Давным-давно, как будто в другой жизни, произошел со мной, мальчишкой, такой случай: гуляли мы по парку Горького, в котором шли съемки какого-то, теперь уж не упомню какого, фильма. Как всегда, площадка была огорожена, суетились работники группы, лаяли взятые на поводки породистые собаки, где-то гримировали актеров в забавных, сказочных костюмах, горели "дзиги" (прожектора), одним словом, все было, как обычно на съемках.Правда, это теперь я могу сказать: как обычно на съемках, тогда, конечно, это было прикосновением к волшебному миру кино. В волшебном мире, разумеется, должен был быть и волшебник - режиссер. Гадкий я все-таки был мальчишка, противный. А может, перед девочкой, с которой гулял, хотел покрасоваться - не припомню. Но, подойдя к ограждению, достаточно громко спросил: "А кто здесь режиссер?" Вообще таких нахальных задавак, каким я тогда выглядел, следовало "убивать" из рогатки, тем более в беседы с ними не вступать - люди работают, они заняты, а тут, здрасьте-пожалуйста, юный балбес изъявляет желание познакомиться с режиссером...
Но, как ни странно, режиссер ко мне подошел. Был он невысокого роста, кругленький и с какими-то невероятно доверчивыми детскими глазами. Сказал: "Я режиссер!"
Юный наглец, я спросил: "Как вас зовут?"
Режиссер удивился, но все же ответил: "Бычков". Потом подумал, видимо, показалось ему, что фамилия звучит чересчур официально, улыбнулся и добавил: "Володя!"
Наверное, именно это мальчишеское "Володя" придало мне нахальства продолжить диалог: "Не слыхал про такого" - надменно бросил я и собрался удалиться, очень довольный своей смелостью. Что-то, однако, удержало. В глазах режиссера появилось такое недоумение, такая обида, такое детское: "Что я тебе сделал? За что? Почему?", что стало не по себе.
Если покопаетесь в своей памяти, пожалуй, вспомните: имена режиссеров всегда были где-то на обочине нашего внимания. Актеров помнили, знали, режиссеров - не всегда. Девочка, которая была со мной, укоризненно заметила: "Ты что, глупый? Владимир Бычков - он же снял "Город мастеров"! Вот тут стыдом за собственную глупость, за дурацкое фанфаронство буквально обожгло лицо. "Город мастеров" я любил, смотрел несколько раз, нравился мне главный герой, горбун-метельщик, который восстал против злых захватчиков, нравились его помощники, которые ковали оружие, пекли хлеб, рисовали картины. Кадр же, где живописцу в сердце попадает стрела и он перед тем как умереть, обмакивает кисть в собственную кровь и делает последний мазок на холсте, вообще выжимал слезу.
Ах, как он фехтовал, этот замечательный метельщик в замечательном городе мастеров, как сшибались они со злым захватчиком, раскачиваясь на длиннющих шпалерах, висящих в огромном, пустом, холодном замке! Какая великолепная придумка была с говорящими попугаями, которые дразнили черных злых рыцарей, - уму непостижимо, как все это было здорово, как все это нравилось. И вот, поди ж ты, встретился и обидел!
Когда подросли мои дети, увидав в программе телевидения название "Город мастеров", включал "ящик" и говорил: "Обязательно посмотрите - это мой любимый в детстве фильм!" Много позже, когда, кроме детского: "Тут он ему как дал! А попугай, ну, умора, кричит из клетки... А этот ни черта не понимает, кто кричит!", пришло взрослое осознание того, что фильм-то, кроме того, что захватывает внимание, еще и мудрый, еще и смелый, а по тем временам смелый безумно, и веселый, и учит не бояться, верить в свои силы, в то, что мастерство, несомненно, переборет злобную тупость, - понял, какой великолепный мастер его делал.
После катастрофической неудачи с фильмом "Христос приземлился в Гродно", который Владимир Бычков делал на "Беларусьфильме" по сценарию Владимира Короткевича, после того как все киноначальники и в Москве, и в Минске буквально "вытирали о него ноги", заставляя вносить исправления, доделки, переделки, кромсая ткань фильма по живому, уродуя его, уничтожая как произведение, - Володя уехал в Москву. На Минск обиделся крепко. В Москве снял тоже веселый, романтический детский фильм "Достояние республики" и пропал. Пропал надолго, так, как умеют пропадать только кинорежиссеры, впавшие в немилость, - был человек, и нет его! Ни в титрах, ни в профессиональном трепе, ни в воспоминаниях коллег, ни в фестивальных списках. Он появился на "Беларусьфильме" тогда, когда я там уже был своим человеком. Кто-то сказал: "Смотри, Бычков!.. Тот самый..."
Но это уже был совсем не тот Владимир Бычков, которого я помнил по детской своей глупой встрече с ним.
Мы иногда делаем вид, что не понимаем, как была жестока жизнь с художником в те, не такие уж далекие времена. Как немыслимо было быть отрешенным от профессии, от работы, от творчества. Это все равно что здорового, полного сил человека засадить в "дурдом". Загнать против воли в вывернутый, извращенный мир, в котором "добрые доктора" разговаривают с тобой, как с больным, убеждая, что уколы и электрошок, выжигающий мозг, - в твоих же интересах, потому что ты не такой, как все, потому что болен, более того, твоя болезнь опасна для общества.
Это происходило со многими: с поэтами, художниками, писателями, музыкантами. Это было коммунистическое иезуитство высшей марки, когда вивисекторы человеческой души, терзая ее, еще и ждали слов благодарности от распятого на дыбе. Многие сдавались, клялись в любви и верности партии, обвиняли сами себя в мыслимых и немыслимых грехах, просили милости и иногда ее получали. Другие стояли насмерть и были размолоты либо в лагерную пыль, либо в те времена, о которых мы говорим, обречены на забвение. Кто-то смог уехать за границу, где тоже был "не мед", кто-то назло мучителям уходил в зыбкий мир алкогольной эйфории, в котором тебя не могли принудить к коллаборационизму, к сотрудничеству, не могли "достать". Правда, при этом за свободу приходилось платить - личностью, собственной душой и талантом.
Иногда встречая людей, заплативших за собственную духовную свободу такую цену, мы с высокомерием проходим мимо, стараясь не замечать вчерашних кумиров. Мы - сильные! Мы - не такие! Мы - не поддались! Так ли уж не поддались? Такие ли мы сильные? Ну а даже если и не поддались: имеем ли право бросить камень в того, кто избрал иную участь? Разве не внутренняя мука от заткнутого рта, от больной совести заставляла уходить в черные запои Александра Твардовского, Михаила Шолохова, почти несменяемого председателя Союза писателей СССР Александра Фадеева? Да что там знаменитости литературные... Даже хоккеиста, закончившего свою феерическую, но короткую карьеру и не умеющего реализовать себя в "нормальной" жизни, разве не затягивали эти тенета классической славянской болезни? Вспомните строки Вознесенского, сказанные о великом Альметове: "... Ах! Водка, матушка, ищи его на дне,/ Когда он в телевизорах магичествовал - убийства прекращались по стране!"
Появившись на студии, Володя Бычков был вежлив, ненавязчив, он, если можно так сказать, с достоинством нес свою трагедию, свою душевную болезнь. Не унижаясь, ценя свое имя, спокойно просил на пиво, благодарил, иногда деньги отдавал, но не припомню, чтобы кто-то из коллег этот возвращаемый им копеечный долг у него принимал. Не надо говорить мне: "Как можно? Нужно было бороться за него! Нужно было не давать!"
Не соглашусь! Володя сам выбрал свою судьбу. Думаю, сделал это осознанно. Он ушел из нашего мира от омерзения, от нежелания испачкаться. И с достоинством (повторюсь!) жил в своем, в котором сохранил и чистоту души, и свои детские, голубые, доверчивые глаза.
Мы стараемся не говорить о людях, выбравших такой способ внутренней эмиграции. Стараемся обходить молчанием такую человеческую трагедию, словно человек сорвался "с нарезки" от безудержной гульбы, от немыслимого богатства, от дурости, наконец. В Володиной судьбе все было иначе, я уверен в этом, потому что у меня перед мысленным взором его взгляд, тот давнишний взгляд незаслуженно обиженного мальчика, в котором застыли вопросы: "Почему?" и "За что?". Да, он не был борцом, не был отчаянным смельчаком - он был просто талантливым, веселым и нежным человеком. Времена были, однако, такие, что талант, веселье и нежность были не нужны, даже опасны. С их "носителями" боролись угрюмые и скучные люди. Боролись насмерть. Как в его "Городе мастеров". И не всегда те, кто в этом городе жил, выходили победителями. Поскольку только в сказках добро, смеясь, побеждает зло.
Но нежность в Володиной душе осталась. Я знаю это точно. У меня для этого есть безошибочная лакмусовая бумажка. Это - любовь и всепрощение женщины. Женщины лучше нас знают, кого следует пожалеть, кто этой жалости, которая в русском языке синоним любви, заслуживает. Так получилось, что его монтажер, милая и добрая женщина, приняла его, почти разрушенного, дала ему надежду, кров и свою нежность. Может, это была память о юности, может, чисто женское умение сочувствовать и спасать. Не знаю. Знаю одно: он был принят в ее дом, обогрет, накормлен, ему прощалось если не все, то многое. Мне трудно выговорить это, но, думаю, его любили. И любят сейчас. Пусть многим сегодняшним женщинам это покажется нелепым и неправильным, но так распорядились жизнь и судьба. Когда Володя был в зените успеха, он выбрал и другую женщину, и другую семью. Когда разрушились и успех, и та, другая семья, он вернулся к женщине, которая все эти годы его ждала, и она приняла его, разделила с ним его беду, пусть не спасла, но помогла сохранить достоинство. Я встретил ее недавно в метро. Мы долго стояли, разговаривали. Единственное, на что она пожаловалась: "Ну как же так, неужели он ничего не значит для белорусской культуры? Неужели ничего не сделал? Ведь и сегодня дети взахлеб смотрят его фильмы". Они с Володей живут в ее крохотной квартире, там же с ними и ее дети, и дети ее детей. Володя болен, ему трудно вставать, ему отказали в малости - в милосердии. Отказали коллеги из Союза кинематографистов.
Когда-то знаменитый российский адвокат Кони защищал священника, преступившего закон. Он обратился к присяжным с речью, достойной книги рекордов по краткости. Он сказал: "Мой подзащитный 30 лет отпускал вам грехи. Сегодня простите его вы!" Присяжные согласились с адвокатом.
Я хочу обратиться к минчанам, к минчанам без регалий и должностей: "Вот человек. Его зовут Владимир Бычков. Вы сами, ваши дети и внуки учились на его фильмах благородству и милосердию. Будьте же милосердны и к нему!"
На снимке: Варина Влади и Владимир Бычков.
