Глава 1Я проснулся под заунывные удары колокола. С трудом освобождаясь от липкого недоброго сна, я пытался понять, откуда он взялся здесь, этот колокольный звон, если ближайшая церковь находится в 20 верстах отсюда, и ни разу до этого я не слыхал даже отзвука с ее колокольни. И только окончательно проснувшись, я понял, что гремел никакой не колокол, а громадный кобель породы кавказская овчарка, которого я привез неделю назад и запер в вольер-"одиночку" с обитыми листовым железом дверью и стенами.
В накинутом на плечи ватнике я вышел во двор. Легкий морозец прихватил землю до каменной твердости, на пожухлой траве белели полоски инея. Я думал о том, куда же пристроить этого лохматого черта, если в ближайшие сутки-двое его владельцы не объявятся. А в том, что они объявятся, я уже начал сомневаться. Нрав у этой собачки был показательно скверный, в то время как аппетит - чудовищный. Он один съедал за день почти столько, сколько все остальные собаки, вместе взятые, и мог бы съесть еще больше, если бы Михеич не ограничивал ему рацион. Вполне вероятно, что хозяева почли за лучшее избавиться от этого монстра и нипочем не согласятся принять его обратно. И я их вполне понимал.
Обойдя дом, я подошел к вольерам, возле которых уже суетился Михеич, раздавая корм и любовно покрикивая на мечущихся за сетчатыми дверями псов самых разных пород. Всего у меня было 8 вольеров, не считая обитую железом "одиночку", в которую я помещал псов, представляющих прямую опасность для своих собратьев. Таким образом, там у меня регулярно "отдыхали" зверюги таких печально известных пород, как бультерьеры и перещеголявшие их свирепостью питбультерьеры, ротвейлеры и "туркмены", южно-русские овчарки и особо злые немецкие. Был даже обманчиво неповоротливый мастино неаполитано, весь в мягких плюшевых складках, с кровавой слезой в равнодушном глазу. Сначала, поддавшись этому мнимому равнодушию, я поместил его в общий вольер, и до поры он вел себя как истинный джентльмен. Но когда пришло время кормежки, он показал свой настоящий характер, пленивший итальянских мафиози, одним ударом могучих клыков сломав шею некстати сунувшемуся к его миске доберману. Доберман этот приносил мне сотню долларов чистого дохода, я уже договорился с хозяином назавтра о его передаче. И тут такая оказия! С тех пор я стал вдвойне осторожен, без церемоний изолируя собак всех грозных пород.
- Покормил? - спросил я Михеича, разглядывая собак.
- Да, - кивнул тот, закрывая дверь последней клетки.
- Больных нет?
- А че им болеть? - возразил Михеич. - Пожрали - и спать. Токо поздоровеешь от такой лафы.
Михеич тонко понимал достоинства подобной жизни. В недалеком прошлом он был одним из тех московских бомжей, чье далекое прошлое давно никого не интересует. Неопределенного возраста - что-то старше 50 - и невзрачный с виду, он вел в столице тихую созерцательную жизнь, летом ночуя где придется, а зимой забиваясь на чердаки и в подвалы в компании себе подобных. Когда я решил заняться "собачьим" бизнесом и купил этот домик в заброшенной подмосковной деревеньке, то понял, что без помощника мне здесь не обойтись. Сначала была мысль завести женщину, спокойную и работящую, чтобы смотрела за домом и вовремя кормила собак, если я по каким-либо причинам задерживаюсь в городе. Но эта затея неизменно проваливалась при первых же попытках заманить кандидатку. В самом деле, какая уважающая себя женщина бросит столицу и поедет в сельскую глушь только для того, чтобы кормить свору собак и с утра до вечера ждать меня, ненаглядного? Понятно, что таковой я не нашел, а везти махнувшую на себя рукой дурнушку все же не хотелось (я уважал чувства своих постояльцев).
В то время я свел дружбу с обитателями чердаков и подвалов. Они быстро смекнули, что непыльная творческая работа гарантирует им не только кормежку, но и регулярную выпивку. Таким образом, мы стали сотрудничать, и довольно успешно. В числе моих новых коллег был Михеич, существо доброе и безропотное. Оставив на извилистых колеях своей весьма запутанной жизни большую часть здоровья, он тихо доживал отпущенный век, радуясь малому и не претендуя на нечто большее, чем кусок колбасы, стакан вина и теплый ночлег. Я предложил Михеичу должность управляющего своим небольшим хозяйством. Михеич согласился без колебаний, учуяв в моем предложении свой последний шанс обеспечить достойную старость. Переезд состоялся в тот же день. Это было года полтора назад. С тех пор Михеич стал моим помощником, управляющим, советником и, не побоюсь этого слова, другом. За полтора года он отъелся, отоспался, посвежел и вошел в роль хозяина, что придает человеку немалый вес в собственных глазах. Сейчас, наверное, никто из его бывших приятелей по московским трущобам не признал бы в этом бодром, веселом крепыше того заморенного доходягу, которым я его увозил из столицы.
- А Зевса кормил? - я подошел к дверям "одиночки" и заглянул внутрь через решетчатое окно, составлявшее верхнюю треть двери.
- Нет еще, - проворчал Михеич, - счас буду. Ему отдельно надо принести, жрет, гад, что прорва. Пора тебе, Саша, от него избавляться, разорит он нас.
- Ничего, Михеич, еще немного потерпим. Я все, что ему скормил, включу в счет хозяевам. Пускай расплачиваются за харчи.
- Это если они найдутся, хозяева-то эти, - возразил Михеич, направляясь в дом за едой для кавказца.
Громадный пес отлично понимал, кто здесь главный. Он ведь специально лаял, чтобы разбудить меня и выманить из дому. Ему, видите ли, стало скучно, пообщаться захотелось. Михеича он не признавал за равного, распознав в нем лишь слугу, что смертельно обидело старика, и всякий раз требовал меня на аудиенцию. Вот и сегодня, услышав мой голос, он перестал лаять, подошел к двери и, виляя хвостом, ждал, чтобы я выпустил его на двор погулять. Вообще, я не балую своих пленников и предпочитаю держать их взаперти, пока не придет пора избавляться от них тем или иным способом. Но этот пес с самого начала дал мне понять, что он - не ровня остальной собачьей братии и обращение с ним должно быть особенное.
Кого я всегда любил и понимал, так это собак. С младенчества сидела во мне неистребимая страсть к четвероногим клыкастым созданиям, чья способность быть преданными на веки вечные обеспечили им покровительство и дружбу человека. С дошкольного возраста я без устали возился с дворовыми собаками, и, сколько себя помню, всегда был окружен разномастной и разнопородной сворой. И какой бы величины и свирепости ни был пес, я никогда и нисколько его не боялся. Ни самой малой малости. Наверное, эта моя врожденная особенность и определила выбор профессии. В армию, понятно, я пошел с немецкой овчаркой, по тонкости ума превосходящей многих двуногих особей, и два года служил с ней на границе. Затем 4 года отслужил сержантом милиции все в той же должности вожатого служебной собаки. В конце концов служба мне надоела. Удовольствия мало, а денег и вовсе кот наплакал. А тут как раз пришло время "новых русских", которые к обязательному особняку, "Мерседесу" и жене-топ-модели желали иметь тренированную злобную псину, способную защитить от любых посягательств все, что "нажито непосильным трудом". Я бросил опостылевшую службу и начал заниматься частной дрессурой собак по объявлению. Сначала дела шли в гору, и несколько лет я процветал. Обзавелся клиентурой, машиной и даже сотовым телефоном. Но, как водится, ничто в этом мире не стабильно, кроме повышения курса доллара. С годами неимоверно выросла конкуренция, а желающих купить и, что самое главное, грамотно натренировать собаку стало почему-то гораздо меньше. Когда мне пришлось оставить двухкомнатную квартиру в центре и снять однокомнатную на окраине, я понял, что пора менять и угол применения своих сил.
(Продолжение в следующем номере.)
