Виленский музей?
01.03.2007
И виртуальный, и реальный!
Сегодня позвольте, уважаемый читатель, поворчать на нашу прирожденную белорусскую скромность. Мы легко соглашаемся на меньшее, хотя порой имеем право (хотя бы моральное) на большее.
Эта мысль снова возникла у меня, когда читал и перечитывал напечатанную в «СБ» статью коллеги Светланы Лицкевич «Виртуальная реальность. Коллекция возвращается» (31.01.2007 г.). Публикация показалась мне очень важной, ибо в ней вводятся в обиход новые материалы — хотя бы о варшавской анкете Ивана Луцкевича 1937 года. Читал статью и радовался: все–таки мы далеко продвинулись вперед. Ведь лет этак 20 назад было бы просто немыслимо похвалить планы виртуального воссоздания Виленского (с 1939 года — Вильнюсского) белорусского музея, поместить фотографию его основателя — многострадального Ивана Луцкевича, целиком посвятившего себя служению белорусскому возрождению. Это очень хорошо, что Белорусский государственный архив–музей литературы и искусства взялся вместе с литовскими коллегами за виртуальную реконструкцию музея, что Национальная комиссия нашей страны по делам ЮНЕСКО поддержала предложение, недавно еще действительно совершенно «неподъемное».
Но позвольте поворчать в продолжение поднятой темы. Почему только виртуальная, а не реальная реконструкция? Последняя мне кажется такой же «подъемной», как и первая. Представьте: уже легендарный виленский Белорусский музей возрождается в тех же «базыльянскiх мурах» на улице Аушрос Варту, где он разместился, созданный из частных коллекций Ивана Луцкевича и его сподвижников, в 1921 году (рядом с Виленской белорусской гимназией). Представьте, что там образуется Белорусский культурный центр — для белорусской диаспоры Литвы, для исследователей из Минска, Гродно, Бреста, которые по–прежнему ездят в Вильнюс изучать материалы, находившиеся ранее в музее, но делают это теперь с превеликим трудом.
Однако чтобы обосновать возможност
ь и целесообразность реальной реконструкции музея, давайте обратимся к его истории. В межвоенные годы он пополнялся дарами интеллигенции и простых людей не только Вильно, но и всей Западной Белоруссии и таким образом стал по существу народным культурным учреждением. В результате образовалось богатейшее собрание, каталоги которого, к счастью, дошли до наших дней. Просуществовал музей почти до начала Великой Отечественной войны. А сразу же после нее был расформирован и будто бы справедливо поделен между литовскими и белорусскими музеями, библиотеками и архивами. Говорю «будто бы», потому что не раз слышал от литовских участников того дележа: из Минска приехали люди известные, но... Как бы тут помягче сказать... Недостаточно компетентные. Реальную судьбу коллекции вершили местные специалисты, заинтересованные в том, чтобы в Вильнюсе осталось самое лучшее. Принцип раздела на «белорусское» и «литовское» был тогда просто нереален: ведь музей–то — белорусский. Правда, для приличия согласились, чтобы архив газеты «Наша нiва» находился в Минске. Потом к минским коллекциям прибавились некоторые образцы белорусского народного ткачества.
Что же касается остального, то это не «осколки», а настоящие глыбины. Скажем, фонд 21 в отделе рукописей Научной библиотеки Литовской академии наук, целиком состоящий из рукописей и писем белорусских писателей. Раньше он так и назывался: «Vilniaus baltarusiu fondas» («Виленский белорусский фонд»), но потом название «упорядочили». Там же — редкие и редчайшие книги из того же музея (штампы остались), подшивки белорусской периодики. Когда я неделями сидел над этим богатством и тихо высказывал сожаление, что все это не в Минске, коллеги меня снисходительно утешали: «Скажите спасибо, что спасли все это для свободного чтения, у вас это загнали бы в спецхранилище, как фонд «Нашай нiвы».
То же самое с картинами, предметами декоративно–прикладного искусства. В картинной галерее, находившейся раньше в Кафедральном соборе (к этому собору я еще вернусь), можно было безошибочно, без подсказок бывшего директора Белорусского музея, а теперь сторожа галереи Янки Шутовича определить, что поступило сюда из фондов того же музея, а позже оказалось в Литовском национальном историческом музее у горы Гедиминаса. Так что процесс реального возрождения белорусского культурного центра в базилианских стенах не столь уж сложен. Для полноты воссоздания белорусская сторона могла бы передать сюда фонд «Нашай нiвы» (оставив себе копии), ткани из запасников.
Кроме общественно–культурного и материального, у проблемы есть еще и два моральных аспекта. Первый из них связан с тем самым Кафедральным собором. В 1939 году в его стенах оказались замурованы воистину несметные сокровища, которые накапливались веками, но особенно после подавления восстания 1863 года, когда в связи с закрытием многих католических храмов из белорусских и литовских земель сюда свозились различные, в том числе золотые и серебряные, реликвии. В 1985 году «скарб» нашли, но засекретили, не передали, как надлежало тогда, во всесоюзный Гохран. Когда Литва получила независимость, сокровища рассекретили и на их основе к 2000–летию христианства организовали великолепную (сужу по альбому) выставку. Можно бы только порадоваться, что исторически связанные с нами соседи сохранили это национальное достояние. Но (мне уже приходилось писать) большая его часть была в свое время создана благодаря нелегкому труду белорусских крестьян и горожан. Значит, мы имели бы право претендовать на эту часть, причем основываясь на архивных документах. Но я понимаю, что таким правам весьма трудно придать (да и нужно ли?) юридический характер, что подобные национальные собрания обычно не делятся... Значит, мы имеем моральное право, так сказать, в порядке компенсации предложить соседям: давайте совместно возродим в Вильнюсе реальный Белорусский музей! Тем более что в Литве уже довольно давно организована «Фундацыя сацыяльных iнiцыятыў i даследаванняў iмя Луцкевiчаў», которая одной из целей ставит «спрыянне аднаўленню Вiленскага беларускага музея, створанага братамi Луцкевiчамi». Знаю о том не понаслышке, ибо во время последней командировки в Вильнюс мне предложили стать зарубежным членом этого фонда.
И еще один аргумент, тоже морального плана. В Беларуси, в Рымдюнах Островецкого района Гродненской области, где живут этнические литовцы, литовский культурно–просветительский центр существует и плодотворно действует, а в Литве подобного белорусского центра нет! Где же добрососедская взаимность? Пишу, имея на то некоторое право, опять моральное. Без ложной скромности скажу, что в 1990 году имел самое непосредственное отношение к началу строительства центра, где теперь и школа, и музей, и библиотека, и концертный зал. Тогда «взыграла» литовская часть моей крови (ведь «малда» — в переводе «молитва», «модлы»). А теперь «взыгрывает» белорусская часть (по матери Венгровской), требуя не только виртуального, но и реального (одно без другого невозможно) возрождения легендарного уже музея — создания второго центра добрососедства.
Кстати, напомню: соседи–литовцы эту добрую волю уже однажды проявили, безвозмездно передав Национальной библиотеке Беларуси мастерски сделанную копию Туровского евангелия, которое хранится в той же вильнюсской академической библиотеке. А повторение, как говорится, мать учения.
Фото БЕЛТА.
Сегодня позвольте, уважаемый читатель, поворчать на нашу прирожденную белорусскую скромность. Мы легко соглашаемся на меньшее, хотя порой имеем право (хотя бы моральное) на большее.
Эта мысль снова возникла у меня, когда читал и перечитывал напечатанную в «СБ» статью коллеги Светланы Лицкевич «Виртуальная реальность. Коллекция возвращается» (31.01.2007 г.). Публикация показалась мне очень важной, ибо в ней вводятся в обиход новые материалы — хотя бы о варшавской анкете Ивана Луцкевича 1937 года. Читал статью и радовался: все–таки мы далеко продвинулись вперед. Ведь лет этак 20 назад было бы просто немыслимо похвалить планы виртуального воссоздания Виленского (с 1939 года — Вильнюсского) белорусского музея, поместить фотографию его основателя — многострадального Ивана Луцкевича, целиком посвятившего себя служению белорусскому возрождению. Это очень хорошо, что Белорусский государственный архив–музей литературы и искусства взялся вместе с литовскими коллегами за виртуальную реконструкцию музея, что Национальная комиссия нашей страны по делам ЮНЕСКО поддержала предложение, недавно еще действительно совершенно «неподъемное».
Но позвольте поворчать в продолжение поднятой темы. Почему только виртуальная, а не реальная реконструкция? Последняя мне кажется такой же «подъемной», как и первая. Представьте: уже легендарный виленский Белорусский музей возрождается в тех же «базыльянскiх мурах» на улице Аушрос Варту, где он разместился, созданный из частных коллекций Ивана Луцкевича и его сподвижников, в 1921 году (рядом с Виленской белорусской гимназией). Представьте, что там образуется Белорусский культурный центр — для белорусской диаспоры Литвы, для исследователей из Минска, Гродно, Бреста, которые по–прежнему ездят в Вильнюс изучать материалы, находившиеся ранее в музее, но делают это теперь с превеликим трудом.
Однако чтобы обосновать возможност
ь и целесообразность реальной реконструкции музея, давайте обратимся к его истории. В межвоенные годы он пополнялся дарами интеллигенции и простых людей не только Вильно, но и всей Западной Белоруссии и таким образом стал по существу народным культурным учреждением. В результате образовалось богатейшее собрание, каталоги которого, к счастью, дошли до наших дней. Просуществовал музей почти до начала Великой Отечественной войны. А сразу же после нее был расформирован и будто бы справедливо поделен между литовскими и белорусскими музеями, библиотеками и архивами. Говорю «будто бы», потому что не раз слышал от литовских участников того дележа: из Минска приехали люди известные, но... Как бы тут помягче сказать... Недостаточно компетентные. Реальную судьбу коллекции вершили местные специалисты, заинтересованные в том, чтобы в Вильнюсе осталось самое лучшее. Принцип раздела на «белорусское» и «литовское» был тогда просто нереален: ведь музей–то — белорусский. Правда, для приличия согласились, чтобы архив газеты «Наша нiва» находился в Минске. Потом к минским коллекциям прибавились некоторые образцы белорусского народного ткачества.
Что же касается остального, то это не «осколки», а настоящие глыбины. Скажем, фонд 21 в отделе рукописей Научной библиотеки Литовской академии наук, целиком состоящий из рукописей и писем белорусских писателей. Раньше он так и назывался: «Vilniaus baltarusiu fondas» («Виленский белорусский фонд»), но потом название «упорядочили». Там же — редкие и редчайшие книги из того же музея (штампы остались), подшивки белорусской периодики. Когда я неделями сидел над этим богатством и тихо высказывал сожаление, что все это не в Минске, коллеги меня снисходительно утешали: «Скажите спасибо, что спасли все это для свободного чтения, у вас это загнали бы в спецхранилище, как фонд «Нашай нiвы».
То же самое с картинами, предметами декоративно–прикладного искусства. В картинной галерее, находившейся раньше в Кафедральном соборе (к этому собору я еще вернусь), можно было безошибочно, без подсказок бывшего директора Белорусского музея, а теперь сторожа галереи Янки Шутовича определить, что поступило сюда из фондов того же музея, а позже оказалось в Литовском национальном историческом музее у горы Гедиминаса. Так что процесс реального возрождения белорусского культурного центра в базилианских стенах не столь уж сложен. Для полноты воссоздания белорусская сторона могла бы передать сюда фонд «Нашай нiвы» (оставив себе копии), ткани из запасников.
Кроме общественно–культурного и материального, у проблемы есть еще и два моральных аспекта. Первый из них связан с тем самым Кафедральным собором. В 1939 году в его стенах оказались замурованы воистину несметные сокровища, которые накапливались веками, но особенно после подавления восстания 1863 года, когда в связи с закрытием многих католических храмов из белорусских и литовских земель сюда свозились различные, в том числе золотые и серебряные, реликвии. В 1985 году «скарб» нашли, но засекретили, не передали, как надлежало тогда, во всесоюзный Гохран. Когда Литва получила независимость, сокровища рассекретили и на их основе к 2000–летию христианства организовали великолепную (сужу по альбому) выставку. Можно бы только порадоваться, что исторически связанные с нами соседи сохранили это национальное достояние. Но (мне уже приходилось писать) большая его часть была в свое время создана благодаря нелегкому труду белорусских крестьян и горожан. Значит, мы имели бы право претендовать на эту часть, причем основываясь на архивных документах. Но я понимаю, что таким правам весьма трудно придать (да и нужно ли?) юридический характер, что подобные национальные собрания обычно не делятся... Значит, мы имеем моральное право, так сказать, в порядке компенсации предложить соседям: давайте совместно возродим в Вильнюсе реальный Белорусский музей! Тем более что в Литве уже довольно давно организована «Фундацыя сацыяльных iнiцыятыў i даследаванняў iмя Луцкевiчаў», которая одной из целей ставит «спрыянне аднаўленню Вiленскага беларускага музея, створанага братамi Луцкевiчамi». Знаю о том не понаслышке, ибо во время последней командировки в Вильнюс мне предложили стать зарубежным членом этого фонда.
И еще один аргумент, тоже морального плана. В Беларуси, в Рымдюнах Островецкого района Гродненской области, где живут этнические литовцы, литовский культурно–просветительский центр существует и плодотворно действует, а в Литве подобного белорусского центра нет! Где же добрососедская взаимность? Пишу, имея на то некоторое право, опять моральное. Без ложной скромности скажу, что в 1990 году имел самое непосредственное отношение к началу строительства центра, где теперь и школа, и музей, и библиотека, и концертный зал. Тогда «взыграла» литовская часть моей крови (ведь «малда» — в переводе «молитва», «модлы»). А теперь «взыгрывает» белорусская часть (по матери Венгровской), требуя не только виртуального, но и реального (одно без другого невозможно) возрождения легендарного уже музея — создания второго центра добрососедства.
Кстати, напомню: соседи–литовцы эту добрую волю уже однажды проявили, безвозмездно передав Национальной библиотеке Беларуси мастерски сделанную копию Туровского евангелия, которое хранится в той же вильнюсской академической библиотеке. А повторение, как говорится, мать учения.
Фото БЕЛТА.