехал в соседний Белый Берег, а когда дошла очередь и до этой деревни, остался в ней самоселом, поскольку дальше перебираться не захотел.
Эта история в своем роде уникальная, но не единственная. Живут, например, сегодня отдельные люди и в Гриднях, в некоторых других выселенных деревнях района, где превышены допустимые для человека нормы радиации. Что поделать, это их выбор. Местная власть не только не оставила этих немногих жителей, которые, несмотря на запрет и радиоактивность, вернулись на свою родную землю, как говорится, на произвол судьбы, а еще и наладила доставку в места их проживания продуктов питания, почты. В любую минуту готовы выехать туда и медики.
Справедливости ради еще раз замечу: таких упрямцев единицы. Буквально каждого из них знают лично, — если не работники райисполкома, то уж точно сотрудники зоны отселения и отчуждения по Наровлянскому району, которые строго следят за тем, чтобы в ней поменьше шастали чужие. (К слову, уже одно только появление без специального разрешения на запретной территории наказывается штрафом до тридцати пяти базовых величин.) Большинство же бывших переселенцев теперь посещают родные края, как правило, только раз в году — на Радуницу, когда разрешен беспропускной въезд. И тогда, рассказывал главный специалист зоны по Наровлянскому району Юрий Бычковский, мертвые деревни на несколько дней вновь оживают. Иногда люди едут за тысячи километров только ради того, чтобы увидеть близкие могилы, пару часов походить по бывшему подворью, перекинуться словом с односельчанами. А потом снова на год уехать.
Вот еще одно довольно распространенное ныне в тех краях явление: многих выселенных когда-то и умерших в других краях стариков хоронят, по их просьбам, на кладбищах родных деревень.
В остальное время зона — строго режимный объект, и попасть туда человек посторонний может только по специальному пропуску. Вся территория по тридцатикилометровому радиусу вокруг атомной станции обнесена колючей проволокой, на дорогах, которые ведут в нее, оборудованы контрольно-пропускные пункты, где фиксируются все передвижения людей. И здесь, думается, нет ничего лишнего. К сожалению, этот красивейший уголок нашей страны вот уже более двух десятков лет — не место для прогулок. И, наверное, не скоро еще таковым станет. В некоторых выселенных деревнях радиационный фон и сегодня в десятки раз выше допустимого. Поэтому у каждого сотрудника, связанного с обеспечением жизнедеятельности или охраной зоны и вынужденного бывать на сильно загрязненных территориях, постоянно с собой личный дозиметр, учитывающий каждый полученный зиверт, эти люди регулярно проходят углубленный медицинский контроль.
ЧЕЛОВЕКУ, впервые оказавшемуся по ту сторону колючей проволоки, опоясывающей по периметру тридцатикилометровую зону вокруг Чернобыльской атомной станции, многое кажется поначалу необычным. Вообще, глядя на поселения-призраки, долго не можешь заставить себя поверить, что в них нет людей. Непривычна, например, заполняющая все вокруг и сопровождающая от одной выселенной деревни к другой абсолютная тишина, которую лишь изредка нарушают только крики и стрекотанье птиц. Непривычно видеть, как по деревенской улице спокойно разгуливает стадо диких кабанов, а собачья стая на дороге вдруг оказывается волчьей.
Кстати, большинство дорог, даже проселочных, соединявших раньше выселенные деревни, и сейчас в неплохом состоянии. Ездить по ним можно, не опасаясь застрять где-нибудь в глухом месте, в любую пору. Причина проста: пожары, которые особенно страшны в зоне отчуждения. Во время одного из них сгорело около сотни гектаров леса — из-за того, что дорога оказалась перекопанной, пожарные долго не смогли подъехать к очагу возгорания. После этого случая за состоянием дорог стали следить.
Больше всего угнетают обветшавшие, покосившиеся от времени здания с провалившимися внутрь крышами и зияющими прорезами для окон и дверей. Сотрудники зоны стараются в них не ходить — опасно: полы насквозь прогнили, потолки в любой момент готовы обрушиться на голову. Неприглядность, запущенность бывших человеческих жилищ пытаются закрыть собой поднявшиеся за эти годы деревья. Лес с каждым годом все сильнее сжимает в своих объятиях то, что раньше было людскими огородами и колхозными полями. Глядя на агрессивные гонкие сосны и ели, стройные березы и осины, как-то особенно остро чувствуешь обреченность старых садов, изо всех сил еще стремящихся дотянуть свои изогнутые и покрученные ветрами ветви к солнцу.
В окрестных лесах полно всякого зверья. Несколько лет назад в Наровлянской 30-километровой зоне в районе деревни Довляды появилась даже семья лошадей Пржевальского, пришедшая с территории Украины. Животные прижились, тем более что летом травы хватает, а зимой корма подвозят сотрудники радиоэкологического заповедника. Сейчас на территории зоны, говорили, уже более десятка этих лошадей. Замечен в зоне и медведь, которого в гомельском регионе в последний раз видели двести лет назад. А недавно был обнаружен даже южнокорейский тарантул. Но больше всего за эти годы там развелось волков и диких свиней. Однажды, рассказывали, стадо кабанов десятка в полтора особей пожаловало в саму Наровлю, и местным властям пришлось срочно вызывать на подмогу специальное подразделение, чтобы пресечь такое «свинство».
Эти очень небезопасные места привлекают сегодня не только диких животных, но и некоторых людей, сознательно подвергающих себя и свое здоровье большому риску. Ради чего? Тот же Юрий Бычковский и его коллега Александр Володькин более чем уверены: прежде всего — ради наживы. Конечно, сегодня для мародеров уже нет того раздолья, как в первые после аварии годы, но при желании в покинутых деревнях можно всегда найти что взять. Браконьеров зона притягивает рыбой и зверем, которых здесь, как сказано выше, после ухода людей развелось великое множество. Летом и осенью чаще других, несмотря на устрашающие треугольники и колючую проволоку, на запрещенные территории проникают грибники и ягодники. В прошлом году, к примеру, только сотрудниками зоны отселения и отчуждения по Наровлянскому району было составлено на таких нарушителей три с половиной десятка протоколов. Скольким удалось избежать встречи с инспекторами, неизвестно. Но и таких, по словам работников зоны, тоже немало. Как ни странно, но спрос на дары местных лесов у некоторых, с позволенья сказать, бизнесменов еще существует, а значит, есть и предложение…
ЗОНА отчуждения закончилась столь же резко, как и началась. Машина проехала через шлагбаум — и мы вновь оказались в привычном мире. Тот, оставшийся за нашей спиной, казался уже каким-то далеким и нереальным. Но он существовал и находился совсем-совсем рядом.
Николай ЩЕРБАЧЕНЯ, «БН»
