В честь своего 70–летия народный артист Иосиф Кобзон сейчас гастролирует по всем 15 странам бывшего СССР плюс Израиль и Болгария. На днях Иосиф Давыдович был в Минске. Во Дворце Республики дал солидный благотворительный концерт с участием академических российских коллективов: камерного хора Москвы, ансамбля песни и пляски внутренних войск МВД России и оркестра русских народных инструментов. Размах концерта был грандиозным: выдающиеся ансамбли, прекрасная творческая форма юбиляра, артистка Светлана Моргунова в роли ведущей вечера — все было важным и многозначительным. В лучших советских традициях, от которых мы начали отвыкать помаленьку. Такие размашистые «живые» концерты — это почерк Кобзона, сейчас так не поют: полтора часа максимум, и то под «фанеру»... Иосиф Давыдович до сих пор работает по три часа на концерте, поет 20 песен. А помните, на 60–летний юбилей он пел семь часов подряд в прямом эфире, целовал сцену и прощался с ней?..Удивительно просто отвечал Кобзон на все вопросы «СБ». И спуску не дал никому: ни Гурченко, ни Пугачевой, ни Панайотову с Чумаковым. Я внимала.
— Иосиф Давыдович, ходит много легенд о вас, но самая популярная — Кобзон–мафиози.
— Это печальная правда... По поводу легенд, я имею в виду. Почему у меня с Америкой проблемы? Кто–то из ваших братьев–журналистов написал 12 лет назад в американской газете: «Кобзон и его жена — наркодельцы. Кобзон связан с русской мафией. Кобзон — друг Япончика и Тайванчика». И я попал в жернова судьбы: с тех пор в Америку меня не пускают, визу не дают, на всех пограничных постах проверяют особо тщательно. Но это так себе, жить можно. Самое главное, что моя дочь Наташа тоже проходит в Интерполе как мафиози. И тоже не может бывать в Америке. А она же училась там, у нее друзья в Штатах, понимаете? Что и говорить, ужасный шлейф проблем повесили на нашу семью.
— Но вы же просили в Вене и Гааге защитить ваши честь и достоинство?
— Пустое. Они мне так объяснили: «Вас не обвиняют, а подозревают». Я говорю, хорошо, я готов подтвердить официально, что до конца своих дней не поеду в Америку, только умоляю: снимите этот файл о бандите Кобзоне с пограничных постов — страшно неудобно гастролировать. И ничего. Тишина в ответ. Я лично просил Владимира Путина, чтоб он поговорил обо мне с Бушем. Да он, видимо, забыл.
— За последний месяц вы у нас во второй раз с концертом, любите Беларусь?
— Меня иногда спрашивают: «Как вам у нас, нравится?» Я в таких случаях отвечаю: «А почему мне у вас должно нравиться? Это ваша страна, ваш город и вам должно здесь нравиться». Но кое–какие мысли о Беларуси меня действительно обуревают. Недавно был в Питере, вы бы видели в какую «помойку» превращен этот город–красавец! Зияющие дыры вместо окон, обшарпанные фасады, ну просто ужас. И я говорю петербуржцам: «Нет у вас Батьки, как в Беларуси». Вам с Президентом повезло, у вас власть на все находит средства: и филармонию отремонтировать, и город построить. А у нас по–прежнему воруют. Распустились все. А жить нужно в дисциплине и строгости, я в этом убежден. И нам нужно этому учиться у белорусов. Тогда и порядок будет.
— Вы отказались от обеда сегодня, ездили в музей Мулявина и на кладбище, где он похоронен. У вас были особые отношения с Владимиром Георгиевичем?
— Мы дружили. Мулявин — это история, он сделал революцию в эстрадном жанре, ввел моду на национальный колорит в музыке. Нельзя сказать, что Володя был прекрасным вокалистом, но музыкальное его мастерство было на самом высочайшем уровне. И ведь посмотрите, после его трагической смерти так никто и не смог продолжить «песнярские» традиции. А музей Мулявина в филармонии я посетил, да. Он, на мой взгляд, несколько примитивный... Но сделан с огромной любовью к Мулявину, душу греет — спасибо и на том. Любой посетитель филармонии теперь может прикоснуться к истории великих «Песняров».
— После выхода вашей книги «Как перед богом» изменились ли ваши отношения с артистами?
— К сожалению, да. Я предчувствовал, что на меня могут многие обидеться, и долгое время не хотел писать никаких книг. Но меня уговорил журналист Николай Добрюха: «Давайте напишем, не дожидаясь маразма». Я согласился и вечерами диктовал ему свои воспоминания. Но жанр мемуаров — он все–таки не честный, здесь легко солгать невольно. Вот как вы, например, проверите, о чем я там говорил с Клавдией Шульженко или с Аллой Пугачевой?
— Ну если в заглавии фраза «Как перед богом», трудно не верить. Значит, действительно Алла Борисовна обиделась на ваши «книжные» высказывания?
— И Алла, и Жванецкий, и Михалков... Ну и что? Что они мне могут сделать? Не прийти на мой концерт? Я переживу. Поймите, я люблю Пугачеву, но, по–моему, она живет шлейфом прежних заслуг и сегодня ничего нового в музыке не выдает. Вот София Ротару, например, молодец, настоящий трудяга: несмотря на возраст, и песни новые записывает, и клипы снимает, и много гастролирует.
— Ваша ученица по «Гнесинке» — Валерия — тоже активно трудится, она была недавно в Минске с концертом и благодарила вас как педагога.
— Я доволен своими ученицами: и Валерией, и Валей Легкоступовой, Ирой Отиевой... Всегда их учил не рваться к популярности в первую голову. Они все очень хотели прославиться, раздавать автографы... А я их учил так: «Утром, когда просыпаетесь, сразу подходите к зеркалу. Когда вы немножко опухшие от сна, помятые и нечесаные — это и есть вы настоящие. А макияж, сцена, костюм — это уже так, наносное. У меня в свое время была супруга — Людмила Гурченко. Когда она выходила утром на кухню пить чай, ее отец Марк Гаврилович говорил: «Какая ж ты уродка!» Люся возмущалась: «Пап, как тебе не стыдно!» Он продолжал: «Ну к вечеру богиня... богиня, да». И смеялся. Так вот к вечеру мы все боги и богини, а свою внешность и способности нужно оценивать трезво, желательно утром.
— Вас часто можно увидеть на сборных концертах в компании молодых артистов — Панайотова, Чумакова... Передаете опыт?
— Я задаю им один и тот же вопрос: «Зачем вы поете под фонограмму? Вы же себя выхолащиваете!» Где «фанера», там и резиновые женщины, и безалкогольные спиртные напитки... Нужно быть нормальными людьми. Никогда не забуду, как к нам приезжала Уитни Хьюстон и выступала в Москве после концерта в Санкт–Петербурге. К сожалению, в Питере она заболела — и в Кремлевском дворце выступала абсолютно больная. Плакала на сцене, хрипела, но что–то пыталась исполнять. И довела концерт полностью вживую, у нее и в мыслях не было обманывать слушателя! Это не принято. Ни одна из зарубежных звезд к нам не приезжала и не пела под фонограмму. В отличие от российских певцов. Казалось бы, молодые парни и девушки, а занимаются ерундой. Разучили три песни — больше, очевидно, не могут — и шпарят. Когда я Чумакову говорю, что у меня в репертуаре 3 тысячи песен, он смеется. Я могу в одном концерте и пять, и семь часов подряд петь. Да публика не выдерживает. Мы с моим режиссером концертов всегда ссоримся на эту тему. Она хочет урезать концертную программу, а я, наоборот, накидываю еще пару песен. Это ведь такое счастье — сцена. Знаете, никакого феномена у Кобзона нет. Я просто влюблен в свою профессию.
Фото Анатолия Мисникова.
