Дружная семья, теплый уютный дом, счастливое детство, пахнущее сахарной ватой и домашними пирожками, — всего этого жительница столицы Евдокия Костюкович (в девичестве Кошчиц) была лишена с малых лет. Она не знает, что такое быть любимой дочкой, не знает, какой ласковой бывает мамина рука, более того, она даже не знает, кто ее отец. Дело в том, что своего папу женщина ни разу в жизни не видела, только на фотографии, которая давно где-то затерялась. Единственные сведения о родителе — это его имя: Константин Владимирович Шаров.
Нежданная и нежеланная
Будущие родители Евдокии познакомились в Республике Коми, куда оба приехали на лесозаготовки из разных уголков Советского Союза. Было это в 1953 году. Мать минчанки, Евгения Яковлевна Кошчиц, родом из деревни Михайловщина Ошмянского района Гродненской области, отец — из Москвы или Подмосковья. Молодые люди, еще толком не зная жизненных перипетий и трудностей, без памяти увлеклись друг другом, хотя большой любовью их отношения назвать было сложно. Он не дарил ей цветов, а она не бегала к нему во время обеденных перерывов с кастрюлькой домашних котлет. Однако после тяжелого рабочего дня все вечера они коротали вместе, совершенно не задумываясь о последствиях: они проводили время вовсе не в кино или кафе, а в объятиях друг друга.
Спустя некоторое время Евгения Кошчиц забеременела, а вскоре собрала вещи и уехала на родину. Рассказала ли она о своем интересном положении партнеру?
— Я думаю, мой отец знал о том, что на свет должна была появиться я, — предполагает Евдокия Константиновна. — По крайней мере, об этом можно было догадаться, если родители вели такой образ жизни. Я просто думаю, что он не сильно горел желанием становиться отцом: зачем нужен был ребенок, когда вся жизнь впереди и о семье задумываться еще ох, как рано...
Родилась Евдокия Костюкович уже в Беларуси — в деревне Михайловщина. Фамилию дочке новоиспеченная мама дала свою, но в свидетельстве о рождении в графе “Отец” был записан Константин Владимирович Шаров. Здесь же красовалась пометка — незаконнорожденная. Однако в родном доме девочка прожила недолго, спустя некоторое время ее забрали в детский дом. Оказалось, горе-мамаша тоже не сильно обрадовалась появлению ребенка на свет. Молодая девушка не знала, что с ним делать, как менять пеленки, чем кормить и во что одевать. Днями и ночами она пропадала в поисках своего суженого, нередко приводила случайных кавалеров домой. А в это время маленькая Дунечка плакала от голода, холода и недостатка родительского внимания.
— Я с ужасом вспоминаю те времена — что жизнь с матерью, что детский дом, — говорит Евдокия Константиновна. — По-настоящему я начала жить только тогда, когда стала самостоятельно зарабатывать на хлеб и вышла замуж.
Зов родной крови
Тем не менее, находясь в детском доме, девочка периодически общалась со своей непутевой мамой, которая угомонилась и завела семью только на старости лет. Об отце своей дочери она говорила мало, показывала какие-то его письма, но Евдокия Костюкович слушала все эти истории невнимательно, потому что ей они были неинтересны.
— Я всю жизнь считала себя брошенной, униженной и оскорбленной, поэтому и знать об отце ничего не хотела, — продолжает моя собеседница. — Думала, если я никому не нужна, зачем мне что-то знать о тех, кто не хотел знать обо мне. Но сейчас я, как говорится, созрела: хочу найти, если возможно, своего отца. Увидеть его, поговорить, рассказать о себе, узнать что-то о нем. Потребность в этом общении я объяснить не могу. Все же затеплилась надежда: может, он действительно не в курсе, что я существую на этом свете?
Узнать что-то еще о своем втором родителе из первых уст у Евдокии Константиновны уже нет возможности: мать умерла несколько лет назад. Женщина допускает, что и отца тоже уже нет в живых: с Евгенией Яковлевной он был примерно одного возраста, а это уже за 80... Но, возможно, где-то живут его родные и близкие, которым известна дальнейшая судьба Константина Владимировича Шарова.
