Чтобы строить будущее, надо помнить о прошломИзбирательная кампания в нашей стране в самом разгаре. Печатаются программы претендентов, звучат заявления, стараются политтехнологи... При этом, как мне кажется, некоторые забывают саму суть выборов, отраженную в известном афоризме: политика есть концентрированное выражение экономики. А что претенденты могут противопоставить нынешнему курсу на развитие крупного промышленного комплекса, ставке на интеллект, интеграции с Россией — да и возможна ли тут альтернатива?
Об этом и многом другом — интервью с Вячеславом Францевичем Кебичем, последним председателем Совмина допрезидентской Беларуси.
— Вячеслав Францевич, мне хочется спросить вас о странном — и страшном — политическом парадоксе, когда власти не хватало власти. В начале 90–х Беларусь была ввергнута в экономический и социальный кризис, чуть не погубивший всю промышленную инфраструктуру, — да что там говорить, весь накопленный потенциал белорусов, — а это и квалифицированная рабочая сила, и наука, и высокоразвитое производство... Наверное, вам как никому другому довелось испытать весь трагизм власти, стоявшей в одном шаге от безвластия...
— Да, распался СССР, и это было главной причиной экономической разрухи. Хотя справедливости ради следует сказать, что Беларуси удалось, в отличие от других республик бывшего Союза, избежать больших социальных потрясений, остановки производства. Конечно, необходимо было реформирование власти, правительства, принятие других кадровых решений. И только так можно было двигаться вперед...
А теперь о власти. Я ушел спокойно, без шума. Вечной власти не бывает. Но было все–таки нелегко. Ведь не один год был у руководства страной. Но тот выбор народа, в 1994 году, я постарался воспринять спокойно – народ, по большому счету, всегда прав.
Я не стремился к власти. Мною двигало желание принести пользу народу. Поднимаясь по ступеням вверх по карьерной лестнице, не пропустив ни одной из них, я подошел почти к наивысшей точке властной пирамиды того времени. Почти — потому что вначале Дементей, а затем и Шушкевич, будучи председателями Верховного Совета, считали прежде всего себя руководителями государства. Но фактически не являлись таковыми, поскольку у нас была в тот период парламентская республика. Тем не менее они и мне как председателю правительства не помогали, а порой и не давали в полной мере управлять страной, расстановкой кадров, принимать окончательные социально–экономические и внешнеполитические решения.
Я, по большому счету, не имел никакого административного и юридического права для освобождения от должности нерадивых кадров. И еще вспомните. Чуть ли не каждое заседание Верховного Совета начиналось с заявления «Кебича в отставку!» А ведь спрашивать надо было не только с меня, но и с тех, кто возглавлял Верховный Совет, точно так же, как и с депутатов. Их было 360, и они принимали решения. Говорю только это не в свое оправдание, правительство практически было безвластное.
По–доброму завидую нынешнему руководству Совмина, которое, действуя в условиях президентского единоначалия, может спокойно, системно и — главное! — результативно работать. Мне очень нравится, что перевернута страница скандалов и конфронтаций между ветвями власти. Сегодня невозможно представить ситуацию, когда какой–нибудь депутат–бузотер, руководствуясь только личными амбициями, мог парализовать работу всего Правительства. Бездарно расходовалось время, сжигались нервы, страдало дело... И все из–за каприза людей, которые занимались саморекламой. Еще раз повторю, что величайшей заслугой А.Г.Лукашенко явилось построение такой государственной модели, при которой все ветви власти получили возможность работать дружно и в едином, государственном контексте.
Руководители предприятий, колхозов, совхозов, так называемые, как их окрестили малоопытные и эмоциональные политики тех лет, «красные директора» и «красные помещики», ходили под прессом непонятного своего положения. Потому что фраза Горбачева «вы их снизу, а мы их сверху» поставила многих в тупиковое положение. И в этот момент Белорусский народный фронт заявил, что готов взять власть. Случись это, та разруха, которая была при развале Советского Союза, могла бы закончиться у нас гражданской войной. Обстановка была очень сложной... И я не жалею, что мне пришлось уступить власть человеку, который нормально шел к этому своим путем. Хочу напомнить. В своем обращении перед уходом в отставку мною было сказано: «Я уважаю выбор своего народа». Этого принципа придерживаюсь и по сей день.
— Вячеслав Францевич, вы чуть–чуть предвосхитили мой следующий вопрос, упомянув «красных директоров». Но ведь были же причины у народа для негативного отношения к ним. В то время прибывали в нашу страну представители МВФ и Всемирного банка и требовали от Беларуси проводить политику отказа от крупных промышленных производств, считая их неэффективными. Не кажется ли вам, что многие «красные директора» уже готовы были подписать контракты с иностранными компаниями, причем рабочие места для всего коллектива в этих контрактах не предусматривались...
— Но этого же не произошло. Стране удалось избежать написанного для нее разрушительного сценария, хотя давление оказывалось сильное. И теперь, и тогда мне было абсолютно ясно, что ни тракторный завод, ни МАЗ, ни другие наши крупные предприятия иностранным компаниям не нужны. Им вообще не нужны конкуренты на территории Беларуси. Задача стояла простая — развалить и подмять под себя наши заводы и фабрики, которые находились в сложнейшем финансово–экономическом положении. На их месте появились бы выгодные для иностранцев производства, в том числе, не исключаю, и вредные... Но что стало бы с экономикой, с нашим народом?
...Сегодня и Россия, да и некоторые другие государства постсоветского пространства поняли, что разговоры разговорами, а дисциплина и порядок нужны. Главное, наконец–то народ в массе своей понял, что демократия — это не разгул. Демократия — это право поступать только в соответствии с тем законом, который действует в стране. Уход от закона, выход за пределы правового поля — это анархия. Поэтому сегодня у нас идет правильный процесс.
— Кардинальным решением в то смутное время была ставка на интеграцию с Россией. Сегодня правильность этого курса не берутся оспаривать даже противники действующего Президента, более того, они ездят в Москву в поисках поддержки. Но политика не делается с белого листа, и у нынешних оппозиционеров имеется своя кредитная история... Но возвращаясь в прошлое — почему, например, Договор об объединении денежных систем двух стран, который вы собирались заключить с российским премьер–министром Виктором Черномырдиным, так и не был подписан?
— У меня с Черномырдиным было полное понимание. Тогда главное было — экономическое объединение. Договаривались только об одном — сделать единым платежным документом Беларуси и России рубль. Для установления его эквивалентности мы с главой Нацбанка Богданкевичем приехали в Москву. С той стороны участвовали Черномырдин и председатель Центробанка Геращенко. Сидим мы за столом, уже все вроде решено, осталось последнее: с какого числа вводим действие этого рубля. И вдруг входит заместитель российского премьер–министра Шохин, отвел Черномырдина в сторону и что–то ему прошептал. Тогда Черномырдин отзывает меня и говорит: «Слушай, по–моему, у нас ничего не получится. Насколько мне стало известно, твой Богданкевич не подпишет этот договор».
Я побледнел — надо говорить откровенно, это была одна из моих козырных карт накануне президентских выборов. Тогда я спросил у Геращенко: «Вы согласны подписать?» «А зачем же я здесь нахожусь?» — сказал тот. А Богданкевич ответил: «Нет, я подписывать не буду». И на этом переговоры об объединении денежной системы были прерваны. Скорее всего, это произошло потому, что Богданкевичу последовало такое указание от Шушкевича, поскольку Нацбанк подчинялся тогда Верховному Совету, а не правительству. А Шушкевич постоянно маневрировал. Одним он старался внушить, что выступает за крепкое государство, другим – что главное для него «европейский выбор»...
А сегодня решать вопрос об объединении валютных систем намного труднее. Его надо тщательно проработать, с тем чтобы не навредить нашей экономике. Ведь у нас разные массы денег. К примеру, по нашему договору с Черномырдиным не ставился вопрос о едином эмиссионном центре. Тогда предусматривались квоты каждой республики в зависимости от своего экономического потенциала. Ни одна из сторон под контролем двух банков не имела права превысить свой лимит.
— Давайте вернемся к политике. Как вы оцениваете программы претендентов на власть?
— Сегодня я слежу за выступлением кандидатов в Президенты от оппозиции и ни от одного из них не слышу, как он видит будущее экономики. Первые их шаги — это поцелуи на Западе. Скажем, один из них едет к литовскому премьер–министру Бразаускасу. Что ты возьмешь у Бразаускаса для того, чтобы внедрить в Беларуси? У нас с Литвой совершенно разные приоритеты. Ты иди с народом нашим советуйся, с крестьянами, рабочими, руководителями, учеными. Другой кандидат чуть ли не целуется с фрау Меркель, канцлером Германии. Ну как же он не понимает, что нельзя человеку, который собирается управлять целой страной, искать поддержку у тех, кто явно не хочет сегодня, чтобы Беларусь вырвалась вперед. Меня это потрясает.
...Меня могут спросить — почему нынешний Президент участвует в выборах? А кому сегодня из тех, кто претендует на власть, можно ее отдать? Это же значит развалить то, что уже сделано. Для меня ясно: если нынешние претенденты едут советоваться, как управлять, к Меркель, Качиньскому и т.д. — то считайте, что они Беларусь уже продали...
— Позвольте задать вопрос личного характера — что вы делаете сейчас? Пишете мемуары? Занимаетесь бизнесом?
— Я не стою в стороне от экономических проблем. Работаю в торгово–финансовом союзе, мы помогаем предприятиям находить рынки сбыта, источники сырья, инвестиции. К своему юбилею готовлю публикацию воспоминаний. Это полемическая книга, которая, может быть, кого–то затронет не только с положительной стороны. Не хотел бы никого обижать, главное, чтобы на моем опыте научились другие. Считаю, что самое страшное в жизни человека — это подхалимаж. Меня в свое время окружало много подхалимов, неискренних людей... Научиться отличать человека, который искренне хочет тебе помочь, от подхалима, к великому сожалению, мне не всегда удавалось.
— У книги уже есть название?
— Я не хотел бы его раскрывать сейчас, потому что иногда в названии книги кроется интрига самой книги.
— Что ж, подождем. Спасибо за беседу.
