Вы чье,старичье?!

Триста тарелок
-- По образованию я инженер-гидротехник. Но когда десять лет назад переехала жить с Украины в Петриков – так сложилась моя судьба – по специальности работы не нашла. И мне предложили стать директором дома-интерната для престарелых. Сначала хотела отказаться, а потом подумала: это как дома. Не три чашки-тарелки, а триста, только и всего…
 Директора интерната, Ирину Ковшун, живущие здесь старики называют «дочечка». На ее попечении – 310 человек, две трети из которых уже очень редко поднимаются с постели. Ветераны войны и труда, инвалиды Великой Отечественной, первой и второй групп. Люди, прожившие жизнь такую длинную, что их молодость сегодня – далекая история. Есть среди подопечных Ирины Петровны люди религиозные и убежденные атеисты, с высшим образованием и те, кто когда-то с трудом получил аттестат базовой школы. Все они приходят в комнаты интерната с документами, где лаконично значится: «пенсионер». Их жизненные истории сотрудники узнают не сразу: старики рассказывают о себе, когда проникаются доверием к людям, которые за ними ухаживают.       
-- Самое приятное в нашей работе – общение с людьми, -- говорит фельдшер Нина Аксенова. – И самое сложное – тоже общение с людьми.
-- Если санитарок мы еще можем выбирать: подходит – не подходит для этой работы, то с квалифицированными кадрами – медсестрами, фельдшерами – как говорится, бери что дают, -- рассказывает директор. -- Врачей своих у нас и вовсе нет: приходят по договору из местной больницы.
 «Не доживают, а живут»
-- Мне не нравится слово «доживают», которое обычно почему-то произносят журналисты, -- говорит Ирина Петровна. А опыт общения с прессой у нее имеется: дом-интернат под ее началом стал одним из лучших среди подобных заведений в республике. –- Они не «доживают», они здесь живут.
-- И все же не страшно вам, молодой женщине, постоянно сталкиваться со смертью? Такое ежедневное «memento mori» не каждому по силам…
-- Страшно? Нет. Тяжело – да. Когда умирает человек, с которым общался каждый день на протяжении многих лет -- это всегда тяжело. С умершими прощаются у нас в ритуальной комнате: придут бабушки, посидят, батюшку позовут – как положено. А за гробом идти у нас не принято: тяжело это нашим старикам и физически, и морально, да и живым – живое. 
Не только похороны собирают обитателей Копаткевичкского дома-интерната за накрытым столом. Празднуют тут даже… свадьбы. Бывает, прожили всю жизнь в десятке километров друг от друга, а встретились здесь. И стали жить вместе – в этом случае семье выделяется комната. Что могут дать друг другу люди в таком возрасте? В первую очередь -- моральную поддержку. Новоиспеченная «ячейка общества» обходится без ЗАГСа, живет, так сказать, гражданским браком, но прочие жители интерната вскоре начинают называть обоих одной фамилией, чаще -- фамилией мужа. Любви все возрасты покорны: Антоновы – Екатерина Гавриловна (по паспорту Чернова) и Иван Макарович познакомились в интернате, хотя всю жизнь прожили в соседних поселках.
-- Он молодейший за меня, ему 82, а мне ужо 86, -- певуче, как говорят на Полесье, рассказывает Екатерина Гавриловна. И со вздохом добавляет: -- Я и не думала, что столько проживу!
 Многие жители интерната сами хотели попасть сюда, когда стало ясно: возраст берет свое.
-- Семь лет уже здесь, -- рассказывает Сергей Авдеевич Харитонов. – Детей у нас с жинкой нет, вот когда на девятый десяток дело пошло, мы удвоёх сюда и пришли. Здесь хорошо: сыт, одет, обут. Не скучно: есть с кем и в шахматы поиграть, и в картишки.
Сергей Авдеевич прошел всю Великую Отечественную, и оставил свое имя в Берлине на стене Рейхстага. По коридорам интерната он ходит при орденах.
-- В комнатах у нас по два – три человека, -- рассказывает Ирина. -- Мы стараемся разместить наших подопечных психологически правильно. Хотя это не всегда просто. Бывает, человек за год сменит пять-шесть комнат, и все никак не уживется с соседями. Психологов у нас, к сожалению, в штате нет, но за столько лет мы и сами стали психологами.
Старость и радость
Месяц проживания одного человека в доме-интернате обходится в более 650 тысяч рублей. На содержание стариков уходит большая часть их пенсии. Хотя некоторая сумма выдается им на руки: 25 процентов ветеранам войны, 10 – прочим пенсионерам. В полный пансион входит четырехразовое питание, одежда и обувь. К слову, весьма добротная и -– не одинаковая, поскольку поступает из разных источников: по договорам с фабрик, из благотворительных организаций и как спонсорская помощь. Можно выбрать.
-- В начале 90-х бывало, приезжает мужчина на шикарной машине и говорит: вот, примите мою тётю. А потом, когда он уже уедет, бабушка нам говорит: «Деточки, то ж мой сынок!». Сейчас и законы ужесточили – если трудоспособный, плати за содержание родителя в интернате. Да и как-то моральнее, человечнее стало общество. У нас всего два человека, за содержание которых обязали платить их детей. Большинство наших стариков или потеряли детей, или бездетные, или их дети -- инвалиды. А бывает, что дети живут далеко, за пределами республики.    
Старость не радость, привычно говорим мы. В стенах дома престарелых задумываешься над смыслом этой расхожей фразы. Для живущих здесь людей каждый новый день – это бой: со слабостью, с болезнями. Казенные стены, даже самые уютные, все равно не родной дом. Но в старости рядом с ними есть люди, пусть не родные, которые помогают им выдерживать этот ежедневный бой: улыбаться, шутить, читать газеты, проводить шахматные турниры и даже устраивать танцы. Согретая чьим-то теплом, не одинокая старость – показатель того, что у народа есть будущее.