История Натальи
Но сперва напомним историю самой Натальи. В начале 90-х годов она вышла замуж за француза, уехала в Париж и родила дочь Машу. Однако жизнь не сложилась, так как супруг употреблял наркотики и жестоко обращался с девочкой. После развода, по решению суда по семейным делам, Маша осталась с мамой, и если бы дело происходило в России, так продолжалось бы и по сей день. Но во Франции существует еще и ювенальный суд. Когда Маше было 3 года, ее, по просьбе бывшего мужа, насильно разлучили с мамой, отдали в приют, а затем в приемную семью. И вот уже 9 лет Наталья не может вернуть дочь. Причем это женщина редкой целеустремленности, из тех, кто может горы свернуть. Она 18 (!) раз лично встречалась с Николя Саркози, нынешним президентом Франции, по делу своей дочери. Когда г-н Ширак, будучи президентом Франции, приезжал в Россию, вопрос о возвращении Маши поднимался в беседе с В.В. Путиным. Патриарх Алексий II обратился к кардиналу Франции (а во время своего недавнего визита во Францию – еще и к Николя Саркози) с просьбой помочь воссоединению семьи. Но проблема до сих пор не решена, потому что ювенальная юстиция – это государство в государстве. Она являет собой этакий «правовой Ватикан» и действует по собственному усмотрению.
– В системе ювенальной юстиции, – рассказывает Наталья, – работают судьи по делам несовершеннолетних, сотрудничающие с социальными службами. Их основной принцип – защита интересов ребенка. В законе написано, что ребенок изымается из семьи только в том случае, если его жизни угрожает физическое, психическое и моральное насилие. Но что конкретно имеется в виду, не уточнено. Можно подумать, что подразумеваются побои, издевательства и т.п. Но так бывает далеко не всегда. Парадокс заключается в том, что родитель, жестоко обращающийся с ребенком, нередко остается безнаказанным, а страдает тот, кто ребенка любит и заботится о нем. Причем с этим столкнулась не только я, но и многие другие родители. Когда Маша возвращалась после свиданий с отцом, Патриком Уари, в кровоподтеках и совершенно потрясенном психологическом состоянии, все мои попытки связаться с судьей по делам несовершеннолетних и сотрудниками социальных служб были тщетными. Никто из них не хотел реагировать. И даже когда адвокат принес судье фотографии Маши со следами побоев, а врач написал заявление прокурору, который отправил судье по детским делам указание разобраться в деле, даже тогда судья не начала расследование.
– Почему?
– Потому что она не сочла это необходимым. Хотя прокурор является представителем государства, получается, что он ей не указ. Судья может расследовать дело, а может и не расследовать.
– А как же защита интересов ребенка?
– А вот это-то как раз и непонятно. В ассоциации, созданные во Франции для защиты прав семьи, поступают обращения о вопиющих нарушениях закона судьями и безнаказанности преступников. Например, отец оказался педофилом и изнасиловал своего шестимесячного ребенка. Это неопровержимо показала медицинская экспертиза. Но отец не понес никакого наказания и даже… продолжал общаться с ребенком! Вспоминаю и такой случай. В одну из ассоциаций обратилась за помощью женщина. Ее бывший супруг был начальником тюрьмы. Однажды их пятилетний сын пришел после свидания с папой и рассказал, что тот делал ему больно со своим приятелем Филиппом (который, кстати, работал… психологом в той же тюрьме!). Когда потрясенная мать обратилась к судье по детским делам и показала медицинское заключение об изнасиловании мальчика, судья приказала: «Немедленно заберите ребенка у матери и поместите его в приют, поскольку мать манипулирует ребенком и восстанавливает его против отца».
– И малыша забрали?
– Да! Он сопротивлялся, плакал, но его насильно оторвали от матери и увезли.
Надбавка за отнятых детей
– Но ведь это же противозаконно! Почему же ювенальный суд, который, как нас уверяют, эффективно защищает интересы ребенка, вынес такое странное решение? Это как-то мотивируется?
– Меня, например, обвиняли в том, что я хочу сохранить с дочерью слишком тесную связь и «удушаю ее своей материнской любовью». В деле Маши есть запредельные по своей наглости и цинизму рапорты сотрудников социальных служб, которые не были с нами даже знакомы! Работая в нашей ассоциации и разбирая судебные решения, мы с удивлением обнаружили, что рапорты, составленные на пострадавшие семьи, опять-таки слово в слово повторяли друг друга! Менялись только фамилии и адреса. И мы поняли, что существует некая единая «рыба». Судьи выносят одни и те же решения, обвиняя родителей в «удушающей любви к своим детям»…
– Погодите… Неужели «удушающая любовь» является основанием для изъятия ребенка из семьи?
– Да. Для многих французских судей по детским делам «удушающая, захватническая любовь» – самое опасное деяние, которое может нанести страшный физический и моральный вред ребенку. Например, судья Валентини, четвертая по счету в нашем деле, заявила в разговоре с моим адвокатом, что в 9 случаях из 10 она отнимает детей у родителей именно на этом основании.
– Почему?
– Потому что эффективность ее работы оценивается количеством отнятых детей. Чем больше детей она «защищает» от родителей таким образом, тем быстрее продвигается по служебной лестнице и улучшает свое материальное положение. Получается, что судьи поставляют социальным службам детей, а те, в свою очередь, пишут нужные рапорты, про которые крупнейшие французские юристы Навес и Катала указали в своем докладе министру юстиции, что они всегда негативны и всегда настроены против родителей.
Социальные работники и судьи имеют полную, безграничную власть над судьбой ребенка. Сотрудники социальных служб часто отнимали детей по анонимным телефонным звонкам. Якобы кто-то им позвонил и сказал, что та или иная «семья в опасности».
– Такая формулировка уже введена и в наше законодательство. Кстати, в докладе Навеса и Каталы приводились страшные цифры…
– Да. В 2007 году было уже заявлено, что 50 процентов детей отнято противозаконно.
– А сколько всего детей отнято?
– Уже в 2000 году, по мнению специалистов, их было около 2 миллионов. Сейчас, наверное, еще больше. Если судья Анн Валентини, по ее собственному признанию, отнимает 9 детей из 10, а у нее 200–300 дел, то можете представить, сколько детей по ее милости страдают в приютах и приемных семьях?! А сколько таких судей во Франции?! Система трещит по швам, и власти должны это признать.
«Мы приучаем жить без матери»
– А что внушает ювенальная система детям?
– Ребенка убеждают, что не родители главные в семье, а главные – судья, прокурор, государство. Тем самым фактически подрывается авторитет родителей. Объяснить маленькому ребенку, что такое государство, невозможно, но зато он прекрасно понимает, что такое мама, папа, бабушка, дедушка. А тут ему со всех сторон внушают: «Если родители с тобой плохо обращаются, ты можешь нам позвонить, рассказать о своих проблемах с ними, и мы окажем тебе психологическую помощь». И он невольно настраивается на то, что родители – его враги, которых «добрые дяди и тети» помогут ему победить. Социально-психологический центр, где работают две Машины надсмотрщицы – Асколи и Лефевр, имеет в Интернете свой сайт. Можно зайти и прочитать примерно следующее: «Дорогие дети! Если у вас есть проблемы, если вы недовольны своими родителями, то вы всегда можете прийти к нам по такому-то адресу. Мы вас выслушаем, дадим нужный совет. Вот мальчик такой-то… у него были очень плохие родители…» И дальше приводится масса случаев, где родители представлены просто монстрами! Были ли такие случаи в реальности и откуда их взяли сотрудники центра, неизвестно. Судя по тому, что мы слышим от людей, обращающихся в правозащитные ассоциации, в основном это выдумки и доносы. Но дети-то верят и соответственным образом настраиваются! Не дали, скажем, родители подростку деньги на сигареты. Он пришел к такой «доброй» тетеньке и нажаловался. И это первый шаг в пропасть, потому что тетенька записала адрес, номер телефона, место работы родителей и задала ряд провокационных вопросов. А потом написала рапорт судье по детским делам: «Ко мне обратился САМ РЕБЕНОК! САМ ПРИШЕЛ! Надо бить в набат! Надо его спасать!»
– Предположим, ребенка отобрали. Что дальше? Как действует эта система?
– Ребенок полгода отсиживает в приюте. Больше не положено. После этого его отдают в приемную семью. По-настоящему усыновить ребенка во Франции очень трудно, на это уходит 7–8 лет. Зато взять его в приемную семью легко, а государство тебе еще будет выплачивать деньги. По закону, приемная семья должна находиться как можно ближе к дому родителей, чтобы они могли чаще навещать своего ребенка. Однако и в этом плане наши права постоянно нарушаются. За девять лет, что Маша находилась в первой приемной семье, мне не удосужились сообщить, что это за люди, где они живут, в какой школе она учится. Наоборот, после ее помещения в приемную семью сотрудники социальных служб тут же попросили суд скрыть от меня все эти данные. Сотрудница социальной службы Кислик говорила прямым текстом: «Мы работаем над Машей, чтобы она забыла ваш образ, выбросила его из головы и сердца. Мы приучаем ее жить без матери». Такова установка сотрудников социальных служб: разрушить семью и приучить ребенка жить без родителей.
Во Франции немало семей сексуальных меньшинств. У меня такое ощущение, что классическая семья (мама–папа–ребенок) уже не в моде. Сигален Руайяль, которая баллотировалась в президенты, обещала узаконить гомосексуальные «браки» и предоставить этим парам возможность усыновлять детей. Отнимать у нас и отдавать им!
– Получается, что это такая ювенальная диктатура?
– Мое мнение, что это самый настоящий психологический и моральный террор, беззаконие, агрессия, садизм. Ребенок, проводящий столько времени в насильственной разлуке с родителями, теряет свою личность. Он не понимает, кто он. А система этого и добивается, потому что тогда такими детьми легко управлять и делать из них зомби.
– Да… По сравнению с этим даже сталинское время кажется довольно демократичным. Очень хотелось бы услышать ваши пожелания нашим родителям, депутатам и чиновникам, которые, слава Богу, еще не приняли окончательного решения ввести в России ювенальную юстицию.
– Зная русский характер, я сомневаюсь, что нормальные родители впустят кого-то в дом и тихо, без сопротивления позволят забрать их ребенка. У нас другой менталитет. В России мать и отец еще очень много значат. Поэтому, на мой взгляд, люди, продвигающие ювенальную юстицию в России, должны ясно сказать, что именно они хотят узаконить. Не рассуждать о размыто понимаемых интересах ребенка, которые можно будет потом трактовать как кому в голову взбредет, а конкретно, по пунктам объяснить, что означают интересы ребенка в современном обществе, какие тут опасности, чем наша ювенальная юстиция будет отличаться от западной. А потом надо вынести этот вопрос на всенародное обсуждение, провести референдум. Пусть каждый родитель выскажется по этому вопросу!
