В прошлые выходные был на своей малой родине, в городском поселке, у мамы. Сидим на кухне, я собрался чай пить, взялся порезать лимон. Большой, яркий — красивый. Сразу, как и положено, от прикосновения острого ножа к аппетитной желтой кожуре во рту появилась слюна. Мама тут и рассказала давнюю историю, которую моя память не сохранила.
Зимой 1963 года, за пару недель до Нового года, я заболел. Температура высокая, кашель, отсутствие аппетита, капризы детские и все такое прочее, связанное с сильной простудой. А маме как раз что–то надо было отдать моей крестной, жившей в соседнем подъезде. Накинула она пальто и побежала. Приходит, а там другая соседка, Аня, недавно из Москвы вернувшаяся, рассказывает о своей поездке в столицу СССР, о покупках и о том, что видела. Так вот, эта Аня, узнав, что я заболел, угостила маму апельсином. Кстати, из самой Москвы в наш «гэ пэ» привезенным. Мама дома тот апельсин почистила и мне в руки вложила. Я его жадно съел, пальцы облизал и наутро был здоров. Ни температуры, ни кашля, ни капризов детских. Тот апельсин меня поставил на ноги. На следующий день мама побежала соседку благодарить, а та ей еще два апельсина дала, не пожалела.
Я выслушал историю своего чудесного исцеления с грустной улыбкой. А мама добавила, что сегодня ни за какими фруктами, даже невиданными раньше, никуда ездить не надо. Все продается в нашем «гэ пэ». Названия многих плодов она даже запомнить не может. Посмеялись мы с ней, пошутили про маракуйю и авокадо, про киви и манго. «Вот как, сынок, жизнь поменялась. Да разве тогда кто–то мог о таком мечтать? Ты пройдись по поселку, сам посмотри, как люди жить стали», — мама глянула в окно.
Послушал. Оделся. Вышел на улицу. Из земли, на клумбах у подъездов, лезли желто–зеленые ростки. Что это будут за цветы? Пищали скворцы, чирикали воробьи. Грелись на солнце местные коты. Во дворах было тесно от легковых автомобилей. О том, что везде чисто, все убрано, подметено, можно и не писать, это само собой разумеется. Все старые деревья обрезаны, ветки убраны, заборы покрашены, как и стволы деревьев.
У одного из домов суетились рабочие в униформе. Они выгружали из машины большущие рамы, доставали стеклопакеты. Уже потом, вечером, я видел, как хозяйка, стоя на балконе, тренировалась открывать и закрывать новые рамы. Вообще, большая часть окон в домах моего рабочего поселка — стеклопакеты. Нет уже разношерстного остекления балконов и лоджий. Все аккуратно, не хуже, чем в Минске.
Но самое удивительное, что бросилось в глаза, — это количество молодых и не очень мам с колясками на улицах. Малыши спали, мамы прохаживались важно и неторопливо, трещали по мобильникам. Дети постарше бегали рядом. Если честно, то я подумал, что это все связано с теплой погодой. Все–таки Гомельщина южнее Минска, и температура там традиционно на пару градусов выше. Но мама меня разочаровала, сказала, что на самом деле в последние годы местные барышни рожают больше, чем раньше. Иногда в подъезде такая куча колясок стоит, что не протолкнуться. Потом пояснила, что рожать детей теперь выгодно — деньги платят, декретные отпуска большущие. Если бы во времена ее молодости такие условия были, то и она родила бы себе, кроме двоих сыновей, еще и дочку...
«У меня, когда ты родился, декретный отпуск был всего 50 дней... Прошел, пролетел — и сразу на работу идти, в цех, к столу. А как с ребенком, на кого оставить, так сама и думай. Приходилось соседок просить, чтобы присматривали. Разве ты не помнишь?» — мама вздохнула, уронив руки на колени.
Мы сидели на кухне. На большом подоконнике — ветка мимозы, гостинцы из Минска в пестрых упаковках, а рядом, как символ чего–то старомодного, очень провинциального, почти забытого, — небольшая луковица в баночке из–под детского питания растет. Зеленые стрелки победно тянутся сквозь время...
Я не помню, как меня спас тот удивительный апельсин. Смутно помню, как за мной ухаживала старуха соседка из дома напротив.
Разве сегодня есть такой ребенок, которого удивишь апельсином?
ladzimir@tut.by
Советская Белоруссия № 55 (24685). Вторник, 24 марта 2015
