Казалось бы, отобрать ребенка у матери — это край. Самое жестокое наказание. Мать ради ребенка, как правило, готова на все. «Всего» от нее и не требуют. Только самое необходимое. Чтобы было где жить, что есть и чтобы в доме прекратились пьянки. Для некоторых — это выше сил, выше материнского инстинкта. Поэтому у родителей приходится отбирать детей, к сожалению, гораздо чаще, чем поддается разумению. В прошлом году таких историй было более 4 тысяч. Детей забирают из семей, которые иной раз и семьей назвать нельзя, из помещений, которые на жилье не похожи. От мам, которые свое чадо кормят, хотя и редко, любят, хотя и «по-своему». Вернуть пытается лишь каждая вторая...
Оправдание всегда найдется?
Со старшим инспектором ИДН Минского РУВД Денисом Головановым мы едем за детьми двух многодетных матерей–одиночек. У одной — трое детей, но сейчас речь идет о 7–летнем Кирилле, ведь двоих старших от первого брака уже давно опекает бабушка, мама их даже не навещает. У второй — четверо, две дочки уже совершеннолетние. Поэтому нуждающимися в государственной защите признаны только 6–летний Даниил и 14–летняя Вероника.
Малыши ожидают нас в школе. Веронику еще предстоит найти. Даник привык, его с сестрой уже не первый раз «изымают» из семьи. Для Кирилла же это первое приключение. У него детский восторг: «Круто! Мы поедем на милицейской машине». Кирилла забирают экстренно. В тот день, когда к ним пришли с вопросом, почему ребенок не ходит в сад и уже два месяца не платят за его питание, разговор не состоялся. Мама с сожителем были пьяны и двери открывать не хотели. Видимо, в доме гуляли не первый день. На столах — куча протухших продуктов, засохшие блины, гора немытой посуды. Повсюду разбросаны вещи. При этом из комнаты куда–то исчез диван... Задолженность за квартиру — огромная. И мать с прошлого года не работает.
— Поначалу в доме всегда был порядок и пьяной ее ни разу не видели, хотя и знали о ее пристрастии к алкоголю, — рассказывает социальный педагог школы Елена Жилевич.
Конечно, ребенка отбирают не за коммунальные долги и не за тунеядство родителей, а лишь тогда, когда он предоставлен самому себе. Тогда идут на крайний шаг, а маме выставляют условия. Вопрос: хочет ли она услышать?
— Я же не валяюсь пьяная! — недоумевает мама Кирилла в ответ на замечание инспекторов по делам несовершеннолетних «у вас проблемы с алкоголем». — Просто в тот день были гости, я не успела убрать.
— Вы и о старших детях не заботитесь...
— Это все козни свекрови, она их задобрила, заманила, а ее сын не платил мне алименты, — на все находятся причины и оправдания.
— У обеих матерей проблема со спиртным, — рассказывает Денис Владимирович. — Это вообще в 80 процентах случаев из 100 — главная причина, почему детей признают нуждающимися в госзащите. Много спиртного — нет работы. Нет работы — нет денег. Нет денег — нечего детям есть, не на чем спать. Все одно за одно цепляется. Но матери убеждены, что проблема лишь в отсутствии денег.
В разоренном гнезде
У второй горе–матери Елены Сергеевны детей отбирали уже дважды. И дважды возвращали, потому что не вернуть вроде не за что было: трудоустраивалась, завязывала с алкоголем, начинала погашать коммунальные долги. А потом срывалась... И вот опять ее дело рассматривают на комиссии по делам несовершеннолетних, на которую она даже не явилась — поехала на овощную базу перебирать капусту.
— Я предупреждала, что не смогу прийти. Я на испытательном сроке, если не выйду, опять потеряю работу, опять буду мыкаться, — объясняет она участковому.
— Что значит — потеряете? Вы здесь работаете официально? Нет. Принцип работы на этой овощной базе я прекрасно знаю: вышел из запоя, появились силы, пошел — заработал пару копеек. Для вас мешок капусты и 70 тысяч, которые вам за него заплатят, дороже судьбы детей?
Она озабоченно вытирает грязные руки о тряпку. У нее робкий взгляд. Взгляд человека, готового к неприятностям:
— Не надо их забирать...
— Вспомните, пожалуйста, где документы на детей и где ваша дочь Вероника?
Оба вопроса ставят в тупик. Вероника с утра поехала в город, но зачем, с кем и куда, Елена Сергеевна объяснить не может. Где свидетельства о рождении детей — и вовсе тайна, покрытая мраком. То ли там, то ли тут. Наконец признается: «В киоске».
— Заложили? — догадывается участковый.
Мы садимся в машину. «Мама», — Даня нежно обнимает ее и, как котенок, устраивается на коленях. Он повторяет и повторяет это слово, будто не может насытиться им.
В киоске разыгрывается скандал.
— Что ж ты за мать такая! — причитает владелица продуктовой лавки. — Я ее гоню, а она все ходит–просит. У меня уже сердце не выдержало: дети голодные стоят, есть просят...
Кроме документов детей, этой матери в залог и дать–то нечего. Их дом больше похож на разоренное гнездо. На полу у батареи лежит матрас, в углу свалены вещи, учебники, игрушки. На столе стоит тарелка с яйцами, одна банка с капустой, другая — полная окурков. Больше еды в этом доме нет, холодильника тоже, на кухне в полу — провал, унитаз без бачка, вместо люстр с потолка свисают провода.
— До конца недели мне зальют пол, все доделают. Колонка дорогая — 600 тысяч отдала, цемент купила, — то ли отчитывается, то ли оправдывается Елена Сергеевна.
— Вы здесь уже полгода живете и все нас завтраками кормите, — не верит участковый инспектор.
— Вся мебель — в Червенском районе, у меня не было денег машину заказать.
— Там у вас тоже отбирали детей. Почему?
— Задолженность была за свет. И дров не было...
— И там тоже?
Разорвать порочный круг
Веронику мы находим в Минске, в отделении милиции. Она привезла вещи старшей сестре Маше, которая в это время давала показания об изнасиловании. Накануне познакомилась с двоими парнями, они пригласили ее в гости...
Мне казалось, что от таких новостей можно поседеть, дар речи потерять. Но Елена Сергеевна глотает их, как горькие пилюли, привычно и без эмоций. Вся ее жизнь наполнена такими историями до краев. Не сложилась семейная жизнь и у Маши. Муж попал в тюрьму за изнасилование 50–летней женщины. Маша к своим 20 годам родила двоих малышей, в отношении которых уже лишена родительских прав. Второй дочери она даже не успела дать имя, малышка осталась в роддоме: ее просто некуда было везти. Теперь они обе — не матери, а обязанные лица.
— Сколько дети будут находиться на гособеспечении, зависит от вас, — говорит Елене Сергеевне инспектор. — Речь не о двух неделях. Месяц при идеальном раскладе — если в доме будет маломальский порядок, необходимая мебель, электроэнергия, минимальная задолженность за коммунальные услуги. И в обязательном порядке — ваше официальное трудоустройство, в этом мы вам поможем. И еще момент: если все это сделаете, но в доме по–прежнему будут пьяные гости, детей вам могут не вернуть...
Мы увозим Нику с Даней, оставляя у здания милиции маму и дочь. Они стоят обнявшись, две разбитые судьбы, две израненные души, очерствевшие сердца. Вероника плачет, нет, не о маме, ее она оттолкнула, когда та пыталась обнять. Ей жаль, что не получается разорвать этот замкнутый круг. Она надеется, что после школы поступит в колледж и ее жизнь не будет зависеть от маминой. А пока опять приходится ехать в социально–педагогический центр, где ей все до боли знакомо. «К нам новые дети», — приветствуют педагоги. А кто–то добавляет: «Да, по второму кругу...» И Ника это слышит. И ей досадно и стыдно.
— Жизнь, говорите, не сложилась? — словно отвечает на мои мысли Денис Владимирович. — Это не повод заложить свидетельства о рождении. Я не знаю, что такое материнский инстинкт, но когда человек хочет воспитывать своих детей, он из кожи вон вылезет. Некоторые только на суде начинают просить: «Дайте шанс — я все исправлю», не понимая, что эти полгода, которые им даются после отобрания ребенка, и есть тот шанс, которым они не воспользовались.
Цифры «СБ»
С начала года выявлено 3,9 тысячи детей, находящихся в социально опасном положении, 800 отобрано, возвращено 500. За январь 129 человек лишили родительских прав.
