Российский режиссер Сергей Урсуляк уверен: у сложных вопросов простых ответов быть не может

Время отбирает лучшее

ok-magazine.ru
Каждая киноработа российского режиссера Сергея Урсуляка («Ликвидация», «Жизнь и судьба», «Тихий Дон», «Ненастье») вызывает повышенный градус общественного внимания. Зритель знает: если в титрах это имя, значит, впереди разговор о чем-то существенном и важном. В своих ранних картинах «Русский регтайм», «Летние люди», «Сочинение ко Дню Победы» Урсуляк тоже размышлял о насущном: о взаимоотношениях интеллигенции и народа, о том, как стремительно меняется современное общество.

— Вы довольны тем, как прошел сериал «Ненастье»?

— Да, доволен. Его много смотрели и обсуждали, а режиссеру, собственно, ничего, кроме этой обратной реакции, и не нужно.

— Вспоминая ваши работы «Жизнь и судьба» или «Тихий Дон», можно сказать, что в последнее время вы тяготеете к эпическим полотнам? А снять камерную историю, подобную вашей экранизации повести Трифонова «Долгое прощание», вам не хотелось? Или вы переросли камерный материал?

— Вопрос не в том, что перерос или не дорос. Просто нет материала, который располагал бы к камерной, но длинной истории. Мне такого не предлагали, сам я такого материала не встречал. Если брать «Жизнь и судьбу», то внутри этого «полотна» на самом деле есть большое количество камерных историй, например, линия Штрума, которые в результате выстраиваются в нечто масштабное.

— На телевидении погоду делают рейтинги. Однако большинство сериалов, идущих в прайм-тайм, не выдерживает никакой критики. Получается, катастрофически деградировал вкус зрителя?

— Это проблема не телевидения, вернее, не только телевидения, а всей нашей жизни. Начиная со школы и вуза, общего фона, на котором мы существуем. Опять же, мы все время вспоминаем советские телевизионные фильмы по каким-то лучшим образцам. Но если вы посмотрите, что тогда выпускалось, уверяю вас, не всякие «Юркины рассветы» будете пересматривать и наслаждаться каждым кадром. Есть эффект времени, которое отбирает лучшее.

«Ненастье».

Что-то хорошее останется и от нашего времени, в том же сериальном, что называется, производстве. Последние полтора-два года меня радуют. Я считаю, что сериалы «Домашний арест», «Звоните ДиКаприо» и еще какие-то вещи хорошего уровня.

— Появился ли у зрителя запрос на современную сатиру?

— Появился. А самое главное — у кого-то есть силы, задор и возможность это делать. Что меня очень порадовало.

— А как вы объясняете запрос на советский ретростиль, ренессанс шпионской романтики? 

— Это разные вещи. Ретростиль — да, он, конечно, очень востребован. Но я не уверен насчет шпионской романтики…

«Сочинение ко Дню Победы».

— Если вспомнить сериал «Спящие» Юрия Быкова? 

— Жанр, в котором спецслужбы одной стороны борются со спецслужбами другой, существовал всегда. Мы не говорим здесь про подоплеку и идеологию. Мы имеем право по-разному на это реагировать в контексте сегодняшней жизни и современной культуры, отмечать правоту или неправоту создателей, спрашивать: «С кем вы, мастера культуры?» Этот жанр вызывает интерес не только у смотрящих, но и у работающих в нем. Знаю по личному опыту, поскольку снимал картину «Исаев» по Юлиану Семенову, и мне это было крайне интересно.

— Вы можете сказать, что существуете вне идеологии?

— Вне официальной точно. Но у меня есть свод своих правил, который, наверное, в чем-то идеологичен и на чем-то основан. Думаю, я гораздо больше советский человек, чем это принято сегодня. Но чтобы мне эти правила кто-то специально формулировал, такого нет.

— «Советский человек» — вы так говорите про себя с гордостью?

— Это констатация факта. Данность. Человек сформировался в определенный исторический период, определенное время, усвоил какие-то вещи…

— Правильные?

— Я считаю, что в огромной степени правильные. Можно с этим поспорить? Наверное, можно. Но я по-другому просто не могу. У меня не получается или получается, но плохо.

«Тихий Дон».

— В одном интервью вы признались, что когда снимали документальный фильм о Борисе Ельцине, разочаровались во многих людях из его окружения, а вот сама фигура Ельцина вам нравится. 

— Нравится мне моя жена, а к Ельцину я отношусь с симпатией. Мне он симпатичен как человек, как крупная личность, как тип. Он был человек с обаянием, способный на поступки, с непредсказуемой реакцией. Часть его функций была очень позитивной, но часть того, что он привнес с собой в нашу жизнь, имела негативный оттенок. В огромной степени сегодняшняя жизнь выросла на «дрожжах» позднего Ельцина, второй половины 1990-х годов.

То, что я поменял отношение к каким-то людям, — правда. Но я просто понял, что не нужно увлекаться и очаровываться людьми, не нужно верить словам.

— Вы можете сказать, что Россию в 1990-е разворовали? Как считает большинство простого народа.

— В огромной степени, конечно. Может быть, не столько разворовали, сколько растащили по своим углам. Она перестала принадлежать всем, для многих страна стала чужой. Но понимаете, в любых категоричных формулировках всегда таится большая опасность. Все не так однозначно. Проще всего громко сказать: «Всю страну разворовали!» Однако категоричные формулировки и однозначность хороши для митинга, но не для выстраивания жизни. Если «всю страну разворовали», значит, надо наказать тех, кто разворовал? Это все очень простые решения и простые ответы на очень сложные вопросы.

— «Взять все и поделить»?

— Да, это абсолютно прямой путь туда, к Шарикову… То, что сегодняшнее российское общество и сегодняшняя российская жизнь устроены несправедливо (а жизнь вообще несправедлива), — это факт. Можно было все сделать более справедливо для основной массы населения? Конечно. В природе русского и советского человека заложена тяга к справедливости. А ощущение, что все произошло не по-честному, меня не оставляет.

— Сейчас в обществе культ успеха. Вы можете сказать, что ваш путь к успеху был тяжелым и тернистым?

— Смотря что понимать под словом «успех».

— Востребованность, известность…

— Это все очень условные вещи. Что такое успех и известность, я понял в 1979 году, когда приехал работать в театр к Аркадию Райкину. Чтобы навсегда понять, что такое успех и начать трезво оценивать свою жизнь, мне стоило один раз пройти с Райкиным по улице… Все остальное — известность, успех — глупости. Если я реализовываю то, что могу, делаю то, что хочу, не совершая насилия над собой, живя вот так, как мне кажется правильным, больше ничего и не нужно. И если то, что я делаю, дает возможность не умирать с голоду мне самому и кормить своих родных, к большему, я уверен, и не следует стремиться.

«Ликвидация».

— В свое время зрители активно требовали продолжения «Ликвидации». Для вас эта история закрыта?

— Она закрыта, но, опять же, я всегда оставляю некую лазейку. Потому что завтра может кто-то принести гениальный сценарий продолжения. Я буду поражен и тут же начну снимать. Однако на протяжении уже 10 лет никто не приходил. Нужно ли это с художественной точки зрения? По-моему, нет.

— Но ведь априори «Ликви­да­ция-2» — коммерчески успешный проект.

— Совсем необязательно. Что значит «априори»? Это глубокое заблуждение. Я вообще плохой коммерсант.

pepel@sb.by
Полная перепечатка текста и фотографий запрещена. Частичное цитирование разрешено при наличии гиперссылки.
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter