— Владимир Николаевич, было время, когда вас иначе как автором “деревенской прозы” и не называли. Сегодня, когда такое непростое экономическое лицо у российской деревни, вы продолжаете писать о людях села?
— И пишу о деревне, и часто бываю на родной вятской земле. Хорошо знаю теперешнее состояние дел. Да, не так все радужно. Но и не так печально, как казалось еще вчера. Есть движение. Люди, иногда нутром ощущая просчеты власти, стали меняться, стали более самостоятельными. Хочешь выжить в сегодняшних условиях — избавляйся от социального иждивенчества. Пошли по глубинке благотворные ветры. Есть множество непьющих семей, настоящих хозяев, которые сопротивляются сложностям быта. И другая психология формируется даже у грабительских купчишек. Они перестали до конца уничтожать то, за счет чего кормятся. Потому и фермерство расцветает, и крупное сельскохозяйственное производство становится на ноги. В Беларуси, к счастью, все это после нашего общего развала случилось гораздо раньше. А все почему? Сумели оказать сопротивление либерализму.
Из поездок своих я привожу убеждение, что село наше не погибнет, выстоит.
— В давней повести “Живая вода”, полной юмора, иронии, грусти, гротеска, вы высказали надежду, что русского мужика еще можно исцелить от нравственной деградации, от беспробудного пьянства. А сегодня у вас осталась эта надежда?
— И осталась, и буду жить этой надеждой, думаю, и дальше. Оглянитесь на прошедшие полтора десятилетия. Советский Союз, Объединенный Варшавский Договор, Совет экономической взаимопомощи... Ничего не осталось от этих столпов, диктовавших мировые цены. Ничего не осталось от идеологии, отлитой в бронзе. Значит, если судить с точки зрения многовекового развития, псевдожизненными были эти исторические наросты. Они и создали множество проблем, которые и слабые, и сильные люди глушили водкой. Но сегодня, когда я смотрю, как крепнет церковь, у меня все больше появляется веры и надежды на перемены.
— Если человек прятался за стакан с понятной “водицей”, тогда, вероятно, водка — еще и уникальное средство защиты деревни, мужика от тех грозовых дождей, что из ближних и часом страшных, в городах растущих облаков льются?..
— Водка — наркотик, который помогал и помогает не видеть беды. Такие, что и самому не разрешить, в одиночку из них не выкарабкаться. Что остается? Не в петлю же лезть.
— Интересный у нас разговор получается. Стремимся нотку оптимизма внести, а на деле...
— Я оправдываю пьющего человека. Так и было на Руси во времена передряг. Если не в церковь человек шел, то непременно в кабак. В этом выражалась идеология отрицания определенных общественно-политических явлений. Мужик со стаканом в руке бастовал.
— А если середину какую-то найти? Неужели нельзя и нечто созидать, для потомков стараться, и рюмочку-другую себе позволить?.. Словом, культурное питье — оно и есть культурное.
— Рюмочку-другую, наверное, можно. Но вот с определением культурного питья давайте поосторожнее. Пропаганда его — мерзейшая из пропаганд. Загляните в исторические святцы. Перед Первой мировой войной Россия была почти исцеленной. Второй раз противостояние обострилось в перестроечные годы...
— А как же с виноградниками обходились, разве это можно назвать борьбой с пьянством?
— Да не все так было, как нам сейчас рассказывают, повесив всех собак на Лигачева. Ведь сами виноградари, в особенности ученые, убеждали сменить виноградные рощи. Многие из них давно не пересаживались. Из растений наши виноделы выжать старались по максимуму, невзирая на то, что плодоносность уже падала. Терялись качество, вкусовые свойства... Вот и начали вырубать плантации изможденного винограда.
— Разговор о литературе превратился у нас в беседу о пьянстве...
— Но это тема из тем, та, для которой и жизни, что в литературе, что в политике, не должно быть жалко. Я часто встречаюсь с теми, кто отважился и бросил пить. В больших городах России много последователей Геннадия Шичко...
— Это же наш земляк, родился в деревне Груд под Минском. Кстати, туда иногда и приезжают “оптималисты” — его последователи.
— Очень важно бороться с пьянством в среде своих же, тех, кто сам прошел через кромешный ад. Одному сражаться трудно. Должны помочь или церковь или семья.
— В рассказе “Янки, гоу хоум!” вы все беды, разрушающие нравственные высоты личности, обозначили четко: сексуальная свобода, цинизм, прагматизм, “масскультура”. Но сегодня для общества в абсолютной своей массе это вроде и часть обычной жизни. Да и сомневающемуся человеку выдержать натиск такой лавины непросто...
— Нет, я бы не сказал, что общество наше катастрофически катится в лоно всех бед. Да, они властны над человеком, показывают свою силу. Но не надо кликушествовать. Стоит только оглянуться и разобраться, по какой дороге идти, какой выбор посоветовать сделать своим детям. Мерзости всегда в жизни хватало, чтобы проявить слабину. Хватит того, что сверху оболванивают, зачем же самому поддаваться, катиться вниз.
— И все-таки поиск идеала в жизни сменен сегодня устремлением к достижению материальных благ. Да, идеал — притягательная красота жизни. Но как обойтись без благ, без материальной обеспеченности? Можно ли совместить все это и не пострадать, остаться личностью?
— Люди забыли о таком понятии, как достаточность. Машины, дачи, коттеджи — все вроде бы человеку надо. Но ведь издревле в христианстве существовало понятие ограничения потребностей. Мне, кстати, в какой-то степени нравится буддизм в своем первозданном виде. Эта религия учит человека и горстью риса обходиться, что не мешает мыслить, развиваться духовно.
— Разговор для бедных: радуйтесь, выходит, тому, что есть, довольствуйтесь малым...
— Зря вы так. Разговор о достаточности, об ограничении потребностей — то, что не лишним будет и богатым людям услышать. Оглянитесь во времена прошлые. Вятские купцы создают банк общественного презрения, не жалеют заработанных денег для бедных, нищих. А купец Филатов, а Савва Мамонтов... Да они нищими из жизни уходили, отказавшись к закату своему от капиталов. Деньги — категория таинственная. Но закон их приобретения прост донельзя: если у тебя сегодня много, значит, у кого-то их отняли.
— Вам приходилось слышать такое выражение: “Если ты умный, почему такой бедный”?..
— Сплошь и рядом. Но и правды в нем немного. Деньги нужны только для облаготворения. Другого смысла в них нет. Кто не понимает этого — тот вряд ли проживет праведно. Забыли мы про слова апостола Павла о равномерности, о справедливом разделении благ. И если где-то звучит эта мысль, то она скорее напоминает глас вопиющего в пустыне.
— “Прощай, Россия, встретимся в раю” — повесть, в которой вы показали агонию деревни конца ХХ века, звучит как приговор...
— Нет, разумеется, это не приговор. Возможно, повторяюсь, но не смотрю я на жизнь с пессимизмом. Для разрядки расскажу вам мини-анекдот. Приходят в один и тот же коллектив. Спрашивают у пессимиста: “Как дела?” Отвечает: “Хуже некуда”. Задают тот же вопрос оптимисту. А он говорит: “Есть куда двигаться...”. Или вот такое предание. Увидел старец спокойно сидящего бесенка. Спрашивает: “Почему сидишь?..” — “Люди сами все делают — пьют, обманывают...” Через какое-то время заметил старец, что бесенок суетится, бегает, нервничает. Опять заговорил с ним. “А люди стали думать о спасении, не знаю, как помешать им”. Когда мы укрываемся одеялом греховных страстей, бесы отдыхают.
— Владимир Николаевич, а за событиями в Беларуси вы следите?
— И слежу, и при первой же возможности соглашаюсь на поездку в Минск. В свое время очень был дружен с народным писателем Беларуси Иваном Чигриновым. Знаю, что создана новая писательская организация — Союз писателей Беларуси. Когда приезжаю к вам, очень люблю ездить в метро, в общественном транспорте. Лица у минчан — светлые, яркие, запоминающиеся. Нет в глазах серости.
Отрадно, что Беларусь — такой стойкий форпост рядом с Россией. Внимательно следил за последней встречей Александра Лукашенко и Владимира Путина. Конечно же, для нашей общности много значат договоренности о равных правах для белорусов в России, россиян в Беларуси. В истории часто случаются большие и малые неприятности. Беды одного поколения провоцируют тяжелую жизнь для идущих следом. Но как-то славянам всегда удавалось выкарабкаться из плохих времен. Была эпоха Византии, принесшая много добра. Затем — время Московской Руси. Сегодня, вероятно, пришел тот час, когда справедливость по отношению к нашим народам восстановит Союз Беларуси и России. Пришел черед его спасительской миссии.
