Ростислав Янковский создал кинообразы, которые вошли в золотой фонд мирового кино

Мы были знакомы с Ростиславом Янковским очень давно. Почти всегда находились по разные стороны театральной рампы: он — под прожекторами на сцене, я — в темноте зрительного зала. Я о нем много чего знала и надумала. Он был наслышан обо мне, читал то, что пишу. Обычно именно так складываются отношения актера и критика. Мы редко встречались. Знаю, что признак умного человека — умение слушать, а значит, открытость к диалогу. Он был таким.

На этой неделе, 5 февраля, Ростиславу ЯНКОВСКОМУ могло бы исполниться 90 лет.
interfax.by

Жадность в профессии

Тот, кто выделяется из числа себе подобных, всегда привлекает много внимания в виде зависти или нездоровой любви. Артисты страдают от ревности коллег и повышенной чувствительности поклонников. Это опасно для души, особенно в молодости, когда душа беззащитна. Люди устроены почти одинаково, но с тем, что дали им природа и профессия, обращаются по-разному. У артиста и критика разные логика и система анализа. Он хорошо знает то, что у него внутри. Я вижу то, что снаружи. Наше одномоментное существование в театре перемешивает личный опыт, культурный багаж, интеллект с догадливостью, предчувствиями, телепатией, чувством фальши, пониманием психологии, знанием жизни и рождает гремучую смесь в виде книги критика об артисте… Он хотел, чтобы книгу о нем написала именно я. Мы с ним постоянно спорили. Книгу я написала. Столько хулы я выслушала от Янковского, что впору обидеться. Но он был незлопамятен. Проходило время, и он с тобой соглашался. Более того, беспокоился, когда критики молчат. Он не собирал собственный архив. В лучшем случае прочтет газетку, свезет на дачу и там — в растопку. Но своими человеческими привязанностями не разбрасывался. Дружить умел. И старался всем помогать, пользуясь своим статусом и влиянием.

В отличие от многих своих коллег Янковский часто ходил в театр на чужие спектакли и имел о них собственное суждение. Во время командировок в Москву обязательно привозил свежие театральные впечатления. Конечно же, в первую очередь от спектаклей, где играл брат, Олег Янковский, которого даже немного побаивался. Знал, что Олег Иванович пошел дальше, хоть раньше, когда воспитывал его, «младшенького», в Минске, мог дать и подзатыльник.

В фильме «Я, Франциск Скорина...» с Олегом ЯНКОВСКИМ.

 С Ростиславом Ивановичем мы работали над телепередачей о современном герое на сцене. Он к тому времени сыграл много своих современников. Ему было о чем рассказать, но неожиданно он разоткровенничался, что хочет дотянуться до лучших актеров московской школы, что ощущает нехватку профессионального образования, что по-хорошему завидует тем мастерам сцены, которые легко и неузнаваемо перевоплощаются в роль.

Раньше он не любил репетировать и рвался представить буквально все подряд: сыграть бронепоезд, бочку, табуретку. Лишь бы скорее выйти на сцену, к наполненному зрительному залу. Теперь же почувствовал, что такое свобода мыслить и предлагать свое решение роли. Не только в ролях Антония, Макбета и Нагульнова он был особенно внутренне полемичен. В современных пьесах, играя «Варшавскую мелодию», «Гнездо глухаря», «Час пик», «Человека со стороны», Янковский разбивал, а иногда и уничтожал искусственно сформированный в критике идеал положительного героя. Ему был противен эдакий бодрячок-оптимист, который всем и всему подчиняется без раздумий и не знаком с чувствами одиночества и сомнений. Ему попадались мелкие человеческие характеры, и там он откапывал что-нибудь эдакое. Ему всегда была интересна прежде всего борьба личности против духовного разрушения. Кто-то из критиков уже определил это как основную тему творчества Янковского. Но определить — это ограничить. А это не про него, Ростислава Ивановича.

Интерес к политике

…Проведя юность в России и Средней Азии, Янковский с 1957 года украшает белорусское искусство, являясь патриотом отечественной сцены. Он защищал ее, будучи депутатом, сенатором, членом многочисленных общественных советов. Он мог, открыв дверь в кабинет любого руководителя или чиновника, заявить о нуждах актерской братии и потребовать справедливости. По собственному признанию, верой и правдой служил нашей стране. С 2000 по 2004 год был членом Совета Республики Национального собрания Республики Беларусь. Работал в комиссии по социальным вопросам. Старался вторгаться только в те вопросы, в которых считал себя компетентным: искусство, культура…

В его творчестве органично переплетались две полярные звездные роли: пламенный борец за советскую власть политический самоучка Макар Нагульнов и шекспировский кровавый Макбет, готовый потащить за собой в преисподнюю весь мир. Это как бы два полюса человеческих желаний и возможностей. Две силы, одна из которых рождена вершить зло, другая — творить добро. В актерской трактовке оба героя имели неограниченную власть над людьми, являлись тем опасным оружием, которым всегда можно злоупотребить. Это потом Янковский говорил, что Нагульнов не герой, а жертва. Неистовый, нерасчетливый, увлекающийся солдат революции. Рядом — Макбет без сердца и нравственной основы, который говорил: «Я жить устал, я жизнью сыт и зол, что мир еще стоит».

Я помню, как Макбет-Янковский, столь привычный к полю брани, не выдерживал вида крови. Истерзанный, взъерошенный, дрожащий, будет он омывать руки, расплескивая воду и боясь увидеть свое лицо в ее зеркальном отражении. Потом все пойдет проще: натравливая убийц, он деловит и красноречив, неотразимы его логика и его темперамент. С яростным спокойствием Макбет отдаст приказ: «Всех вырезать!» — и с веселым (да, веселым) отчаянием, почти с радостью, выйдет на свой смертный бой.

Самая горькая, может быть, из трагедий Шекспира — «Макбет». Зло вторгается в душу человека, разъедает ее изнутри. Человеческая воля, утверждающая свою ничем не стесненную свободу, оборачивается потоками крови, саморазрушением личности.

Янковский играл Макбета двадцать лет и всякий раз после спектакля чувствовал, как надо немедленно восстанавливать свой организм, чтобы не сойти с ума.

Его Нагульнов был человеком совсем иной духовной формации, но тоже отнимал много сил.

Хуторянин и король должны были в чем-то где-то сблизиться. Уже высвечивались избранники судьбы на фоне иркутских, нью-йоркских, варшавских, минских, московских историй. Его герои пока носили простые имена: Виктор, Федор, Джерри, Игнат, Алексей, Макар. Русская и белорусская драматургия того времени строилась по упрощенным идеологическим схемам и не слишком затейливым сюжетам. Со своими богатыми внешними данными, заразительной энергетикой Янковский должен был играть партийных работников и государственных чиновников, поднимать народ на свершения. Но почему-то совсем их не играл. Рубахи, гимнастерки, косоворотки на сцене ему совсем не шли. С гораздо большим удовольствием он носил сюртуки, фраки, мундиры, тоги и королевские мантии. А в жизни был модником и в обычном цивильном костюме был похож на знаменитость, вернувшуюся с вручения премии «Оскар».

Умел держать форму

Всеми узнаваемое лицо Международного кинофестиваля «Лiстапад» Ростислав Янковский как гостеприимный хозяин всегда принимал своих друзей-кинематографистов. Их у него было великое множество, потому что создал кинообразы, что вошли в золотой фонд мирового кино: «Красные листья», «Служили два товарища», «Ватерлоо», «Я, Франциск Скорина…», «Володя большой, Володя маленький», «Ребро Адама», «Вся королевская рать»…

Сцена из спектакля «Вечность на двоих». Ростислав ЯНКОВСКИЙ с Беллой МАСУМЯН.

Больше всего Ростислав Иванович любил играть классику и в ней был очень убедителен. Можно сказать, что он, избранник судьбы, на сцене и в кино выбирал наступательную позицию. Своих героев не умел осуждать, как-то очень по-русски жалел. Если отдавал кому-то из героев свою внешность, пластику, темперамент, чувство юмора, то любил прикрываться острой харАктерностью, гримом, привычками быта. Ему были интересны варианты душевного перевоплощения. Он стремился к психологическим поискам, перевесу мудрости над равнодушием, личностному благородству. Его тревожная совесть не укладывалась в рамки пьесы, сценария, режиссерского предложения. Наверное, именно на контрастах проверялся талант истинного интеллигента, каким являлся Ростислав Янковский.

Яркий, красивый, запоминающийся Янковский и после восьмидесяти лет старался держать форму, яростно спорил. Без Ростислава Ивановича невозможно представить не только Национальный академический драматический театр имени М. Горького и наш кинематограф, но и все культурное пространство Беларуси. Он бренд отечественного театра, своеобразный сценический и кинематографический символ страны.

На этой неделе, 5 февраля, ему могло бы исполниться 90 лет.