В этом месяце особенно смотрится, как говорят, крупным планом в связи с 80–летием со дня рождения признанный классик белорусской литературы, в печати все чаще называемый гением, Владимир Короткевич. 25 — 26 ноября в Орше, где он родился, состоятся юбилейные торжества. Они начнутся молебном в память о Владимире в церкви Святого Леонида. После этого у памятника поэту пройдут традиционные литературные чтения, в детской библиотеке имени Короткевича — презентация книги «Дзiкае паляванне караля Стаха», изданной Белорусским фондом культуры на нескольких языках, в оршанском музее писателя — церемония спецгашения почтового конверта с оригинальной маркой. Праздничные вечера и концерты запланированы также в Белостоке, Варшаве, Вильнюсе, Киеве, Москве. В столице Украины предполагается установить памятник юбиляру — проект уже принят компетентной комиссией. В издательстве «Лiтаратура i мастацтва» выйдут две книги, посвященные неизвестным страницам жизни и творчества Короткевича. А главное — началась активная подготовка к изданию 25–томного собрания сочинений писателя, куда войдут и многие произведения, найденные в самое последнее время.
Многогранность
К принятой сегодня характеристике наследия Владимира Короткевича — «классическое» — мне хотелось бы добавить еще одно определение — многогранное. Оно проявилось прежде всего в его литературном творчестве: сначала два поэтических сборника, потом поэзию решительно потеснила историческая, вернее, историко–приключенческая проза. Писатель стремился разбудить национальное самосознание, показывая наши богатые традиции, да так показывая, чтобы это читалось с огромнейшим интересом. Далее он стал драматургом: четыре его пьесы — это четыре столетия истории, и, может, какой–то из театров отважится играть их четыре вечера подряд, чтобы мы воочию узрели собственные корни. Еще Короткевич — опытный киносценарист: не забудем, что он окончил в Москве не только Высшие литературные, но и Высшие сценарные курсы. Наконец, успешный публицист, очеркист (вспомним «Землю под белыми крыльями»), переводчик и так далее. Мне кажется, нет жанра, который бы писатель не испробовал.
Но и это еще далеко не все. Кроме писательского, литературного дара, провидение щедро наделило Владимира Короткевича и другими талантами и способностями. Послушали бы вы, как он пел, — особенно «Ой, косю, мой косю». А как играл в фильмах по своим произведениям! Как опытно и образно фотографировал! И, наконец, — художнический дар, менее всего известный почитателям Короткевича. На картины он не замахивался, но тушью рисовал много и охотно — в альбомах, на письмах друзьям. Мне кажется, мог бы сам иллюстрировать и свои произведения. На рисунках Короткевича я и хочу подробнее остановиться. Зримым поводом для этого послужили около 30 из них, оставленных им в моем домашнем альбоме.
«Усялякая ўсялячына»
Уже не помню, откуда в нашей квартире взялась невзрачная с виду книга с надписью «Журнал инвентарного учета». Увидев ее на стеллаже, Владимир Короткевич, который тогда жил через дом от меня, в последнем доме справа по улице Веры Хоружей, вдруг оживился:
— Слухай, стары, зрабi ты з гэтага «Часопiс улiку гасцей». Хай, прыходзячы, распiсваюцца на вокладцы або i ў сярэдзiне. Пакiдаюць вершыкi, малюначкi. Калi–небудзь якi Генадзь Кiсялёў ХХI цi ХХII стагоддзя будзе штудзiраваць «Часопiс» так, як ён сам сёння вывучае, скажам, вiцебскi альбом сярэдзiны ХIХ стагоддзя Арцёма Вярыгi–Дарэўскага. Кола знаёмых, густы, норавы... Хочаш, запоўню першыя старонкi?
И он черным выписал старославянскими буквицами: «Лета 1967, месяца траўня, 22 дня», — ниже нарисовал не то герб, не то обыкновенный древесный лист, перечислил всех присутствующих как крестных отцов, а совсем внизу, уже красным, вывел заглавие: «Летапiсец жыцця нашага, жыцця крыўскага». На следующей же странице дал юмористические характеристики всем, кто сидел за столом.
Следующая запись в книге–альбоме была сделана им же 19 июня того же года: «I сабралiся яны дня гэтага, каб адзначыць атрыманне дыплёма кандыдата элаквенцыi — (мовазнаўцам. — А.М.) Каўрусам Алесем, сынам Алесевым, унукам Кастусёвым, праўнукам Паўлавым...» В тот же день им были нарисованы два шаржа на меня. Под одним из них, где я c ножом и вилкой «пожирал» сердца, виднелась зарифмованная «дрындушка», сделанная непременной паркеровской ручкой и черными чернилами. Cмакуя, автор зарифмовал слова «Адам» и «дам». Тут же, для равновесия, нарисовал и себя в скорбной позе. Подпись гласила: «Плач пана Караткевiча на руiнах Ерузалема (як Iерэмii над лёсам Белай Русi)».
К своему шаржированному облику Короткевич возвратился еще раз — в помещенных на одном листе «Автопортрете 1967» и «Автопортрете 2000». Позже он, однако, отдавал предпочтение своим потенциальным или уже выведенным героям. Это «Одноусый лыцарь», «Шляхтич с половиной вырванной бороды», «Пан Твардовский». До сих пор не знаю, кого имел в виду Короткевич — то ли абстрактного белоруса «нашанивской поры» (о чем свидетельствует цитата из газеты) с пивным бокалом в руках, то ли меня лично (очки явно мои) — на рисунке, сделанном как раз в те дни 1970 года, когда он приходил ко мне штудировать книгу «Литовская хозяйка « (см. «СБ» за 6 ноября).
Рисовал Короткевич и других гостей, которых заставал в моей квартире. По его примеру стали оставлять рисунки в альбоме и сами эти гости.
Стихотворения, записи «на память»
Не менее ценны и для меня, и для истории литературы стихотворные и прозаические записи. Несколько из них принадлежат Короткевичу. Его стихотворение «Дом сябра», посвященное юбилею Островца, начинается такими вот лирическими строками:
Маленькi астравок маёй зямлi —
Зялёны Астравец над срэбнай Лошай,
Такi прытульны i такi харошы,
Як сонца, бор i родныя палi.
Заканчивается же оно оптимистическим обобщением:
Сто тысяч год няхай вакол шумяць палi,
Сто тысяч год няхай вакол гудуць дубровы,
Пакуль гучыць вакол святая наша мова,
Пакуль ёсць беларусы на Зямлi.
В альбоме нашлось также место для нотной записи «Дома сябра». Музыку к нему написал островецкий композитор Александр Якимович. Песню эту часто поют на концертах.
Если стихотворение «Дом сябра» уже вошло в восьмитомник Короткевича, то другие его произведения, зафиксированные в альбоме, ждут двадцатитомника.
Надеюсь, будут востребованы и стихотворения Дануты Бичель, Рыгора Бородулина, Станислава Валодько, Олега Лойко, Сергея Панизника...
Особенно радовали Короткевича записи, сделанные гостившими в Минске членами Международной ассоциации белорусистов: «Бачыш, стары, наколькi мы цiкавыя свету!» — президентом ПАН Александром Гейштором и профессором Краковского университета Здиславом Недзелей, другом Короткевича по Киевскому университету Флорианом Неуважным и исследователем творчества Сырокомли Феликсом Форнальчиком, профессорами Арнольдом Макмиллином и Джимом Дингли и многими другими известными литераторами, переводчиками, исследователями. Обычно они приходили ко мне вместе с Владимиром либо просили меня с ним познакомить. А он неизменно, как дань, требовал от них оставить «след» в альбоме.
Оршанская книжица
В 2005 году, когда в Орше отмечалось 75–летие со дня рождения Владимира Короткевича, я взял с собой на конференцию «Усялякую ўсялячыну». Она произвела настоящий фурор. В перерыве ко мне подошел незнакомый молодой человек и учтиво поинтересовался, сколько же она может стоить. Пришлось с улыбкой ответить:
— Яна не мае цаны, яна бясцэнная.
За эту беспечную фразу я мог жестоко поплатиться. Когда мы возвращались по обледеневшему тротуару на послеобеденное заседание, ко мне, немного отставшему, подбежал неприметный мальчик, толкнул меня, выхватил из рук чемоданчик и сразу завернул за угол. Хорошо, что коллеги, догнав, отобрали его «добычу». Когда мы зашли в вестибюль музея Владимира Короткевича, ни у кого уже не было сомнения насчет того, что я просто не имею морального права носить с собой альбом или хранить его дома. Я пожелал оставить «Усялякую ўсялячыну» в оршанском музее — здесь, мол, собираются издавать книжку с рисунками писателя, но подоспевшая Ганна Запартыко, директор Белорусского государственного архива–музея литературы и искусства, убедила меня, что надежнее всего хранить альбом у них, а уже они сделают для музея нужные копии. Я согласился.
Книжка «Свет вачыма Караткевiча» вышла в следующем, 2006 году в Орше. Туда вошли и 17 рисунков из «Усялякай усялячыны». К ним добавлены автопортреты, шаржи, карикатуры из архива самого писателя, из собрания профессора Вячеслава Рагойши, из писем к Максиму Танку, Янке Брылю, рижанину Иерониму Стулпану, из других источников. Кое–что обнаружилось на рукописях романов, пьесы «Млын на сiнiх вiрах». Первый рисунок — «Вязынка» — датирован 1952 годом, последние работы — 1980–ми годами.
Оршанское издание позволяет проследить творческий рост Владимира Короткевича как художника. Сначала его рисунки статичны, похожи на фотографию, потом появляются динамика, обобщение, уверенность. Высокую оценку этой малоизвестной ипостаси автора «Каласоў пад сярпом тваiм» дал Рыгор Бородулин, писавший в оршанском издании: «А художник Короткевич мог бы, очевидно, соревноваться с писателем Короткевичем. Безукоризненное владение линией, композицией, несколькими штрихами мог он, влюбленно–романтически или издевательски–гротескно, передать характер».
Исследователи творчества Короткевича уже поговаривают, что в 25–томнике писателя его рисункам следовало бы отвести отдельный том.
