Я помню лица солдат, которые нас освободили

Говорят, что мы, дети войны, лишены детства. Не совсем так. Просто оно у нас было военное. То, что сегодня кажется немыслимым, для нас было обычным. Игры у нас, например, были сообразные времени и обстоятельствам. Весной 1944–го мой 11–летний брат пас корову на болоте. Неподалеку немцы вели торфоразработки — вывозили торф по узкоколейке на ближайшую станцию Седча. Брат мой вставил железнодорожный костыль в стык рельсов. Мотовоз с торфом, понятное дело, перевернулся. Брат бросился по болоту наутек. Вдогонку строчили автоматы. Удивительное дело, как нашу корову–кормилицу не убили?! Дома Лешка рассказал маме о произошедшем. Она тут же подстригла его наголо, переодела и спрятала в сарай. Скрывался он там несколько недель. А корова — молодец — сама пришла. Всю жизнь мы с братом этот случай вспоминали. Без героизма: как обычную детскую шалость.

...Когда налетали немецкие самолеты, мать выбегала вместе с детьми из хаты и пряталась в картофельной ботве. Малышей крепко к себе прижимала, а детей постарше отталкивала, разгоняла по полю. Тогда нам это казалось жестокостью: зачем она наших братиков отталкивает? Много лет спустя поняли: делалось это для того, чтобы если кому суждено погибнуть — так не всем.

День освобождения Белоруссии я отчетливо помню: будто в сказке появились на деревенском гостинце танки. На броне густо сидели солдаты, я до сих пор помню их пыльные и обветренные лица. Мы, ребятня, были в тот день по–настоящему счастливы: нас угощали сахаром и поднимали на руки. Но радость была недолгой. Осенью 1944–го заработал райвоенкомат, стали рассылать похоронки на всех погибших начиная с 1941–го. Пришла беда, к сожалению, и в наш дом. Отца своего мы, дети военного лихолетья, помним лишь по выцветшим довоенным фотографиям...