Атомную бомбу в СССР хотели использовать для поворота северных рек

Через два года на месте палаток и времянок, где жили строители, ученые и военные, возник небольшой городок. В те времена он не был обозначен ни на одной карте. Главным элементом самого полигона стало Опытное поле. Оно представляло собой плато в форме круга радиусом десять километров, опоясанное невысокими холмами. Отсюда до административно-жилой зоны полигона было 66 километров. Ранним утром 29 августа в степной городок приехал Лаврентий Берия. Он лично отвечал перед Сталиным за успех ядерного эксперимента. Поговаривают, что заместитель председателя Совмина приехал с двумя списками сотрудников. Один был наградной, второй, на случай неудачи, — для ареста. Так это или нет, доподлинно неизвестно, но цена вопроса была слишком велика. По расчетам американцев, СССР мог создать атомную бомбу не ранее 1952 года. За это время США ушли бы далеко вперед в разработке оружия массового поражения, а этого нельзя было допустить. Первый ядерный взрыв на полигоне произвели в семь утра по местному времени. Руководивший испытаниями Игорь Курчатов сразу после взрыва, застыв, выдал лишь единственное: “Вышло!” Стоявший рядом Берия кинулся всех обнимать. Как вспоминали очевидцы, Лаврентий Павлович обнимал и целовал их в лоб и, словно в трансе, шептал: “Было бы очень большое несчастье, если бы не вышло...” На следующий день на имя Сталина ушел доклад, написанный лично Берией и подписанный также Курчатовым. Вся научная группа, работавшая над созданием оружия, получила ордена и медали. Ряд ученых были удостоены звания Героя Социалистического Труда, Сталинских премий, многие получили дачи под Москвой и автомобили “Победа”, а Курчатов — автомобиль “ЗИС”. Руководитель атомного проекта Берия был награжден орденом Ленина.

В  разные годы на Семипалатинском полигоне проходили службу и наши земляки. К сожалению, многих из них уже нет в живых. Подполковник в отставке Александр Сидорович сейчас живет в Минске, работает в системе образования. В 1976 году после окончания Рязанского высшего военно-инженерного училища служил на полигоне командиром взвода, роты, замкомандира части, старшим инженером-испытателем. Рассказывает, что поначалу очень трудно было привыкнуть к здешнему климату. Летом жара до плюс 40 градусов, зимой — такой же минус, да еще с ледяным обжигающим ветром. Службу несли в режиме строжайшей секретности. Даже в штабе запрещалось произносить слово “взрыв”, а только “явление”, не “заряд”, а “изделие”, не “испытание”, а “работа”.

— О том, чем нам предстоит заниматься, я узнал только по прибытии в часть, — продолжает свой рассказ Александр Сидорович. — Нас вывели на бетонный плац. Шли обычные занятия, на дворе стояла хорошая погода, светило солнце. И вдруг в какой-то момент земля под нашими ногами стала ходить ходуном, как будто вся она состояла из пружин и шарниров, которые разом пришли в движение. Жуткое впечатление. Потом я узнал, что в этот момент примерно в 40—50 километрах от нашей воинской части проводилось очередное подземное испытание ядерного заряда.

Выпускник Военно-инженерной академии им. Куйбышева Леонид Майоров был свидетелем и непосредственным участником около 100 испытаний. В большинстве своем они были похожи друг на друга и ничем не выделялись. Но одно из них крепко врезалось в память. Вот фрагменты из воспоминаний Леонида Семеновича:

— 22 ноября 1955 года на полигоне испытывалась первая в мире термоядерная (водородная) бомба мощностью 2—2,5 мегатонны. Ее сбросил самолет-носитель Ту-16. Выжидательный район, где находились участники испытания, располагался на расстоянии 75—80 километров от эпицентра взрыва. Неподалеку от нас находился жилой городок. От взрыва в некоторых его домах повредило межкомнатные стены. На Семипалатинском мясокомбинате выбило половину стекол, и это за 150 километров от взрыва. Световая вспышка наблюдалась на расстоянии сотен километров.

В течение еще нескольких лет на полигоне периодически испытывали заряды мощностью 600—700 килотонн. В такие моменты жители городка выходили из домов, открывали окна, рамы закрепляли клиньями во избежание повреждения стекол. Маленьких детей укрывали одеждой, чтобы они не смотрели в сторону Опытного поля. 

Некоторые испытания все же отличались от типовых и носили так называемый мирный характер. Для таких взрывов использовались заряды с минимально возможным содержанием в них урана и плутония. К примеру, всем известна кампания, развернувшаяся в свое время в СССР по повороту северных рек на юг, в засушливые районы страны. Для этого планировалось использовать термоядерные заряды. Первые опыты провели на Семипалатинском полигоне. Там были взорваны три небольших по мощности заряда, заглубленные таким образом, что после взрыва получилась траншея с высокими стенками. После снижения уровня радиации ее можно было обработать и получить небольшой канал. К счастью, дальше этих опытов дело не пошло. Идея поворота северных рек встретила ожесточенное сопротивление многих ученых и ее свернули.

— Еще один взрыв в “мирных целях” провели на территории Казахстана в месте слияния рек Шаган и Ащи-су, — вспоминал Леонид Майоров. — Стена воронки, образовавшаяся после взрыва, послужила плотиной, выше которой образовалось водохранилище длиной более пяти километров. Местные власти были очень довольны полученным результатом. А мы в этом водохранилище потом купались и ловили рыбу.