Обнадеживающие и трепетные стихи о том, как уходит боец на позиции и долго видит в окне любимой непогасший огонек, запали в сердца советских слушателей. На фронте же эти строки дополнены грустной историей об отверженном солдате-калеке. И о том, что он все-таки вернулся домой целым и невредимым и сам отверг девушку, которая не захотела связывать судьбу с инвалидом.
Вот этот незамысловатый текст, хранящийся у Марии Максимовны:
Не прошло и полмесяца,
Парень шлет письмецо:
«Оторвало мне ноженьку,
Повредило лицо.
Если любишь по-прежнему
И горит огонек,
Приезжай, забери меня,
Мой любимый дружок».
И девица желанная
Парню шлет свой ответ:
«Я с другим уже встретилась
И любви больше нет.
С золотыми погонами
На широких плечах
И приятной улыбкою
На веселых устах.
Ковыляй потихонечку,
Про меня ты забудь,
Заживет твоя ноженька,
Проживешь как-нибудь».
И обидно, и жалостно
На душе у бойца
От такого нежданного
От ее письмеца.
Утром рано на зореньке,
Где горел огонек,
И с боев возвращается
Молодой паренек.
И лицо то же самое,
И вся грудь в орденах,
Шел походкою стройною
На обеих ногах,
И дорогою встретились
На ступеньках крыльца.
Говорит она: «Милый мой,
Извини ты меня,
Написала по глупости,
Но по-прежнему я
Все сильнее люблю тебя
И навеки твоя».
Отвечает ей гордо
Молодой паренек:
«Между нами все кончено
И погас огонек.
Ты любовь постоянную
Променяла на ложь,
Ковыляй потихонечку,
Как-нибудь проживешь».
Так пели в передышках между боями солдаты, выражая свою надежду на верность подруг, которых оставили дома. Именно в таком варианте пели «Огонек» в деревне Безводники, а потом и в Тиховоле, куда Мария Максимовна вышла замуж. Так откуда этот текст у сельчанки?
Мария Кондратович.
«…В один из июльских дней я услышала страшный гул самолетов, меня на руки подхватил старший брат Миша, и мы укрылись под яблоней. Все люди выбежали на огороды, боялись, что будут бомбить дома. Через некоторое время в Безводники пришли враги. Началась тяжелая жизнь. У людей забирали коров, лошадей, продукты. Местные переговаривались, что в Гринках и Лихосельцах людей стали расстреливать. Молодых девчат забирали на работу, мою сестру Любу тоже хотели. Но мама не пустила, сказала, что дочь сильно болеет. Так немцы маму две недели под арестом держали.
Многих жителей близлежащих деревень вывозили в Германию. Из Безводников забрали А. Стручевского, Л. Герман, З. Прокопик, С. Пивоварчика, А. Чурак. Сестру Любу мама продолжала прятать. А когда сама куда-либо уходила, мне поручала сидеть на улице и выглядывать, не идут ли немцы», — запишет она в воспоминаниях.
Угнали на чужбину и брата Мишу. Молодые женщины, когда немецкие солдаты приходили в деревню за молоком и яйцами, опасались быть изнасилованными. Мама, Софья Максимовна Чурак, красивая и статная, чтобы вызвать к себе отвращение, вымазывалась сажей. Маше объясняли: чтобы солнце кожу не обожгло.
Однажды кто-то убил солтыса Звежека. Месть нацистов отразилась на мирных жителях: согнали на улицу всех деревенских мужчин, юношей и пытали весь день. Женщины плакали, просили отпустить. Дед Александр не выдержал, вышел из толпы и сказал: «Это я убил Звежека, расстреляйте меня, а людей не трогайте!»
…День и ночь жили в страхе. При отступлении частей вермахта деревенским жителям приказали ехать в Ломжу. Кстати, в этом польском городе сейчас есть улица Радзецка (Radziecka — Советская), которую в 2016 году в рамках программы декоммунизации хотели переименовать. Однако название не имеет отношения к Советскому Союзу, а появилось еще в XVI веке и происходит от «Дома советов» (Dom radziecki), находившегося на этой улице, в котором шляхта и городские советники собирались для обсуждения различных городских вопросов.
Местные не слышали о таком городе Западной Белоруссии и убегали в лес, закопав на огородах все ценное и забирая с собой коров и лошадей. Маня оказалась там со старшими детьми. Мамы не было, она осталась в деревне смотреть живность, и девочка просилась к ней. «Кто-то из Глушков шел домой, и меня Люба с ними отправила, — вспоминает Мария Максимовна. — Когда шла по деревне, видела много немецкой техники. Из деревенских в Безводниках всего несколько человек оставалось: тетка Гандя, тетя Вера с маленькой Ниной, дядька Александр и Галена Стручевские. Рядом шел бой. Видела, как упал подбитый советский самолет. Мы плакали, было страшно, я просила маму уйти в лес. Вечером к нам пришли тетки Гандя и Вера с маленькой Ниной, и мы, взяв кувшины, отправились в лес, будто за ягодами».
Отступая, враги подожгли дома и сараи. Александра и Галену, просивших о пощаде, бросили в погреб и закрыли. Вернулись сельчане из леса на пепелище. Уцелел лишь один сарай, печка (в ней потом всей деревней пекли хлеб) и хата на краю деревни. Пригнали из леса коров — свиньи сгорели в хлевах. Выкопали землянки. Хорошо, что поля с житом не подожгли, зерно собрали, выкопали картошку. Так и выжили.
Потом мужчин забрали в армию. Победу сельчане встретили с красным флагом на крыше уцелевшего дома, который водрузил ее брат Александр. В этот день все праздновали и ждали возвращения ушедших на войну мужей и сыновей…
Когда в Свислочь прибывали поезда с фронтовиками, ватага детворы бежала их встречать. В один из таких дней бойкую звонкоголосую Маню Чурак приметил солдат: «Любишь петь и рисовать?» И после утвердительного ответа подарил ей альбом и карандаш. Она долго берегла дорогой подарок, а записанную там песню «На позиции девушка провожала бойца» выучила вместе с другими девчонками. Они часто исполняли «Огонек» на разных концертах. В семье Марии Максимовны Кондратович пели именно эту версию.
Фронтовые песни часто уходили в народ, но полного свода всех их вариантов никогда не будет. Почти в каждом взводе или роте была своя любимая, причем часто в таком оригинальном переложении, которое отражало окопную жизнь и боевой путь именно этого взвода или роты. И кто знает, сколько таких песен погибло вместе с бойцами... «Огоньку» повезло. Его строки обладали такой простотой и достоверностью, что находили отклик в солдатском сердце. Я нашла в интернете еще два разных текста.
«Не столами нарядными
Украшаем мы дом —
На зарядные ящики
Мы газеты кладем.
По сто грамм нам положено —
Фронтовой наш паек,
Если кружка порожняя —
Наливай-ка дружок!
Выпьем мы за великую,
За родную страну!
За оружие верное,
Что спасает в бою —
За винтовку-подруженьку,
Что без промаха бьет,
За товарища верного,
Что с тобой в бой идет.
За машину попутную,
Если путь твой далек.
За землянку уютную,
Фонаря огонек.
За далекую ласточку,
Что томится и ждет,
Чья веселая карточка
С нами в битву идет...»
Вот еще вариант, услышанный Натальей Артемовной Кулик из Новосибирска.
«Оторвало мне ноженьку,
Обожгло все лицо...
... Если любишь по-прежнему
И горит огонек —
Приезжай, забери меня,
Мой любимый дружок...
От любимой подруженьки
Получает ответ:
Что такой — он не нужен ей,
Что любви больше нет...»
Повезло Марии Максимовне стать обладательницей драгоценного фольклора и посчастливилось достойно прожить трудные послевоенные годы. Любимые песни действительно помогали жить и строить. Она, окончив семь классов школы, работала несколько лет в колхозе, затем поступила в Гродненскую школу бухгалтеров. Первым рабочим местом стал колхоз «Пограничник Белоруссии», с которым связана вся ее трудовая биография. Муж Иосиф Васильевич Кондратович — известный в свое время агроном-овощевод, его даже приглашали на работу в ботанический сад. Жена не захотела переезжать в Минск. Родная земля не отпустила:
— Все время я жила с добром к людям, никогда никого не обидела. Мужа все уважали, работал председателем сельсовета. Я им гордилась.
Летом Мария Максимовна в Тиховоле, в своем доме, который когда-то с супругом возвели собственными силами, а на зиму уезжает к дочерям в Минск или Слоним. С собой обязательно берет заветную тетрадку с записанными песнями.
klimovich@sb.by
