Несколько лет назад «Знаменка» на своих страницах опубликовала интервью с талантливым советским и белорусским дипломатом Виталием Степановичем Смирновым. К сожалению, четыре года назад Виталия Степановича не стало. А недавно к нам в редакцию пришел его товарищ, ветеран Николай Васильевич Дубровский, который подробнее рассказал об одном из эпизодов из боевого пути Виталия Смирнова в годы Великой Отечественной войны.
…Война разбросала всю семью Виталия. Отец ушел на фронт. Дедушка, бабушка, двое братьев и сестер остались на оккупированной немцами территории. Мать потерялась зимой 1941 года, когда они вместе с нею переправлялись в тыл. Двенадцатилетним ребенком Виталий остался совершенно один…
…Ранение, которое Виталий получил, когда вместе с партизанами переходил линию фронта, оказалось не очень страшным. Рука, поврежденная осколком минометного снаряда, постепенно заживала, и вскоре мальчика передали на попечение бойцам конной разведки.
Вряд ли бывалые солдаты забирали к себе двенадцатилетнего пацана с большим энтузиазмом. Тем не менее вместе со своими новыми товарищами он оказался в деревне Понизовье – небольшом районном центре Смоленской области на берегу реки Каспля.
Весной 1942-го эта территория считалась партизанской зоной и соединялась с Большой землей. Здесь действовала советская власть. Из регулярных частей была, пожалуй, только рота конной разведки, куда и попал после полевого госпиталя Виталий.
У всех бойцов, понятное дело, имелись свои лошади, за которыми они ухаживали. Каждый день разведчики седлали своих росинантов и отправлялись на задание. Для Виталия такого боевого коня не нашлось. Командир, правда, заметил, что у них есть одна кобылка, но она сильно больна и дни ее почти сочтены.
Когда мальчик пришел на конюшню и посмотрел на животное, ему стало жалко лошаденку до слез. На горле коня зияла большая гноящаяся рана. Взгляд у лошади был унылый и отрешенный, ни на что не реагирующий, вид изможденный. Видимо, после скачки вспотевшая кобыла попила ледяной воды и захворала. У людей такая болезнь называется ангиной.
Несмотря на однозначные прогнозы командира, Виталий взялся лечить лошадку. Перво-наперво нагрел воды и промыл рану. Старшие товарищи дали мальчику марганцовки, и он дважды в день ухаживал за своим конем. Поил только подогретой водой, кормил небольшим количеством овса и сена, предварительно обливая кипятком такую мешанку. Понемногу его савраска ела, и через несколько дней стала узнавать хозяина. Протягивала морду, когда он приносил ей кусочек хлеба или другое лакомство, припасенное на солдатской кухне.
Дни шли, и рана у лошадки стала заживать. Выглядела кобылка бодрее: у нее даже изменился цвет кожи, более явно обозначилась белая звездочка на лбу. Мальчик стал чистить свою подопечную скребком, расчесывать гриву и выгуливать. На длинной веревке она бегала по кругу, а однажды во время такой тренировки игриво взбрыкнула, и Виталик впервые оседлал своего боевого коня.
…Виталию разрешили выходить вместе с разведчиками на задание. Однажды они встретили на пути группу беженцев. Усталые и испуганные, они несли с собой какие-то котомки и тюки. А увидев советских солдат, тут же бросились к ним. Наперебой жители рассказывали о том, что деревню в тридцати километрах отсюда оккупировали немцы. Это значило, что враг готовится перейти в наступление.
Рано утром разведка была поднята по тревоге. Слышались разрывы снарядов и мин. Немцы начали обстрел Понизовья. Построенная за несколько дней до этого переправа была разрушена, и разведчики вынуждены были перебираться через Касплю вплавь.
По приказу командира люди и кони ринулись к воде. Лыска тоже медленно вошла в воду и поплыла. Виталик изо всех сил уцепился за седло. Происходившее вокруг было так страшно, что мальчик даже не помнил, как выбрался на берег благодаря своей лошадке. На земле Лыска лишь отряхнулась, да легко вздрагивала, когда вдалеке раздавались взрывы. С мальчика стекала вода, и он, плача, поцеловал лошадь в бархатные и мягкие губы.
Рота двигалась на восток несколько дней, пока не достигла города Торопца. Разведке было приказано вернуться в тыл противника. А Виталия, чтобы не рисковать понапрасну, оставили в Торопце…
Николай ДУБРОВСКИЙ
