"СБ" провела "прямую линию" в исправительной колонии № 22 в Волчьих Норах

С.Дорошко: Согласно Декрету № 6 мы определили 2 базовых учреждения, предназначенных для лиц, осужденных по 328–й статье. Сейчас мы находимся в одной из этих двух колоний, в поселке Волчьи Норы. Здесь отбывают наказание лица, впервые совершившие преступление. Большинство из них осуждены по «наркотической», 328–й, статье части 1 и 2, то есть были «потребителями». Основная цель, которую мы преследуем, кроме изоляции и исправления, вылечить этих осужденных. Поэтому мы и создаем здесь соответствующие условия, чтобы осужденные и лечились, и приобретали рабочие специальности. Ведь тюрьма когда–то заканчивается, и человек должен жить дальше. Вторая колония находится в Глубоком. В ИК № 13 будут отбывать наказание лица, совершившие преступления по более тяжким статьям и неоднократно судимые. Никаких наркосиндикатов мы, конечно же, не допустим! Поверьте, у нас достаточный опыт работы с этой категорией людей.

Ю.Горошко: В корне неверно думать, что мы тут будем создавать какие–то «кланы». Мы живем в XXI веке, сегодня ничего не мешает потенциальному наркодилеру открыть интернет и там прочитать информацию о том, как приготовить смеси или устроиться работать наркоторговцем. К тому же на самом высоком уровне звучало, что в отношении этой категории осужденных режимные требования должны быть самые жесткие. Так и будет, но исключительно в рамках существующего уголовно–исполнительного законодательства.

С.Дорошко: Можно сказать, да. Возьмем, к примеру, Францию. У них другой принцип отбывания наказания — только тюремное заключение, у них нет колоний. Но осужденные содержатся «в боксах», это такой аналог наших отрядов. Эти «боксы» бывают для лиц, осужденных за террористическую деятельность, для лиц, осужденных за наркотическую деятельность и т.д. И такой принцип действует не только во Франции.

С.Дорошко: Естественно. Система исполнения наказаний предусматривает ресоциализацию человека в обществе. Для этих целей мы используем так называемый социальный лифт, то есть поэтапное снижение наказания: со строгого режима на менее строгий и так далее. К примеру, осужденному, отбывшему установленную законом часть срока, может быть изменен вид исправительного учреждения — он переводится в исправительную колонию–поселение. Далее, после определенного законом срока к нему применяется замена наказания более мягким наказанием с направлением в исправительное учреждение открытого типа. Это значит, что уже перед освобождением человек сам себя обеспечивает, работает, но при этом находится под надзором. После освобождения в течение года мы пристально смотрим за бывшими осужденными. То же самое делает и Генеральная прокуратура.

С.Дорошко: Перед тем как освободить человека, мы обязательно проверяем, найдется ли для него рабочее место, готовы ли его принять родственники в случае, если нет своего жилья, и т.д. Это необходимо, чтобы определить, готов ли он вести правопослушный образ жизни. Надо сказать, что у нас всего 1,5 процента «возвращенцев», это значит, что система работает очень хорошо.

Ю.Горошко: В таких ситуациях нужно разбираться в каждом конкретном случае. Если у него есть намерение употребить наркотик — то одна история. А если его ввели в заблуждение и сказали, что это другие таблетки, от кашля, например, — разговор другой.

Ю.Горошко: В законе четко разграничено понятие «употребление и хранение наркотических средств». Если ваш сын ходит по клубам, просто вразумите его, что такими вещами заниматься не надо.

Ю.Горошко: Вероятность того, что в отношении его возбудят уголовное дело, есть. Призываю и говорю, чтобы вы работали со своим сыном.

С.Дорошко: До недавнего времени через СИЗО по всей стране за год проходили не более 50 детей. Из этого числа в колонию попадала лишь одна треть или даже меньше. Это мальчики. А девочек с 2012 по 2014 год вообще практически не было в местах лишения свободы! Это была положительная динамика, и она нас радовала. А потом пришел спайс... Мы создали отделение для содержания этих детей в существующей детской колонии в Бобруйске. Основной упор, учитывая их наркопрошлое, будем делать на лечение. Несовершеннолетние — это еще неустоявшиеся характеры, и мы можем и должны бороться за эту категорию людей. Мы подумываем о том, чтобы вообще отказаться от такого понятия, как детская колония, и перейти к понятию воспитательного центра. Хочется, чтобы ребенок, который попал в непростую жизненную ситуацию и стал осужденным, не просто был наказан, но и поменял свой взгляд на жизнь. Мы можем скорректировать его поведение, дать ему нормальное образование, условия, приближенные к общежитию, а не отрядные, к примеру, и сделать так, чтобы он больше никогда не вернулся в места лишения свободы. Кстати, если брать историю детской колонии в Бобруйске, то из ее стен вышли два полковника, два олимпийских чемпиона. Нам бы хотелось эти традиции поддержать и впоследствии иметь еще лучшие результаты перевоспитания.

Ю.Горошко: Опасения ваши где–то оправданы. Сегодня никто не застрахован от того, что и дети младше 14 могут стать на преступную тропу. Но я полагаю и даже убежден, что снижение возраста наступления уголовной ответственности вызвано, конечно, необходимостью. Сейчас нередко в клубах заманивают таких пацанов, каким–то образом «подсаживают их на иглу» или на спайсы. А потом они от безысходности, чтобы заполучить хоть какую–то дозу, вынуждены сами становиться распространителями. Эту категорию еще можно спасти, но с ними надо работать. Не говорю, что всех нужно гнать в колонию. Есть ведь и другие меры наказания. К тому же факты говорят, что мы научились исправлять преступников. Года три назад провели анкетирование бывших осужденных о воспитательном воздействии. Опросили 2.000 человек. Вопрос звучал так: почему вы не совершили преступление? Около 20 процентов сказали, что причина в беседах и разговорах с работниками исправительных учреждений. Поверьте, я сейчас не пиарю систему. Тем, кто отвечал на эти вопросы, лукавить смысла нет. Это результаты взрослого населения. А у молодых ребят эту цифру можно смело умножать на два.

Ю.Горошко: Вопрос об амнистии сейчас рассматривается. Вероятность принятия акта милосердия достаточно высока.

С.Дорошко: Мы надеемся, что это случится к 70–летию Победы. МВД дано поручение к 16 апреля подготовить проект указа об амнистии. В прошлый закон 328 ч. 1 вошла, что пропишут в этой — пока не знаю.

Ю.Горошко: Мне трудно говорить обо всем мире. Могу говорить только про наше законодательство. Притеснения и унижения человеческих прав я в нашей системе не наблюдаю. У нас четко прописана градация для осужденных: есть колонии для тех, кто впервые отбывает наказание в местах лишения свободы, и есть для тех, кто не первый раз оказывается за решеткой. И для всех этих категорий есть разные условия: общий режим, усиленный, строгий, особый. Что касается существующего режима, то кому–то он может показаться жестким. Но вот, к примеру, пребывание в армии — это жестко? По–другому не может быть дисциплины. Люди находятся в коллективе, и там должен быть начальник, должен быть подчиненный. Генпрокуратура получает обращения с жалобами. Сегодня их число сократилось примерно на треть. Мне кажется, свою роль сыграло то, что мы ориентируем прокуроров (здесь мы нашли поддержку у департамента) на систематические выезды в исправительные учреждения для проведения личного приема осужденных. Администрация выходит во время приема, и мы общаемся с осужденными без посторонних. Из 1.000 обращений, поступивших в Генпрокуратуру, лишь одно–два касались недопустимых мер воздействия. Однако они не подтвердились. Каждое такое письмо сразу берется на особый контроль, и проводится доскональная проверка. Мы не нашли ни одного факта несоблюдения прав человека в исправительных учреждениях.

С.Дорошко: Этого явления быть не может, ведь режим устанавливается не палкой и не кулаком.

С.Дорошко: Вопрос интересный. Но если вы хотите услышать мою позицию, то это однозначное «нет!». Тюремная медицина должна оставаться в тюрьме. У нас достаточно высококвалифицированные работники в этом направлении. Есть даже кандидат наук, начальник медицинской части тюрьмы № 4 Могилева. Подготовку и переподготовку врачей–специалистов мы проводим совместно с Министерством здравоохранения, и у нас точно такие же нормы, как и у них. Более того, это ведомство очень жестко контролирует наш порядок лечения, назначения и т.д.

Ю.Горошко: Врачи, работающие в колониях, оканчивают те же институты, что и работники вне системы исправления. Никаких вопросов к компетентности специалистов у нас нет.

Ю.Горошко: Однозначно нет. Средний процент лиц, освобождаемых по амнистии, никогда не превышал 10 процентов. Каждый принятый в стране закон об амнистии содержал положение, которое прямо запрещает освобождать по амнистии тех, кто злостно нарушает установленный порядок отбывания наказания. Совершая правонарушения там, в колонии, он тем самым показывает, что еще не готов вести законопослушный образ жизни. Это позволяет избежать помилования людей с криминальной направленностью.

Ю.Горошко: В законе об амнистии указаны так называемые запретительные статьи, осужденных по которым ни в коем случае нельзя выпускать. Их много, в том числе и, как вы говорите, «особо опасные». В силу своей общественной опасности они не подлежат амнистированию. Это лица, совершившие убийства, насильственные преступления, те же террористы, лица, которые раньше отбывали наказание в местах лишения свободы и к которым уже была применена амнистия и они опять совершили преступление, те, кто совершил преступление в период отбывания наказания, те, к кому применялось помилование, те, кому грозит смертная казнь, и т.д. Перед каждой амнистией мы проводим серьезную аналитическую работу. Помните, в прошлом году убрали из закона ту самую, «наркотическую», 328–ю статью? Потому что в стране начала назревать проблема, связанная с наркопотреблением. Прошлый год показал рост убийств по сравнению с предыдущим. Возможно, что и в этом году не будут подлежать амнистированию осужденные за убийства. Где–то круг амнистированных каждый раз сужается, где–то расширяется.

С.Дорошко: В соответствии с законодательством осужденный, отбывающий наказание в ИУОТ, через некоторое время имеет право проживать вместе со своей семьей. Мы разберемся с вашей проблемой, через 10 дней вы получите ответ. Что касается трудоустройства, то здесь, к сожалению, вопросы есть, и не только в Гомельской области. Недавно мы с каждым областным исполкомом согласовали план мероприятий, направленных на то, чтобы обеспечить осужденных работой. Мы надеемся, что ситуация в ближайшее время улучшится.

Ю.Горошко: Не надо путать жесткий и жестокий режим. Режим, который должен применяться к отбывающим наказание, детально прописан в законе, а он, как известно, един для всех. Что касается категории людей, которые совершили преступления, связанные с незаконным оборотом наркотиков, то было принято, я считаю, абсолютно правильное решение о концентрации этих людей в обособленных колониях. Конечно же, наша основная цель — вернуть этих людей. Ведь большинство осужденных по 328–й статье зарабатывают еще и статью 107 «Применение принудительных мер безопасности и лечения к лицам, страдающим хроническим алкоголизмом, наркоманией или токсикоманией». Поэтому мы сделали акцент на серьезной медицинской базе, чтобы вылечить этих людей. Кроме того, мы считаем, что люди, находясь в местах лишения свободы, должны быть заняты трудом. Это обычная практика в исправительных учреждениях. Каких–то особых условий в стиле «не дали сходить в туалет» — такого не будет. Все согласно белорусскому законодательству. Отличие — жесточайшая дисциплинарная практика. Нельзя забывать, что люди, приходя с такими составами преступлений, на первом этапе под влиянием наркотиков иногда, как говорится, в «неадеквате» и не всегда понимают, что с ними происходит. Если они будут нарушать режим, будет и соответствующее наказание для них.

Ю.Горошко: Принятие Декрета № 6 не повлекло изменения в 90–ю и 91–ю статьи Уголовного кодекса. Применение институтов условно–досрочного освобождения по–прежнему зависит от самого осужденного. Естественно, если осужденный по 328–й статье имеет в арсенале и 107–ю статью, то пока он не вылечится, выйти досрочно он точно не сможет. По медицинским рекомендациям ремиссия у наркоманов наступает не ранее чем через два года, у алкоголиков — через год.

С.Дорошко: Мы действительно стали более щепетильно подходить к вопросу условно–досрочного освобождения.

С.Дорошко: По всем видам статей. За январь мы представили на УДО в суды около 33 материалов. Удовлетворили только 7. Что касается 328–й, то эту статью мы даже не рассматриваем. Эта щепетильность в выборе связана с заботой о людях, в отношении которых были совершены преступления. Как будет чувствовать себя человек, который увидит на свободе преступника, осужденного на 7 лет, через два вышедшего на свободу по условно–досрочному? А если еще он не будет вести правопорядочный образ жизни, а еще и насмехаться над жертвой преступления? Как считаете, это правильно?

Ю.Горошко: Сокращение применения института условно–досрочного освобождения я считаю нормальной практикой. Мы привыкли еще с советских времен, что происходило своеобразное штампование этих УДО. И потом удивлялись: а почему это те, кто досрочно освобождался, снова оказывались в тюрьме? Причина одна: брак при применении института досрочного освобождения. Этот процесс длится не первый год. Кстати, одним из важных этапов этого стали изменения в закон, вступившие в силу с 28 января. Они увеличили срок отбытия, после которого возможно применение УДО в отношении тех, кто раньше уже досрочно освобождался, но вновь совершил преступление. Законодатель посчитал, и правильно посчитал, что эта категория людей представляет повышенную опасность. Государство ему уже дало шанс, его освободили досрочно, так как у него были намерения вести законопослушный образ жизни. Но он не оправдал надежды, опять совершил преступление. А у вас муж по какой статье осужден?

Ю.Горошко: То есть он отбыл меньше половины... Аналитика по сроку говорит, это не есть правильно. Есть у нас статья, где говорится о целях уголовной ответственности. Когда суд назначал меру и вид наказания, он не просто с потолка брал эту цифру. Происходил анализ степени тяжести преступления. Я считаю, что это рано — выходить на свободу, отбыв всего три года с небольшим.

Ю.Горошко: Такие мнения звучат уже давно. Сегодня существует категория людей, которые, достигнув пенсионного возраста, 60 лет для мужчин и 55 для женщин, в быту представляют серьезные проблемы для родственников, соседей. На высоком уровне этот вопрос еще не рассматривается, он пока на стадии обсуждения. Практика подсказывает, что об этом можно рассуждать.

С.Дорошко: Моя позиция такова: лица мужского пола, достигшие 60 лет, а женского 55 лет, если они мешают жить родственникам, соседям и так далее, должны быть изолированы от общества путем направления в ЛТП. Можно ведь создать в существующих ЛТП отдельные отряды для пенсионеров. У них будет пенсия, они смогут оплачивать свое проживание в ЛТП, лечение, коммунальные услуги и т.д. Если он захочет, то ему предоставят возможность трудиться. Этих людей нужно изолировать, пока они не совершили что–либо страшное. Мы будем с Юрием Ивановичем дискутировать на эту тему.

С.Дорошко: Мы надеемся, что с учетом того, что акцент исправительной работы в колонии будет делаться на дисциплине, снизится и рецидив наркопреступлений.

С.Дорошко: У него есть непогашенные взыскания?

— В начале срока были, а потом их сняли.

Ю.Горошко: Стадия рассмотрения документов на УДО предусматривает две ступени: аттестацию внутри комиссии и рассмотрение судом. Если на первой стадии определяют, что для УДО человек еще не готов, ему отказывают. Соответственно материалы в суд не идут.

С.Дорошко: Бояться не нужно. Мы очень тесно в этом вопросе работаем с Минздравом. И цель, которую мы ставим, это в первую очередь лечение таких лиц. Министерство уже разработало для нас определенные методики. Я думаю, у нас все получится.

isaenok@sb.by

Советская Белоруссия № 60 (24690). Вторник, 31 марта 2015