"Выживем над Лучесой, дойдем до Берлина"

Обычно, начиная рассказ о войне, говорят: "В тот день мы взяли такой-то город" или "Особенно тяжелые бои были под деревней..." А что делать, если все стратегические объекты за несколько месяцев боев - высотка, траншея и старое кладбище? И тысячи человеческих жизней, положенных за такую "мелочь".

А дивизия, пройдя от Москвы до Белоруссии, потеряла 75 процентов личного состава. О событиях, произошедших в Витебском районе недалеко от речки Лучеса, вспоминает ветеран Великой Отечественной войны, бывший комсорг 965-го стрелкового полка 274-й Ярцевской дивизии Николай ДУБРОВСКИЙ. Он же принес в редакцию и воспоминания своего друга, который также участвовал в боях на Витебщине.

В начале войны я и еще пять комсомольцев-добровольцев из нашего села Березовка пошли в Красную Армию. Все поступили в Иркутское авиационное училище. Самолетов тогда было мало, и меня направили в 267-ю стрелковую дивизию командиром отделения. Участвовал в Сталинградской битве, был ранен и контужен, вступил в партию, послали учиться. После окончания Горьковского военно-политического училища отправился на фронт под Смоленск. После - в Витебский район. Помню, в Смоленске кадровик, отдавая пакет с личным делом, сказал: "Доберетесь до Лиозно, дальше - Иванькино, за ним на поле два подбитых немецких танка. Справа, в лесочке, на указателе увидите надпись: "Хозяйство Шульги". Вам туда. Шульга - командир вашей 274-й дивизии.

Роща смерти

Лесок, рядом с которым находился наш командный пункт, солдатики прозвали "Рощей смерти". Враг был не только впереди, но и по бокам, так что рощица была как на ладони и простреливалась со всех сторон. От передовой отделяло поле, добраться до первых окопов днем и вернуться назад было равносильно подвигу. Передвигались только ночью. Меня назначили комсоргом 3-го батальона. Штаб батальона располагался в блиндаже, отвоеванном у фашистов. Там мы и жили вместе с замполитом, майором Рузиным. Освещалось наше убежище отобранным у фашистов телефонным кабелем. Поджигали его, он потихоньку коптил.

Как-то, спустя неделю после прибытия, удалось мне помыться. Сижу в нашем блиндаже, заходит Рузин, с которым мы уже успели подружиться, смотрит на меня удивленно, спрашивает: "Кто такой?" Говорю: "Комсорг батальона..." Рузин меня чистого сразу не узнал! Водой умывались из воронки от бомбы. Когда подтаяло, обнаружили на дне два немецких трупа. Трупы убрали и продолжали умываться.

Через две недели ожидания поступил приказ выйти на передовую и пойти в наступление. 28 февраля 1944 года с большими потерями захватили траншею немцев. На следующий день фашисты траншею отбили. В этом бою мы потеряли около ста человек.

Командование дает новый приказ: грызть землю, но взять рубеж обратно. Людей почти не осталось, и я получил задание от замполита полка пойти в тылы собрать всех, кто мог держать оружие. Ночью кое-как перебрался через речку Лучесу и вскоре привел к командирскому блиндажу практически новую роту. Состав "новобранцев" был разношерстный - от поваров до парикмахеров. Траншею взяли все-таки в первых числа марта и больше ее уже фашистам не отдавали. Вскоре меня назначили комсоргом полка.

Бои под Лучесой не принесли ни наград, ни званий, ни трофеев, только братских могил прибавилось. Командир соседнего полка Петр Викторович Додогорский, проводя митинг, сказал: "Выстоим на Лучесе, встретимся в Берлине". Дошли до Берлина, Додогорского назначили заместителем коменданта города. Идет прием. Заходит подтянутый красавец сержант, отдает честь и докладывает: "По вашему приглашению прибыл". Заместитель коменданта пожал плечами: "Я вас не вызывал..." Сержант отвечает: "Как же так? На Лучесе на митинге говорили: "Встретимся в Берлине..." Вот я и пришел на встречу". Петр Викторович позвал адъютанта, тот принес фляжку, налили, выпили, обнялись.

С чистой совестью утверждаю: солдаты и командиры 274-й Ярцевской дивизии дрались яростно. Героизм был массовый. После прямого попадания вражеского снаряда наш командный пункт был разрушен. Командир роты связи и телефонистка погибли. Несмотря на ранение и контузию, связистка Аня Филимонова 9 раз выходила на линию, чтобы под пулями соединять провода, оборванные осколками снарядов. В последнюю вылазку ей не повезло. Раненая, истекающая кровью, она и не помнила, как ее перевезли за Лучесу в госпиталь. Выжила. Домой вернулась в 1946 году без ноги.

Самой дорогой наградой за время войны для меня стали не боевые ордена, а грамота, выданная 13 марта 1943 года, - "За личный героизм, проявленный в боях с немецко-фашистскими захватчиками и умелую постановку комсомольской работы в полку".

В боях у Лучесы мы познакомились с лейтенантом Христофором Махиным. Только звали мы все его почему-то Сашей. Саша был командиром роты, мы сразу стали друзьями. Единственный однополчанин, с которым встретились вскоре после войны, в 1947 году. Потом был большой перерыв, долго не общались и только лет десять назад вновь завязали переписку. Махин из Москвы прислал мне свои воспоминания о боях под Витебском. К сожалению, за последний год не получил от него ни одного письма, дозвониться тоже не могу. Может быть, и в живых лейтенанта уже нет.