Наполеон в истории – человек интуиции и жеста, в романе Льва Толстого – рационалист и буржуа
Летом 1812 года войска Наполеона форсировали реку Неман и вторглись на территорию Российской империи. Мы попросили писателя Владимира Гусева, председателя правления Московской городской организации Союза писателей России, главного редактора журнала «Московский вестник», профессора Литинститута наряду с разговором о временах и литературе поделиться своим мнением об этой кампании и о фигуре Наполеона через призму романа Льва Толстого «Война и мир».
Перу Гусева принадлежат романы о Боливаре и декабристе Лунине, наиболее известна тетралогия «Спасское-Лутовиново» – о современной интеллигенции. В 90-е с легкой руки писателя жанром, весьма привлекательным для литераторов, становится «дневник души», в котором писатель ничего не придумывает, а искренне говорит о том, что происходит «сегодня и сейчас». Среди наиболее известных гусевских «дневников» – «Дневник-92», «Дневник-93», «Дневник метрический», «Разлад. Дневник писателя».
В Литинституте писатель заведует кафедрой теории и литературной критики, его перу принадлежит не один десяток литературно-критических книг. Его книги переводились на многие языки мира.
– О русской версии войны 1812 года мир узнал из романа Льва Толстого. До этого считалось, что Бонапарт безусловно выиграл Бородинское сражение, а из России его выгнал «генерал Мороз». Заглядывая в «Войну и мир» сейчас, в 2012 году, обнаруживаете ли что-то новое в его трактовках тех событий?
– Ничего особо нового. Вот разве Бонапарт, похоже, был совсем другим человеком по сравнению с тем рационалистом и буржуа, каким его выводит Толстой. Внимательно изучив исследования биографии французского императора, понимаешь – он был мнительным, нервического и отчасти даже психопатического склада характера. Это был человек интуиции, возьмите хотя бы бой на Аркольском мосту или его второе пришествие, когда он сбежал с острова Эльба. Наполеон вышел на берег, где стоял полк во главе с маршалом Неем, уже служившим королю. Вышел один, и когда маршал скомандовал: «Оружие к бою!», все нацелили на него ружья. Бонапарт сказал только одно: «Солдаты пятого, вы помните своего императора?!» И солдаты побросали свои ружья и бросились его обнимать.
Впрочем, несмотря на всю харизму императора французов, претензий к нему много в связи с тем, что он понаделал у нас. Открываются новые факты, что французы в буквальном смысле ограбили Москву, причем непонятно, куда награбленное делось.
По-прежнему проблематичным видится и сегодня решение Кутузова об отступлении и сдаче Москвы. Многие считают: будь на этом месте Суворов, полководец наступательного склада, никогда не проигрывавший и не отступавший (один раз, когда солдаты начали отступать, он бежал перед ними впереди и кричал: «Заманивай их, братцы, заманивай!», и те развернулись и пошли в наступление), он наутро дал бы сражение и выиграл его.
И еще одна проблема войны 1812 года замалчивается – Бонапарт, Кутузов и Суворов были масонами, и Бородино было для многих французов сражением двух масонов. Так что на самом деле все было сложнее, чем нам хотелось бы, но итог известен.
– Как вы считаете, почему до сих пор не написан глобальный роман о войне 1941–1945 годов, так сказать, новая «Война и мир» о современных конфликтах и «малых войнах»?
– Лев Толстой участвовал в Севастопольской войне и военный опыт у него был, кроме того, одно дело война 1941–1945 годов, и другое – войны, которые идут в наше время. Но поэты и прозаики пишут о них. А военной поэзией у нас в организации занимается Владимир Силкин, он руководит Военной писательской студией. Сам пишет стихи и песни, например, широко известна песня на его стихи «Блокпост», она часто звучит по радио. Причем сама специфика новых войн состоит в том, что в них моральная проблематика гораздо тяжелее, в 1941-м все было ясно – вот фашисты, а вот мы, вот наши пушки, а вот немецкие танки. А нынче, как ни крути, свои воюют со своими. И это, конечно, сказывается на текстах, вот Владимир Маканин, из бывших «сорокалетних», написал военный роман, которым недовольны все – русские офицеры выведены какими-то монстрами, и правыми оказываются чуть ли не чеченские боевики. Так что «Войны и мира» пока нет и когда будет – трудно сказать, время сегодня так уплотнилось – XIX веку и не снилось.
– Как, по вашему мнению, влияет на литературу ХХI век? Сложнее или легче сейчас заниматься литературным трудом?
– Скажу, что и помогает, и очень мешает писать интернет. Все переключились на него, книги никто не читает, и у нас на ученом совете говорили даже о том, что в Литинститут бесполезно выписывать журналы, они все есть в интернете. Считается, кто себя уважает, те давно в сети. Это легко сделать, но есть опасность в том, что туда кто хочет, тот и влезет, там сотни графоманов, и среди них ты должен выбирать кого-то талантливого. Все это очень влияет на судьбы печатной литературы, проблема тиража и распространения литературы осталась такой же острой. Во многом это связано с интернетом и телевидением. «Зачем я буду покупать книгу, – думает человек, – включил компьютер – и пожалуйста, смотри. Есть все, что надо, даже тексты».
– Следите ли вы за экранизациями литературных произведений?
– Считаю, что писатель, особенно великий, при экранизации всегда проигрывает. Считаю одной из лучших экранизаций «Тихий Дон» Герасимова, фильм действительно адекватен роману. А вот «Белую гвардию», мне кажется, напрасно сделали по прозе Булгакова, а не по пьесе «Дни Турбиных». Получилось, на мой взгляд, вяло, фильм ничего не дает дополнительно к роману. Кому лень читать, пусть смотрят фильм. Некоторые студенты именно по этой причине с удовольствием смотрят экранизации.
– Вы немало высказывались в печати по проблеме положительного героя в современной литературе. Появился ли он наконец?
– Что касается положительного героя, у нас это по-прежнему герои исторических романов. Герои текущей молодой литературы все амбивалентны, то есть двойственны, как и сами авторы. С одной стороны, он такой, а с другой – этакий. И дело все в каких-то сомнительных моральных ситуациях, которых не выдерживает нынешний герой.
