Все, кто знал Гаспорта, вспоминают о нем с благодарностью
С Великой Отечественной войной в конце октября 1944 года я вошел в этот мир. От мамы, Екатерины Васильевны, от старших братьев, Миши и Жени, от бабушки Евгении, родственников и соседей в детстве ежедневно слышал воспоминания о тяготах оккупации. Особая история — письма отца с передовой. По его воспоминаниям, хоть все письма обязательно просматривала военная цензура, о чем свидетельствовали вымаранные слова в тексте письма и штамп о проверке, не было ни одного случая, чтобы вложенные в конверт-треугольник два-три сухих листа табака не дошли. Столь высокая была фронтовая мораль.
От фронтовиков, партизан, подпольщиков, односельчан наслушался столько рассказов о войне, искренних и без прикрас, что порой казалось будто сам участвовал в ней. В послевоенные годы люди были дружнее, часто собирались вместе. Порой по пути за ягодами или грибами зайдешь в чужую деревню попить воды — кругом никого нет, но двери всех домов открыты. Доверяли друг другу.
Родился я в деревне Озеричино Руденского, а ныне Пуховичского района Минской области в тесной, сырой, наспех оборудованной землянке. Было холодно, голодно, черным-черно днем и ночью, следы пожарищ с обгорелыми трубами печей вдоль улицы тянулись на 7 километров. После войны не было не только домашнего скота, кур, но и котов с собаками. Нужно было все начинать сначала. Старики, женщины и подростки с помощью одного одноглазого трофейного коня, подаренного наступавшей армией, пилили и трелевали лес для строительства домов.
В деревне было много табака. Осенью его собирали и сушили листья. Всю зиму при лучинах их измельчали, а раз в неделю мама возила его продавать в Минск. К весне насобиралась сумма денег, достаточная для покупки коровы. Так у нас появилась кормилица Зорька.
Деревня наша протянулась на несколько километров одной улицей по правому берегу реки Птичь и в годы оккупации была партизанским краем. Из-за этого деревню не один раз бомбили с самолетов, пережила она три карательные операции. Заблаговременно все население убегало в лес. Но бывало кто-то из стариков с детьми по той или иной причине задерживался в деревне. После ухода карателей их находили убитыми, детей фашисты бросали в колодцы. В последнюю блокаду в июне 1944 года враги зверствовали по-особому. Спаслись благодаря стремительному наступлению Красной армии.
После войны из уст в уста передавали историю, которая случилась в середине осени 1941 года. Рано утром налетели фашисты, окружили часть деревни, согнали жителей на берег реки, отобрали мужчин призывного возраста, в их числе и моего отца, всего 43 человека. Заставили копать ров — братскую могилу для сельчан. Установили пулеметы, выстроили обреченных на смерть на краю рва…
А в это время Гаспорт, известный всем житель соседней деревни Боровые, которого немцы назначили старостой, что-то долго и горячо по-немецки говорил офицерам, командовавшим расстрелом. Доходило до жаркого спора, Гаспорт воспалялся и отходил в сторону, остывал, а затем возвращался, и спор возобновлялся. Жители, не зная языка, поняли, что Гаспорт пытается уговорить фашистов отказаться от задуманного. Экзекуция затягивалась, приговоренные к расстрелу мужчины с надеждой смотрели на Гаспорта. В конце концов, фашисты согласились с его доводами и всех жителей деревни отпустили по домам. Естественно, если бы нацисты исполнили задуманное, то ни отца, ни меня, ни многих моих друзей детства не было бы. Благодаря Гаспорту остались живы наши родные, а мы увидели солнце.
Гаспорт был по происхождению немцем, жил в деревне Боровые, в 4 километрах от Озеричина. После Первой мировой войны попал в Руденск, там встретил и полюбил нашу белорусскую красавицу. Чувства были столь сильными, что Гаспорт решил остаться здесь. Жил, как все, усвоил привычки и традиции белорусов, обжился хозяйством, положительно воспринял советскую власть, ее принципы дружбы народов, соборности, справедливости и коллективизма, пошел в колхоз, ударно трудился, растил детей. Но грянула война. Фашисты свою идеологию строили на принципах превосходства немецкой нации над всеми другими, на избранности немцев как нации господ, которой должны подчиниться все народы, особенно славяне.
Оккупационные власти попытались выделить Гаспорта из числа других жителей, возвысить над односельчанами, назначили старостой, считали своим. Однако Гаспорт, по мнению односельчан, не воспринял нацистскую идеологию, считал односельчан и всех советских людей своими родными, а фашистов — чужими, пришлыми. Потому после освобождения не бежал Гаспорт в Германию, остался на ставшей ему родной земле. Как советский патриот, он защищал своих односельчан, искал и сумел найти слова, которые убедили фашистов не делать непоправимое, спас 43 молодых и крепких односельчанина от смерти. Многие из них вскоре ушли в партизаны, воевали на фронте, родили детей, некоторые погибли. Со мной учились их дети. В классе нас было всего 14 учеников на всю огромную деревню, половина без отцов.
Мой отец, Николай Харитонович, стал бойцом партизанского отряда «За Родину» бригады «Беларусь», ушел на фронт, войну закончил в Восточной Пруссии, имел правительственные награды. Ему полагалось денежное содержание, бесплатный проезд на местном транспорте и один раз в год — по Союзу. Однако после войны льготы отменили. Помню, как друзья отца, тоже фронтовики, по этому поводу говорили, что лучшей наградой для них стала жизнь, которую судьба даровала на войне.
Рассказывая об этом, я как бы исполняю долг перед исторической правдой. Хочется восстановить доброе имя патриота, немца по рождению и происхождению, ставшего нам родным человеком. После войны односельчане всегда вспоминали Гаспорта добрым словом и с благодарностью говорили о том, что он спас многих от смерти. Но время неумолимо. Уже остались единицы тех, кто еще помнит, но живого Гаспорта, как и я, не видел. В 1943 году, по рассказам родителей и многих односельчан, он также спас от виселицы двух партизан-подростков в д. Ковалевичи. Сумел убедить немцев, что они не партизаны, а просто проявили свойственный мальчишкам интерес к оружию и больше ничего подобного делать не будут.
После освобождения в Руденске состоялся суд над Гаспортом. Деревня делегировала туда несколько женщин и подростков, которые свидетельствовали в пользу обвиняемого в факте пособничества захватчикам (был старостой у фашистов, чем нарушил закон…). Суд учел смягчающие вину обстоятельства, Гаспорту вынесли наказание в виде 7 лет лишения свободы. Всем другим пособникам давали по 10 лет. Прощаясь с односельчанами после суда, Гаспорт просил передать привет всем и сказать, что он все понимает и на приговор не обижается. Время такое, по-другому нельзя.
Рассказывали, что после освобождения Гаспорт вернулся в деревню, поклонился могиле жены, которая незадолго до этого умерла, забрал своих детей и уехал. Ничего другого о Гаспорте не слышал, но до конца дней своих односельчане его помнили и чтили. С благодарностью вспоминаю этого человека и я, хотя полного имени его и не знаю…
