1 марта «СБ» опубликовала письмо нашего читателя, жителя Славгорода Дмитрия Федотовича Наумова, озаглавленное «Дети войны, объединяйтесь!». Как мы и ожидали, оно вызвало очень много откликов. В большинстве случаев предложение Дмитрия Федотовича создать общественную организацию людей, переживших в детстве Великую Отечественную войну, было безоговорочно поддержано, но высказывались и другие мнения. Сегодня мы публикуем некоторые из них.

Поддерживаю предложение

Мой отец, Лаврентий Логвинович Концевой, погиб (пропал без вести) в августе 1941 года. У матери нас осталось пятеро. Я младший, 1939 г.р. Своего детства не помню, да его, по существу, и не было. Мы завидовали тем детям, отцы которых возвращались с войны, пусть даже инвалидами. Они были более обеспеченными, более защищенными. Мы не имели ниоткуда никакой поддержки и помощи. Мне одному из всей семьи удалось получить высшее образование. Но нигде и никогда не относил себя к членам семьи погибшего. Сейчас на заслуженном отдыхе. Я поддерживаю предложение Дмитрия Федотовича Наумова о создании общественной организации «Дети войны», о принятии закона об общегосударственном статусе детей войны.

Петр Лаврентьевич КОНЦЕВОЙ, Марьина Горка.

На волнах нашей памяти

Очень важную, нужную тему затронул Дмитрий Федотович Наумов из Славгорода в своем письме. Хотя и с очень большим опозданием. Однако, как говорят в народе, лучше поздно, чем никогда. Дмитрий Федотович справедливо удивляется и даже негодует, «почему фактически забыто и потеряно целое поколение — поколение детей солдат, одержавших победу, солдат, отдавших свои жизни в борьбе с фашизмом, солдат, которыми гордится народ, но чьи сыновья и дочери стали послевоенными скитальцами и мучениками». С этим утверждением я позволю себе не согласиться. Наоборот, уже в первые послевоенные годы государство создало широкую сеть детских домов и приемников–распределителей, куда собирали «скитальцев и мучеников», детей–сирот, где обеспечивали не только одеждой и питанием, но и предоставляли возможность учиться в школах, получать профессии. Самым способным в учебе — возможность поступать в высшие учебные заведения. Это я утверждаю на основании личного опыта, так как в 1949 году пришлось учиться в 8–м классе Молчадской СШ бывшего Городищенского (ныне Барановичского) района Барановичской области, в которой учились и воспитанники местного детского дома. А с 1956 года после окончания Минского пединститута им. М.Горького по распределению на протяжении трех с половиной лет работал завучем бывшего Воложинского детского дома бывшей Молодечненской области. Мне приятно вспомнить своих воспитанников, которые вышли в люди благодаря своему самоотверженному труду, создали крепкие семьи.

Предложение Д.Ф.Наумова я полностью одобряю. Действительно, такая организация стала бы связующим звеном между поколением детей Великой Отечественной войны и государством. Правильно и то, что в стране следует принять закон об общегосударственном статусе детей войны. А почему бы не издать книгу воспоминаний детей войны, да и не в одном томе?

Время бежит очень быстро. И, на мой взгляд, не следует проблему откладывать в долгий ящик.

Иван Иванович ГОВОР, Ивье.

Голод страшнее пули

Читала в газете письмо Дмитрия Федотовича Наумова «Дети войны, объединяйтесь!», перечитывала и плакала. Ведь так и было в жизни. Правда, я родилась в 1947 году. Но воспитывалась в многодетной семье из 9 человек. Старшие братья и сестры рассказывали, в какой одежке ходили, что приходилось есть. Отец–инвалид не был на фронте, трудился на военном заводе. Он все говорил, что страшнее умирать было от голода, чем от пули. Военные дети не знали детства, трудились как пчелки.

Мой брат Константин Викторович Мороз 1942 года рождения по совету врачей уехал жить в Крым. Но часто приезжает проведать родных...

Надежда Викторовна ГАПОНОВА, Брест.

Мы получили все, что могло дать государство

Прочитала статью «Дети войны, объединяйтесь!», и, как говорится, возмущению нет предела. Как можно написать, что забыто и потеряно целое поколение? Я тоже дитя войны и тоже пережила не меньше. На войне у нас погибло пятеро, в том числе мой отец.

Мы уже сами герои, мы пережили страшное лихолетье войны, мы выросли достойными детьми наших отцов. В нашем поколении много хороших ученых, учителей, инженеров! Наше поколение отстраивало города, деревни, строило БАМ, осваивало целину. Я тоже вложила свой посильный труд и была награждена грамотой, благодарственным письмом и значком за уборку целинного урожая. А кто гасил пожар Чернобыля?

«Дети», что вы хотите? Мы получили все, что могло нам дать государство, может, не в такой мере, как бы хотели. О нашем поколении написано и сказано много хорошего, и оно занимает достойное место в истории. Спасибо Пахмутовой и Добронравову, они о нас написали много хороших песен. «Дети», мы живем в прекрасной стране, над нами мирное голубое небо, наша страна и Правительство во главе с нашим Президентом заботятся о нас, как могут, и мы должны быть благодарны за это. А любить и уважать нас должны наши дети, внуки, правнуки! Хватит копаться в прошлом. Мы должны жить настоящим и будущим. Любите и уважайте друг друга, свою семью, и это главное! А не думайте, как урвать лишний кусок от государства, пусть оно заботится о наших детях, внуках, правнуках, а мы живем, я считаю, неплохо.

С уважением ко всем «детям» и работникам газеты «СБ», будьте здоровы и счастливы. Все!

Мария Ивановна РИПИНСКАЯ, Орша.

Вечные странники

Нас в семье было пятеро детей: старшему в 1941–м исполнилось 7 лет, я родилась в сентябре 41–го. Что пережили семьи, где погибли отцы и мужья, даже врагу не пожелаешь. Во время войны от голода не могли ходить. После войны тоже голодали, это я уже сама помню. Помощи не было, на нас пятерых платили пенсию 56 руб., только уже когда осталась одна младшая сестра, платили 200 руб. И за все брали налоги.

Когда в День Победы чествуют участников войны, я думаю, какие же они счастливые. Вернулись с фронта, вырастили своих детей, дожили до глубокой старости, им почет и уважение. А мы, вечные странники, у которых отцы погибли, все больные... Я и старшая сестра — инвалиды II группы. Нам, детям войны, хотя бы раз в году были бы льготы на проезд по железной дороге. Сколько дней нам еще Господом отпущено, кто знает? Но в этом возрасте очень бы хотелось съездить на могилы родных и повидать живых. Правда, я уже в чудеса совершенно перестала верить. Тем более у государства больше просящих, чем дающих. Но только и мы, дети войны и голода, хоть что–то заслужили.

Евгения Михайловна ШАТРОВА (ЛЕШКЕВИЧ), Пружанский р–н.

Мы — последние очевидцы

Вот уйдет из нашей жизни последний ветеран Великой Отечественной войны — и это событие отнюдь не радостное вообще, а для нас, детей войны, тем более горькое. Во–первых, мы пережили одно и то же. Во–вторых, мы же были очевидцами всех несчастий, принесенных войной, а главное — очевидцами Великой Победы. Сегодня о тех трагических и героических событиях рассказывают еще живые участники войны, а дальше правду о подвигах, лишениях, горе и нищете расскажем только мы — дети войны.

Ужас войны ворвался в мою жизнь в октябре 1942 года на рассвете. Мне шел шестой год, моей сестричке — второй, а третий должен был родиться. Отец — ветфельдшер Сиротинского (сейчас Шумилинского) сельсовета. Мать — колхозница деревни Слобода. Отец был белобилетник по зрению. Но сразу, как только прошел слух о партизанах, подался в лес.

Гитлеровцы в нашем крае не появлялись, и все мужики из отряда пришли в деревни, чтобы выкопать картофель, убрать овощи и забрать семью с собой. Но рано утром улицы большой деревни заполнили фашисты... Они согнали всех жителей на горку, в центре которой стояла небольшая церковь. По уже имеющемуся списку стали вызывать. Отводили, направив штык в спину, в церковь. Отца тоже выкрикнули. Уходя, он сказал: «Прощай, родная. Береги детей». Маме было всего 26 лет. Все рыдали молча. Из церкви стали доноситься вопли, крики, стоны. Я тогда недоумевала: что происходит? А там шли пытки коммунистов, комсомольцев и активистов — нашлась сволочь, никого не пропустила при составлении списков.

Каратели ночью уехали, но оставили полицаев, которые вырыли тут же у церкви ямы и побросали туда расстрелянных. Две недели, сменяясь, полицаи дежурили, не подпуская родственников к холмам, не давая возможности похоронить по–людски. В папиной могиле — со слов полицаев — похоронены 6 человек. Пятеро мужчин и старая учительница–коммунистка.

Как только большинство полицаев убрались в Шумилино, ночью из Козьянских лесов пришли партизаны, чтобы отомстить, убить предателей. Погибли еще около 30 человек.

Для нас ужас продолжился. Сначала нас забрал дедушка, потом мы перебрались через Западную Двину. Ютились в сараях, гумнах, сторожках. Вшивые, коростливые, в струпьях. Мама родила братика, который, прожив два месяца, умер.

А возвратясь на родину 27 июня 1944 года, мы не нашли ни своего дома, ни вообще хоть какого–то дома в большой деревне с четырьмя улицами. И от нашей любимой церквушки осталась только красная пыль по кругу... Эти воспоминания и много–много других сохранились в моей памяти, с ними и умру.

Теперь, с высоты нынешнего времени, когда нас перекинули из одного мира в другой, радуемся, что еще живы, и свидетельствуем о тех великих событиях в той великой стране. Но нужны ли этому времени такие очевидцы?

Алина Васильевна БАСТОВА, Городок.