Среди лауреатов спецпремии Президента деятелям культуры и искусства — ведущий мастер сцены Национального академического Большого театра оперы и балета народный артист Беларуси Владимир Громов. Высокой награды он удостоен за создание высокохудожественных образов в премьерных спектаклях театра.
Фото Александра КушнераИ действительно, те, кто видел недавние постановки Большого «Виллисы. Фатум», «Фауст», «Дикая охота короля Стаха», согласятся, что Владимир — ярчайший бриллиант в запоминающихся актерских ансамблях. Завсегдатаи театра согласятся, что без участия Громова невозможно представить «Князя Игоря», «Риголетто», «Тоску». За плечами трудолюбивого и обаятельного баритона два десятилетия работы в Большом театре Беларуси, сотни сыгранных спектаклей, десятки ролей. В 2020 году ему присвоили звание народного артиста Беларуси — событие, которого долго ждали его поклонники.
Без права на ошибку
— Владимир, вы, наверное, самый молодой народный артист в оперном искусстве?— Возможно. Но не в нашем театре. Артист балета Игорь Артамонов стал народным в 34 года.
— Уже выработали свое отношение к похвалам, наградам? Какие эмоции вызвала спецпремия Президента?
— Любые награды только добавляют ответственности, по крайней мере, у меня именно так. В личной жизни не меняется ничего, но выходя на сцену, ты должен этой награде соответствовать. Это как ярлычок на тебя повесили или знак качества. Ты не имеешь права на ошибку. С одной стороны, это бьет по мозгам, но и подстегивает. Все люди разные. Кто-то искренне радуется за тебя, кто-то сочиняет небылицы и на белое говорит черное, кто-то завидует, кому-то все равно. Стараюсь так остро не реагировать на небылицы про себя.
Получить такую награду в такие светлые дни — знак особого признания твоих заслуг. Это серьезное признание твоей профессиональной деятельности и работы всего коллектива, оно вдохновляет на дальнейшую работу.
— Молодые артисты наступают на пятки?
— У возраста есть свои плюсы: ты учишься говорить нет. Молодые хватаются за все и сразу. Очень часто после победы на том или ином международном конкурсе они получают от директора или импресарио «предложение, от которого невозможно отказаться». Сейчас такой тренд — все хотят работать с молодыми певцами. Но я уверен, что в молодом возрасте хорошо исполнить партии Макбета или Риголетто нельзя. Голос и тембр должны устояться и устаканиться. На таком ярком старте можно только потерять.
«Ламповый» ретроград
— В Большом недавно снова произошли кадровые перемены. Как это отражается на жизни солистов?— По большому счету, никак. Всем хочется стабильности. Но подсознательно ты, конечно, понимаешь, что перед любым новым режиссером или директором нужно снова распушать все свои павлиньи перья и доказывать, что ты чего-то стоишь и должен занять то или иное место. Иногда уже не хочется ничего никому доказывать, просто хочется заниматься своим делом, творить, участвовать в новых и текущих спектаклях. Даже словом «работа» мне сложно назвать мое любимое дело. Хотя это, конечно, именно работа и тяжелый труд.
Все пертурбации в руководстве нас не должны касаться. Наша задача — репетировать, создавать качественный продукт и выходить на сцену. Задача руководства — обеспечить нам такую возможность. Если это происходит без сбоев, значит, механизм работает хорошо. Я по жизни в принципе человек оптимистичных взглядов.
— То есть для вас стакан всегда наполовину полон?
— По-всякому. Хорошо, что стакан вообще есть. (Смеется.) Только по прошествии времени можно понять, что хорошо, а что плохо. Раньше, до ремонта в наших спектаклях, свет был ламповый, сейчас — диодное освещение. В диодных лампах работают кулеры и вентиляторы от перегрева. 300—400 штук висят на потолке, и все они шумят. Мы не работаем на сцене в тишине, мы пытаемся перебороть этот звук, как и оркестр. И от этого никуда не денешься: все современное световое оборудование на светодиодах работает так. Мы обратили на это внимание совершенно случайно: на репетиции «Богемы» с режиссером Александром Тителем вдруг спустились в зал, техники выключили верхний свет — и в театре воцарилась тишина. У нас аж мурашки побежали: а мы уже и забыли, что до ремонта было именно так! Сегодня и связки работают в другом режиме. И здесь я — ретроград, мне хочется обратно в тот ламповый мир.
Не переходить грань
— «Князь Игорь» идет в театре сегодня в новом прочтении. Вы сразу его приняли?— Работая в том или ином спектакле, ты должен влюбиться в материал. Тебе с ним жить, иначе возникнет момент отторжения. А работать в спектакле и находиться в конфликте с материалом невозможно — получится нытье. В предыдущей версии я не был занят, но хорошо ее помню. Решил для себя, что сцены, которые сейчас в «Князе Игоре» не показаны, происходят где-то там, «за кадром». Жаль, что центральный персонаж — князь Игорь — потерял часть музыкального материала и лишился многих значимых сцен.
В момент выпуска премьеры всем тяжело. Как правило, во всех театрах это происходит в аврале. Надо находить консенсус и общий язык, стараться не терять добрых человеческих отношений, не переходить ту грань, когда начинаются крики, вопли. В премьерный период все на взводе. Судить спектакль надо по тому, сколько он продержался в репертуаре. Интересен ли он зрителю, ходят ли на него, не рассыпался ли он? Я приветствую, когда появляется новая версия того или иного спектакля с новым составом, новыми техническими возможностями машинерии. Предыдущая и нынешняя версии «Дикой охоты короля Стаха» — два разных спектакля.
— Заметил, что одну из премьер «Дикой охоты короля Стаха» вы смотрели из зала, оценивая работу коллег в вашей партии Белорецкого.
— Естественно. Когда работаешь в спектакле сам, ты не видишь его со стороны. Глядя на коллег из зала, понимаешь, что нужно исправить. Это своего рода работа над ошибками, а их всегда много. Я смотрел и телеверсию спектакля. Правда, в театре ты видишь тот спектакль, который хочешь увидеть, обращая внимание на нюансы, а в телевизоре — только тот, который тебе показывают, который тебе кто-то смонтировал.
Даже ради одного зрителя
— Можно сказать, что от оперных солистов стали требовать большей актерской игры?— Я бы не сказал, что требовать. Но это очень хорошо, понимаю, про что вы… Про оперу долго говорили, что это «условный жанр». Тогда и зритель должен «условно» заплатить и «условно» похлопать? Для меня опера — театр. А театр предполагает актерскую игру. Если солист просто поет, то это скорее филармония или концерт на эстраде, а не театр. Как я уже отмечал, наш инструмент — голос. У артистов драматического театра тоже. Отличия заключаются в том, что они просто говорят, а мы — поем, наш текст напечатан не словами, а знаками, которые обозначают высоту звука и нюансы — громче или тише. В драме, по большому счету, артист сам волен выбирать свой темпоритм, решать, где он возьмет паузу, где его понесет быстрее. Мы же нанизаны на музыкальную нить спектакля, мы — ее заложники. Весь внутренний темперамент героя, его реакции и оценки заложены в музыке. Ты должен прожить эмоции в том темпе, который задан композитором в клавире. При этом, кувыркаясь на сцене, брать ноты в высокой тесситуре.
Поэтому я считаю, что артисты музыкального театра в самом широком смысле должны быть прежде всего актерами. Иначе это не спектакль, а концертное исполнение арий. Заметьте, в последнее время у режиссеров нет этих площадных вампучных жестов, большое внимание уделяется деталям: взглядам, жестам, полутонам — в оперу пришла кинематографическая подробная манера игры. Конечно, в кино они все видны, а в опере реакция героя может ускользнуть от большинства зрителей, но найдется один человек, который заметит. И ради одного такого человека это надо делать.
Я сторонник того, чтобы режиссеры драли с нас семь шкур. Но не переворачивали классику с ног на голову ради самоутверждения. Зритель должен понимать, что происходит на сцене без программки. Даже если спектакль идет на иностранном языке. Важно показать известный материал под другим углом, а не себя.
Голос — инструмент, и его нужно беречь. Его нельзя купить, как новую скрипку в магазине. У каждого инструмента есть свой запас прочности. Только с возрастом приходят опыт и понимание профессии: где нужно притормозить, не тратить силы, как выстраивать стратегию развития голоса. Опера — не спринт, а марафон, игра вдолгую.
Нам есть чем гордиться
— Владимир, вы участвовали в концерте, который состоялся после Послания Президента белорусскому народу и Национальному собранию во Дворце Республики. Уверен, и само Послание внимательно слушали. В нем, в частности, Александр Лукашенко подчеркнул, что нам надо строить государство исходя из наших ментальных традиций, что жизнеспособность нации зависит прежде всего от глубины и богатства духовного наследия.— Согласен с Президентом, это фарватер государственного развития. И действительно, как только мы отклонимся от него, примерим на себя чужие лекала — свалимся в пропасть и уже оттуда не выберемся. В ментальности белорусов заложено уважение к другим нациям, к собственному дому. Мы всегда стараемся жить в мире с соседями. Мы можем гордиться богатством нашего духовного наследия.
— По словам Главы государства, белорусы не всегда придавали значение своим ценностям, а некоторые даже считали их архаичными, идеализировали чужое. «Но в сегодняшнем изменчивом и искусственном мире оказалось, что мы со своим консервативным и традиционным мышлением находимся в гораздо более устойчивой позиции», — подчеркнул Александр Лукашенко.
— Не вижу ничего плохого в здоровом консерватизме и в политике, и в искусстве. Я вообще занимаюсь всю жизнь очень консервативным жанром искусства — оперой. Порой его упрекают в излишней традиционности и архаичности, но я не вижу в этом ничего плохого. В сегодняшнем мире многие новые ценности просто навязываются современному обществу. Нашими же главными столпами ценностного фундамента выступают стремление к миру и единству, национально-государственная идентичность, преемственность и баланс культур, гармоничность этноконфессиональных отношений, почитание семьи как союза мужчины и женщины. Все религии в Беларуси живут мирно. В этом смысле мы уникальная страна на геополитической карте.
— Вспомним еще несколько тезисов из Послания Президента: «Жизнеспособность нации напрямую зависит от глубины и богатства духовного наследия, которое мы приумножим и передадим грядущим поколениям. Наш ориентир — не общество потребления, а общество просвещенных и сознательных граждан, осмысленно вовлеченных в созидание родного дома — нашей Беларуси».
— Общество потребления давно исчерпало себя, оно не породило ничего, кроме духовного вакуума. Невозможно бесконечно потреблять, это духовный тупик. Воспитание гражданина невозможно без приобщения к мировой культуре, к ее высоким образцам. Не зря многие маленькие белорусы для своего первого знакомства с театром приходят именно в Большой театр Беларуси.
— Как подчеркнул Александр Лукашенко, в белорусской традиции — приоритет общественных интересов над личными. Хотя белорусов долгое время «облучали» мощнейшим влиянием идей индивидуализма и потребительства, что продолжают делать и сейчас. Кроме того, «в национальном характере — дух героизма предков, отстоявших страну в Великой Отечественной войне. А нам навязывают ложный пацифизм, пытаются искоренить нашу психологию победителей».
— В нашей профессии невозможно без почитания старших коллег, без преемственности, без уважения к государственным ценностям, без исторической памяти. Увы, во многих странах ее пытаются стереть, занимаются перелицовкой истории. Я всегда с большим удовольствием принимаю участие в концертах, посвященных Дню Победы и Дню Независимости. Это мой долг как артиста и как гражданина. Мы не должны забывать, какой ценой нам досталась Великая Победа. Важно об этом напоминать.
КСТАТИ
В 2008 году за выдающиеся творческие достижения, высокое профессиональное мастерство и заслуги в развитии национальной культуры и искусства Владимир Громов был награжден медалью Франциска Скорины.
pepel@sb.by
