Купаловский сквер, засыпанный снегом. Набережная Свислочи. Сверкающая кромка льда на черной воде похожа на кружевное белье, если глядеть с моста. Еще немного — и оно исчезнет, соскользнет, и река обнажится. Будет течь, отражая небо и город. Сосед с внуком пришли к реке, к тому месту, где мокрые бетонные шары на темных кубах, где летом яркие лодки, катамараны и пестро одетые горожане. Но пока там пустынно, мокро и уныло. Сосед с внуком кормят уток. Вернее, пытаются кормить. Утки не обращают внимания.
— Не надо им наш хлеб, — говорит дед внуку.
— Почему, деда?
— Весна... — мужчина отворачивается и пробует закурить.
Серая утка летит, цепляя крыльями черную воду, с льдины на льдину, а за ней спешит селезень, вытянув голову с ярко–зеленой блестящей шеей. Внук продолжает крошить батон. Ему только шесть, и он еще не понял, что происходит, не почувствовал мягкую силу весны...
Иду сквозь мокрый парк и думаю, что зима опускается на землю, а весна поднимается от земли... Можно было бы дальше эту мысль в голове крутить, но замечаю за сугробами лыжников и удивляюсь. Вот отчаянные люди! Но потом, приблизившись, вижу, что это не лыжники, а любители скандинавской ходьбы.
На следующий день уже в детском парке, на другой стороне проспекта, видел, как среди деревьев носились две птицы. Гонялись одна за другой. Большие, угрожающе черные. Это вороны. У них свадьба, как говорят знающие люди. Еще через несколько дней, вдоволь налетавшись, они начнут собирать ветки и строить гнездо...
Во дворе дома, у мусорных контейнеров, стоят три пары зимних ботинок. Они припудрены снегом и выглядят какими–то обиженными на своих хозяев, да и на весь белый свет. Но люди спешат, они уже переобуваются...
Дома, на кухне, посмотрел в окно на город, потом на часы на стене и сказал жене: «Половина седьмого, а еще светло». Так говорил мой дед, когда заходил со двора в хату и подтягивал гирьки ходиков. Я поймал себя на том, что повторил его слова с деревенской интонацией. Повторил и радостно улыбнулся. Хотя причину своей радости толком и объяснить не могу...
Дождь со снегом, а парень с девушкой, он без шапки, не спеша идут под зонтиком. Смеются, о чем–то шепчутся. Она держит его за мизинец. И держит крепко. Они даже иногда останавливаются и подставляют лица дождю и снегу, а потом снова прячутся под зонтик...
Во дворе дома, хоть и кружится снег, хоть и налетает ветер, в тихом месте, под козырьком подъезда, толкутся обычные городские голуби. Они и зимой там прятались, но тогда сидели тихо и нахохлившись, как скульптурки. А сейчас у них броуновское движение: ходят, снуют, крыльями хлопают и очень громко воркуют. Этот звук похож на кипящую и булькающую воду. Он какой–то горячий и волнующий...
Про истошно вопящих на чердаке котов писать не буду. Вопят, как только стемнеет — от заката до рассвета...
А вот про Ваньку и Сергея расскажу. Это мальчишки с соседнего двора, они ходят во второй класс. Рядом со школой, как бобры, перегородили снегом и льдом ручей, сделав огромную лужу. Ходили по ней в резиновых сапогах и по–деловому рассуждали, какой большу–у–ущей станет их лужа к вечеру. Но радость детей оказалась недолгой. Проехала машина и разрушила плотину. Вода по колеям, шумя и булькая, побежала к решетке ливневой канализации. Понесла щепки, бумажки, прошлогодние листья... А Ванькина мама накричала на юных друзей и отправила строителей плотины домой. Сушиться и есть.
Ничего в этом мире не меняется, все это было и будет...
А вечером на аллейке парка я увидел пожилую пару. Они двигались осторожно и чинно, под ручку. Он вел ее, невысокую, в забавной каракулевой шапке. Потом случилась заминка. То ли он поскользнулся, то ли она... Но устояли, может, жизненный опыт помог, не знаю. Он освободился от ее руки, поправил съехавшую набок шапку и громко сказал: «Черт! Весна!» А она взяла его под руку и ответила: «Да не кричи ты так! И без тебя все знают!» И они пошли.
Есть то, что сильнее всех на свете — весна! Ей и птицы, и звери покоряются, и земля, и небо... И взрослые, и дети. И никто ни задержать, ни отменить ее не сможет.
ladzimir@tut.by
