Почему надо читать классику

Недавно интернет взорвала статья литератора Тима Паркса из The New York Review of Books под эффектным названием «Зачем читать книги современных писателей?». Интерес публики понятен: очень уж совпал посыл автора с общим камланием по поводу «времени колокольчиков» — нет, мол, ныне гениев, равных прежним «колоколам времен», обмельчала литература.


Такое впечатление, что все человечество превратилось в «шнурков», шамкающих на завалинке о том, что когда–то и травка была зеленее, а уж если ее покурить...

Вот и статья Тима Паркса начинается с констатации: «Разве все уже не было сделано до нас? И, возможно, даже лучше, чем это делается сегодня. Если это так, то зачем читать современные романы, особенно если мы можем купить огромное количество классических произведений по бросовым ценам или скачать их в интернете совершенно бесплатно?»

Основные идеи автора таковы. Он вспоминает мнение Вирджинии Вульф, что один из источников удовольствия в чтении книг современных авторов заключается в том, что они заставляют нас упражняться в наших суждениях. Поскольку о книгах современных авторов еще нет общепринятого мнения, вы сами можете решать, хороша эта книга или нет. Но удовольствие от этой новизны и неопределенности кажется Парксу несущественным в сравнении с удовольствием от классики. «Разве мы не сталкиваемся с новизной или, по крайней мере, с некоторой непривычностью, когда берем в руки старый роман или книгу зарубежного автора, написанную в традициях, которые нам незнакомы?»

Тим Паркс считает, что современная книга интересна, только если автор говорит о твоем времени что–то новое, и поэтому читать написанное твоим современником о временах прошедших глупо — роман о XIX веке должен был быть написан в XIX веке. Таким образом, дается еще и «волшебный пендель» жанру исторической прозы: «На самом деле подозрения вызывают те новые романы, авторы которых попросту компилируют эффекты романов прошлого, то есть когда они уводят нас в прошлое, которое они сами знают только по книгам, для того чтобы повторно доставить нам такое же удовольствие, какое нам доставляли романы, написанные в то время. Но доставить такое же удовольствие невозможно».

То, что авторы пишут о прошлом, кажется Парксу эскапизмом, попыткой «убежать от того момента времени, в котором мы чувствуем себя неуютно, но при этом вынуждены жить, — от настоящего».

В общем, читайте классику... Ну а из современного — самое актуальное, с айпадами и прочими гаджетами.

Что ж, давайте и мы с вами порассуждаем над этой статьей.


Классику читать надо, спорить не будем. Вот только на тексте изначально нет ювелирной пробы о содержании золота или серебра. Даже ряды классиков пропалывают потомки. Так же непонятно, что из современной литературы перейдет в разряд классики? Современникам свойственно жестоко ошибаться. Паркс тоже приводит примеры таких ошибок, например, оценки интеллектуального бомонда насчет «Улисса» Джойса менялись как апрельское небо: «Влиятельный парижский критик Луи Жилле поначалу называл роман «неперевариваемым» и «бессмысленным», а позже поздравлял Джойса с созданием величайшего шедевра своей эпохи».

Не раз было, что произведение приобретало новое звучание спустя годы или даже века. Текст, однажды попавший в «литературную сокровищницу человечества», оказывается как бы вне времени и пространства. Читателю нет дела, сколько лет было автору на момент написания, был ли он патрицием или рабом, какие актуальные на момент написания идеи собирался вложить в свое произведение. Есть текст — и то, что мы можем ощутить, познать благодаря ему. Данте, изгнанный из Флоренции, в «Божественной комедии» свел счеты с политическими противниками, Шекспир идеологически обслуживал династию Тюдоров, затем — Стюартов (по их воцарении). Микола Гусовский посвятил «Песнь о зубре» Боне Сфорца весьма подхалимским предисловием... Какое нам до этого дело, если благодаря таланту авторов в произведении мы читаем об общечеловеческом?

Смысл–то именно в этом: меняются декорации эпох, а суть человека неизменна. И в «Гильгамеше», и в «Илиаде», и в «Альпийской балладе» Василя Быкова — все те же страсти и мерила ценностей. Любовь, боль, счастье, ненависть, смерть, предательство, страх и его преодоление...


Все айпады неизбежно становятся, условно говоря, курильницами для благовоний, то бишь антиквариатом. А человек, отдающий жизнь за своего ближнего, переживает все то же, что и тысячи лет тому. И мы все так же ему сопереживаем. Да и сюжетов в литературе по любым подсчетам ограниченное количество. Кто называет всего четыре, кто — двадцать четыре... Но все они давно отработаны во всех вариациях.

Отсюда — в защиту исторической литературы: писатель ВСЕГДА пишет о себе, о своем человеческом опыте. Даже если сюжет происходит не просто в прошлом, а в вымышленном Гондоре или Плоском Мире. Мы забываем, что Лев Толстой написал «Войну и мир» не о своих современниках, а о событиях для него вековой давности. Собирал архивные материалы, беседовал с бабушками–дедушками... А читатель зачастую уверен, что Толстой описывает то, чему был очевидцем. И в принципе, это правда — потому что гений описывал те человеческие отношения, те модели поведения, которые знал, вкладывал свои мысли в уста героев, судил по собственным критериям.

Современным роман делает не наличие современных артефактов, а совпадение с ментальностью эпохи. Молодежь 2010–х зачитывается Ремарком, находя у него точное описание своих проблем и родственные души. Хотя герои Ремарка понятия не имеют о том, что такое компьютер и кто такие хикки.

Скажу кощунственную для некоторых вещь: прогресс в искусстве — вообще великая фикция. Фидий, Микеланджело и Роден — кто выше? Этим летом мы были во Флоренции, в художественной галерее Палаццо Питти. И когда после десятков залов, заполненных Ботичелли, Тицианом и Рубенсом, вдруг попали в зал, где начиналось современное итальянское искусство (с XIX века), это было как выйти из теплого моря на неуютный ветреный пляж — контраст настолько ударил по нервам, что следующие залы мы молча пробежали. Хотя там наверняка были свои шедевры.

Но разве это причина перестать творить?

Есть и еще один аспект: если художественные достоинства произведения адекватно можно оценить только спустя время, разве это не справедливо в отношении исторических событий? Потому нежелание писателя уподобляться репортеру и отражать все с пылу, с жару вполне понятно. Чем обернется то либо иное событие для человечества? Как будет выглядеть для потомков? Даже участник может ошибиться. У многих советских писателей после ХХ съезда случился творческий кризис. А ведь не все врали, сочиняя пафосные опусы, иные уверены были, что смело увековечивают историческую правду.


Какую же мораль можно извлечь из статьи Тима Паркса?

Комментарии к статье в сети свидетельствуют, что среди читателей единого мнения нет:

«Надо читать и классиков, и современников. Когда–нибудь современные писатели станут далеким прошлым. И как потомки узнают о нас и о наших чувствах и делах, если никто об этом не напишет?»

«Есть прогресс?!!! И в чем он, в появлении новых идей в жанрах и сюжетах? В появлении авторов с умением владеть связанным и красивым словом? Я, может, что просмотрел, но пока я ничего такого не вижу... Засилье модных и пустых женских романчиков и детективчиков с сюжетами и монологами, написанными языком студента 1–го курса...»

«Настоящий современный писатель всегда пишет о своих современниках. Пусть даже он использует времена доисторические. Или дальнего будущего. А настоящий читатель всегда находит себя в любых персонажах любых писателей».

Ясно одно: противопоставлять классику современной литературе бессмысленно, поскольку из последней тоже что–то перейдет в разряд классики. Думаю, мы очень удивились бы, прочитав обзорную статью литературного критика XXII века о белорусской литературе прошлого. Оказывается, и в наше время жили великие! (Их ведь в любую эпоху потомки обнаруживают.)

Навязывать «читательские диеты» — тоже бессмысленно.

Наверное, начинать и заканчивать нужно с одного: читайте!

И высказывайте свои мнения! Ждем!