Источник: Знамя юности
Знамя юности

Владимир Любимцев: дочка называет отца «деда Халк»

Старший сын актера Михаила Пореченкова пошел по его стопам, окончил Щепкинское театральное училище и вот уже три года служит в МХТ имени Чехова. Мы встретились с Володей и поговорили о недавнем юбилее, актерской удаче, страхах и смелости.

Фото из личного архива Владимира Любимцева

– Володя, месяц назад ты наконец завел Instagram, что подтолкнуло к этому?

– Завел его больше с позиции профессиональной деятельности, потому что все говорят, что у артиста обязательно должен быть Instagram. Я года три это выслушивал и вот решил попробовать. Пока всего чуть больше десяти постов сделал с фотографиями из своей недавней «бородатой» фотосессии. Ну а к фото ставлю какие‑то цитаты из недавно прочитанных книг.

– Да, на тех снимках ты прям бородатый дядька! А в жизни и на свои 30 лет не выглядишь. Тебе в каком образе комфортнее?

– Мне все хорошо, разницы особой нет. На карантине просто решил попробовать совсем не бриться, чего никогда не делал, и посмотреть, что из этого получится. Почти три месяца растил бороду, а потом меня вызвали на пробы, где потребовали побриться: «Мы не можем тебя нормально рассмотреть, только бороду твою разговаривающую видим!» Ну и перед тем как побриться, решил себя таким запечатлеть на память. Брить не жаль было, потому что в любой момент можно снова отрастить. Да я и в жизни под ноль никогда не бреюсь, сохраняю легкий налет брутальности. 

– Тебе в конце прошлого года исполнилось 30. Обычно с этого возраста у мужчин начинается переосмысление жизни, как еще говорят – кризис среднего возраста. Тебе присуще подобное самокопание?

– В принципе да, я вообще сомневающийся человек. Цифры меня не волнуют, я больше за работу переживаю, что не сделал еще чего‑то важного. Для меня сейчас профессия на первом месте. И пока не могу сказать, что доволен собой на этом этапе. Я не выполнил поставленные перед собой задачи и пока только надеюсь на то, что когда‑нибудь все это сделаю. Хочется больше работы и в театре, и в кино, но пока все как‑то заглохло. Хотя в МХТ имени Чехова, где я служу, все в порядке, и нашу стажерскую группу перевели в основной состав. За нами остается большой спектакль, который мы начали готовить к выпуску, но перенесли из‑за пандемии на целый год. А также из‑за театра я отказался от главной роли в кино у режиссера с мировым именем, потому что там совпадали сроки с театральной премьерой. Думаю, стратегически я принял правильное решение, а вот тактически, возможно, совершил ошибку. Многие у виска покрутили и сказали: «Ну и дурак!»

В фильме «Сердце Пармы»
Фото из личного архива Владимира Любимцева

– Не у Тимура Бекмамбетова ли ты отказался сниматься?

– Да, он продюсер того фильма, а режиссер там американский.

– Может быть, ты не почувствовал себя в той роли?

– Да нет, прекрасно чувствовал и в той, и в другой – театральной. У меня же и у театрального мастера в будущем спектакле большая роль, заглавная. Причем обе истории военные. Надеюсь, еще будет возможность показать себя в подобном фильме.

– Что считаешь своей главной удачей на сегодня?

– Во-первых, у меня есть семья и дочь Мирослава, которой уже пять лет. Мы вместе прошли через разные жизненные периоды, и все у нас в порядке. Во-вторых, я работаю в театре, что для меня очень много значит. С теплом и любовью вспоминаю недавний проект, в котором посчастливилось сниматься, – «Сердце Пармы» режиссера Антона Мегердичева. Восемь месяцев мы прожили на съемках этой ленты большой прекрасной бандой: я, Саша Кузнецов, Сергей Пускепалис, Ислам Зафесов и Илья Маланин. Снимали в довольно суровых природных условиях в Перми и Москве на конях и с мечами. Это историческая картина по одноименному роману Алексея Иванова «Сердце Пармы». XIII век, междоусобные войны между Пермью, Москвой и дикими племенами. Я играю князя и язычника Бурмота, который приходит на помощь главному герою, и они вместе сражаются на протяжении всей истории.

– Что стало самым сложным в этой работе?

– Наклеенная борода! У меня очень чувствительная кожа, некомфортно, когда даже касается что‑то колючее или неприятное по ощущениям. Например, шерстяные вещи вообще не могу носить, у меня сразу колики по всему телу. А тут я восемь месяцев ходил с бородой, которую мне клеили каждый день. На жаре так это вообще кошмар был, я даже есть не мог. Обычно гримеры снимают верхнюю часть – усы, и артисты могут есть. Но меня передергивало даже от ощущения того, что я ем, а это все шевелится… Но все эти сложности перевешивала наша классная актерская компания, которая там образовалась. Теперь у меня есть любимые кореша! 

– А с отцом ты любишь работать или это лишнее волнение?

– Никакого волнения, наоборот, с ним спокойно, легко, весело, всегда подскажет, если что нужно. Чувство ответственности перед ним, конечно, есть, но в нормальных границах, без паники. Да пока вроде и не случалось такого, чтобы он был чем‑то недоволен и сказал: «Ну что же ты косячишь, так не работают». А он бы не промолчал, если бы заметил повод.

– Три года, как ты служишь в МХТ имени Чехова. Что тебе дает театр, чему учит?

– Театр – это постоянный тренинг, где можно поднимать уровень своей квалификации. Когда ты там ставишь себе какие‑то задачи и справляешься с ними, это просто бальзам на душу. Очень благодарен театру, что нас, балбесов, приняли на работу после института. Был ограниченный показ выпускников трех театральных вузов, и в итоге выбрали меня и моего однокурсника Ваню Дергачева.

– С отцом мне работать спокойно, легко, весело, он всегда подскажет, если что нужно
Фото Геннадия АВРАМЕНКО

– Кому‑то из близких удалось тебя удивить подарком на недавний 30‑летний юбилей? 

 – Да я не просто удивлен, а сражен наповал был! Отец мне сделал по‑настоящему большой подарок, но мне бы не хотелось говорить какой (после долгих уговоров Володя все же раскрывает, какой незабываемый подарок на день рождения ему сделал отец. – Прим. «ЗН»)... Папа подарил мне машину, о которой я давно мечтал и планировал когда‑нибудь потом сам купить, как накоплю денег.

– У тебя много фото, где ты с мотоциклом. Любишь полихачить?

– Мне всегда нравились мотоциклы, но пока я так и не смог получить права для езды на них. Для этого мне нужно доехать до Таллина и там сдать на права. За семь лет жизни в Москве я пока не получил гражданство России, это оказалось очень сложно, и пока я остаюсь гражданином Эстонии. Очень серьезно над этим вопросом работаю и надеюсь, в этом году мне все‑таки удастся его решить, тьфу-тьфу-тьфу. Постучу по дереву. 

– В родной Таллин часто ездишь?

– К сожалению, практически не бываю в последнее время. Хотя прошлый Новый год отмечал там с родными. Но у меня периодически жена и дочь вынуждены туда возвращаться, так как живут в Москве по визе. В Таллине остаются бабушка, тетя, двоюродный брат, две двоюродные сестры, крестный и друзья. Иногда они ко мне приезжают, приходят в театр на спектакли.

– Ты себя русским или эстонцем считаешь?

– Конечно, русским, я всегда им был. Я жил в русском сообществе, ходил в русскоязычные детский сад и школу. Эстонский язык начал учить только в армии. Русская диаспора в Эстонии настолько объединена, что за 23 года моей жизни в Таллине у меня было очень мало знакомых эстонцев. Мы могли встретиться где‑то на тренировках или в городе, но плотного общения с ними не было. Все мои предки были русскими, прадед и прабабушка воевали на флоте во время Великой Отечественной войны, их военная часть базировалась в Таллине. Так на свет появились моя мама и я сам еще во времена Советского Союза в 1989 году. В местную среду мы практически не ассимилировались, хотя я знал русских ребят, которые меняли себе имена и фамилии на эстонские, стараясь уйти от всего русского. У меня никогда не было такого желания, я всегда хотел уехать жить в Россию.

– Это создавало проблемы в детстве и юности?

– Да, потому что я еще в младших классах всем говорил: «Я русский и уеду в Россию», а все крутили пальцем у виска. Но я же действительно уехал! Помню, даже когда паспорт получал (а в Эстонии паспорт лет в семь выдают), уже знал, что российский паспорт красного цвета, а эстонский синего. 

– Что тебе дали долгие годы занятия боксом и кикбоксингом? Если у тебя будет сын, отдашь его в этот спорт?

– Обязательно отдам, сто процентов! Но сначала он пойдет, наверное, на танцы или гимнастику – для общего развития, а потом уже на бокс. Сам я первые девять лет занимался борьбой, и у нас с тренером была договоренность, что если я и уйду, то не к другому тренеру, а только в другой спорт. И когда по разным причинам наша секция начала разваливаться, я пошел туда, куда мечтал попасть с самого детства, – на бокс. Этот спорт дал мне очень многое, в первую очередь умение терпеть боль – как физическую, так и психологическую, определенную устойчивость к разным обстоятельствам. Ну и непосредственно навык физического взаимодействия с противником.

– Часто его приходится применять в жизни?

– Сейчас уже нет. Мне кажется, я научился и словами договариваться. Если раньше все конфликты решались кулаками, то сегодня только советами, добром и любовью.

– Володя, ты весьма брутально и мужественно выглядишь, как и твой отец. А в жизни чего‑нибудь приходилось бояться? Какие страхи есть у сильных мужчин?

– Потерять близких – это самый главный страх. Иногда за дочку так переживаю, чуть ли не до панических атак. Я вообще сам по себе не очень устойчивый в том, что касается детей, стараюсь держать себя в руках, но периодически приходится искать опору. Я не из тех родителей, кто спокойно смотрит, как дети расшибают лбы и коленки, и считает это вполне нормальным. Особенно переживаю, когда меня рядом нет, а что‑то может случиться. А еще мне иногда снятся кошмарные сны, что я выхожу на сцену и не то что забыл слова, а вообще не понимаю, где нахожусь и что это за постановка. Меня просто выталкивают на сцену, а я пытаюсь спросить, что же должен играть. Говорят, внутренние страхи часто приходят к нам во снах.

– Можешь вспомнить ка­кой‑то из самых экстремальных поступков в своей жизни?

– Не буду рассказывать про все свои хулиганства, расскажу про поступок, который кардинально изменил мою жизнь. Семь лет назад в мае я вернулся из армии, а в июне уже поехал в Москву поступать, даже не представляя, как я это буду делать. Причем первый подзатыльник мне дала тетя, сказав, чтобы я ехал немедленно. Мы с ней даже поругались, потому что я планировал спокойно подготовиться и ехать через год. Говорил ей, что люди по пять лет не могут поступить, а как я приеду, вообще ничего не понимая. Но она настояла, я поехал и поступил в Щепкинское театральное училище. Это был, наверное, самый смелый поступок, который полностью изменил мою жизнь. Мне очень помогли мои будущие педагоги, которые меня и таких же оболтусов, как я, заметили, и дали нам шанс. У нас половина курса ребят были после армии, все по 23–25 лет, уже взрослые мужики. Я поступал во МХАТ, Щуку, Щепку, а до ГИТИСа не успел дойти. Во МХАТе и Щуке вылетел сразу, как и большинство моих однокурсников, – все повылетали с первого тура во всех других вузах. Так что Щепка для меня теперь на всю жизнь родной дом, где я прожил четыре года.

– Раз во МХАТ не поступил, значит, папа тебе не помогал, не ходил замолвить словечко…

– Нет. По крайней мере я до сих пор об этом не знаю, и мне почему‑то кажется, что принципа мохнатой руки он не применял.

– Во время учебы ты успел еще и папой стать… Как тебе это удавалось совмещать?

– Да, на втором курсе у меня родилась дочка, но я в то время очень мало участвовал в ее воспитании. Первые два года ее жизни про­шли в Таллине, и все заботы о младенце легли на жену. Юля дала мне возможность учиться, за что ей огромное спасибо, этим она очень помогла. Я же приезжал в основном летом, а все остальное время она справлялась сама, ну и наши родные, конечно, помогали.

– Папина дочка растет?

– Да, такая же хулиганка, как и я был в детстве. У Миры нет никаких страхов и сдерживающих факторов, потому я за нее так волнуюсь. При этом она очень ранимая девочка, все в себе переживает, может ничего не сказать, а потом заплакать. Ей только пять лет, но она очень серьезная барышня и при этом мегаактивная. В ней точно есть творческие задатки, надо только понять, в каком направлении развивать ее таланты. Сначала дочка любила танцевать, потом играть на пианино, теперь полюбила барабаны и заявила, что будет барабанщицей. Не можем понять, откуда эта страсть взялась. Детские игрушечные барабаны у нее есть, но она хочет по‑настоящему заниматься, а не просто дома барабанить. Любит, когда я дома тренируюсь и выполняю «бой с тенью», тоже надевает шлем с перчатками и начинает со мной махаться. Договорились с ней, что осенью пойдем заниматься легкой атлетикой.

– Михаила как называет – дедушка или Миша?

– Она называет его «деда Халк», сама придумала такую ассоциацию и больше уже по‑другому не хочет называть.
ВЛАДИМИР ЛЮБИМЦЕВ

Родился: 22 декабря 1989 года в Таллине (Эстония)

Образование: ВТУ им. Щепкина

Семья: женат, дочь Мирослава (5 лет)

Карьера: актер МХТ им. Чехова, снялся в таких фильмах и сериалах, как «Легенда о Коловрате», «Мост», «Гадалка», «Полярный», «Агент национальной безопасности. Возвращение», «Алиса». Чемпион Эстонии по дзюдо среди юниоров, трехкратный чемпион рейтинговых боев по правилам К-1 (кикбоксинг)
Лика БРАГИНА, ООО «ТН-Волгоград» (специально для «ЗН»)
Полная перепечатка текста и фотографий запрещена. Частичное цитирование разрешено при наличии гиперссылки.
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter