Когда началась война, Зое Николаевне Носовой было 7 лет. Вместе с бабушкой она шла от немцев с Донбасса до Прохоровки. События тех лет она сохранила в памяти на всю жизнь. Вот ее рассказ.
(Продолжение, начало в № 26 от 20—26 июня 2013 года)
Я всю ночь горела, температура не падала. Утром хозяева говорят: «Не берите ее, она по дороге умрет». А бабушка ответила: «Не оставлю, пусть у меня на руках умирает». И мы пошли в Прохоровку. Не помню, как мы шли, но когда очнулась, увидела женщину на телеге, запряженной волом. Бабушка спросила, куда она едет. Оказалось, в село Липник, это недалеко от Прохоровки, куда мы и направлялись. Бабушка попросила женщину довезти меня до старшей папиной сестры, которая бежала с Донбасса раньше нас.
Приехали в деревню, в их избу. Хозяева сразу положили меня на печь. Когда соседи узнали, что я умираю, стали приносить кто козьего молочка на донышке, кто картошечки, и я ожила. Потом бабушка отправила меня в Тарасовку, к нашей родственнице, которая держала скотину, думала, что там мне будет сытнее. Но спокойная жизнь длилась недолго. Вскоре пришли немцы и стали всех выгонять из домов – боялись партизан, которые ходили в село. Разрешили взять с собой самое необходимое. Тетя дала мне какой-то мешок, я взвалила его на плечи и тащу в другую часть села, где жил еще один наш родственник – дед Вороной. У него был самый приличный дом, единственный, крытый железом.
Приходим, а там уже полно беженцев. Нашли свободный уголочек, сели, а вечером ту часть села, откуда мы пришли, подожгли. Тетя Дарья волосы рвет: у нее там вся живность осталась. Все сгорело мгновенно. А утром, в пять-шесть часов, слышим – в окна стучат и кричат: выбегайте скорей! Оказывается, и здесь полицаи поджигают дома. Наш дом поджечь не могли, полицаи вбежали, выдвинули лавки на середину комнаты, солому сверху накидали и подожгли. Когда они ушли, дед огонь погасил, и так несколько раз.
Когда и в этой части села все загорелось, взрослые решили вернуться туда, откуда прибежали. Бежим через мостик, а нас обстреливают из пулеметов – немцы думали, что это партизаны. Люди падают, я через трупы перескакиваю, за спиной мешок болтается. Ползли мы прямо на стреляющих в нас немцев, поэтому в живых осталась небольшая группа женщин и детей. Немцы нас окружили и повели в какую-то развалюху недалеко от дома, который они выбрали под комендатуру. Это был самый хороший дом, принадлежал он сестре тети Дарьи – тете Насте, жившей там со своим отцом. Так как я была ничья, тетя Дарья мне говорит: мы тебя сейчас в окошечко на улицу выбросим, огородами проползи к тете Насте, ты маленькая, тебя не заметят, и скажи, что ее родственники в этом доме заперты и их охраняют.
Только я вылезла, немцы меня заметили и затолкали обратно. Тетя Дарья решила попробовать еще раз. Смотрит, стоит ее сосед – немец, который до войны преподавал в школе немецкий язык. Она ему говорит: спасите нас, скажите, что мы мирные люди, может быть, нас освободят, и меня еще раз в окошко кинули. Вижу, немцы показались, повернули в нашу сторону, учитель их увидел и спрятал меня за спину. Немцы меня не заметили. Когда они отошли, сосед говорит: давай, ползи. Я и поползла. Заползла в сарайчик, дед вышел и меня увидел.
Я вся дрожу от страха и от холода. Дед укутал меня в тулуп и говорит: прячься в подпол и не высовывайся. И в это время земля загудела и заходила ходуном. Дед говорит: все, наши пошли. А накануне к Прохоровке стягивались и наши, и немцы. Однажды утром я выглянула из подвала и увидела, как немцы в подштанниках драпают, – выбрасывали все из окон и кто на лошадях, кто на мотоцикле, а то и босиком удирали от наших войск. Я из подвала вылезла и, уже не таясь, смотрела, как они бегут. Когда все убежали, люди начали обустраивать для жизни сарайчики, делали шалаши, рыли землянки, пытались отыскать на родном пепелище уцелевшие вещи.
Через какое-то время началось танковое сражение – знаменитая битва на Курской дуге. Дед сразу понял – что-то готовится: столько танков прошло, земля гудела. Вдруг началась канонада, мы наблюдали зарево и вечером, и ночью. Небо было раскалено докрасна. Сколько это длилось, не знаю, может быть, месяц, но громыхало и взрывалось очень долго. Только после войны мы узнали, что там схлестнулось 900 наших и 600 немецких танков. Когда все утихомирилось, нам сказали, что немцев здесь больше не будет. Вот радость была!
