Террор — ровесник человечества, но вряд ли какой–то иной период нашей общей истории может сравниться с нынешним веком по количеству и географии террористических актов. Стали даже говорить о появлении террористических государств, имея в виду ИГИЛ. Впрочем, почему только ИГИЛ? А Пол Пот и тысячи убитых мотыгами людей в Кампучии совсем недавно? Но 26 июня, когда произошли чудовищные террористические акты в Тунисе, Франции, Кувейте, иных государствах, вообще назвали днем террора. Это же надо — мы все больше привыкли к дням детей, дням пожилых людей, дням птиц, даже рыбным дням, а тут — день террора.
Нельзя сказать, что общество совсем не обращало внимания на этот феномен и не переживало подобных катаклизмов. Достаточно вспомнить российскую традицию, связанную прежде всего с народовольческим движением в XIX веке, деятельностью разного рода «Черных переделов», «Земли и воли» и иных жертвенных в своей основе организаций. Советские учебники истории трактовали эту деятельность сугубо положительно: Степан Халтурин, Вера Засулич, брат Владимира Ульянова Александр — их, борцов с царским режимом, были сотни, возможно, тысячи. И ведь слово «жертвенность» здесь не случайно: люди отдавали жизни во имя, как им представлялось, светлого и замечательного будущего, в котором не будет ни угнетения, ни господства денег, ни разного рода сатрапов. Личности светлые, а убивали.
Та же Вера Засулич записалась на прием к санкт–петербургскому градоначальнику Трепову и пристрелила его — за то, что он приказал наказать розгами политического арестанта. Она не знала этого боевого генерала, не думала о том, как переживет этот «акт возмездия» его семья, но, как полагала, выполнила свой долг — во имя абстрактной идеи. Причем — и на это стоит обратить особое внимание — суд оправдал ее. То есть общество того времени было готово оправдать терроризм во имя идеи. Общество было готово принять терроризм как форму борьбы, не осознавая, сколь печальными могут быть последствия таких действий и таких настроений. Не случайно многие исследователи полагают, что именно с оправдания террористического акта Веры Засулич началось катастрофическое падение в пропасть Российской империи.
Если говорить в самом общем виде, то в основе большинства террористических актов — протест. Люди могут протестовать против чего угодно — несправедливости на работе, непонимания причин собственной неудачной жизни, политического, социального режима. Убили вот украинского журналиста Бузину — за что? Официально причины не названы, но, как полагают, в основе — его политический выбор. А вот смерть российского политического деятеля Немцова — следствие продолжается, но понятно: одними бытовыми версиями здесь не обойдешься. Но важно подчеркнуть, что наибольшую опасность представляют те террористические акты, которые являются результатом воодушевления тысяч, миллионов людей и за которыми стоят организованные силы, будь то спецслужбы или государство в целом. Причем, как показывает практика, воодушевить людей некоей зажигательной идеей и убедить их в необходимости реализовать эту идею совсем несложно. Первичен не террорист с кинжалом, как, например, известный террорист Степняк–Кравчинский, заколовший шефа жандармов Мезенцова, а идея, подвигнувшая его на этот поступок. Вот и получается, что воевать и бороться против террора, террористов необходимо не только силовыми методами, но и средствами идеологическими. Александр Ульянов, обещавший вырасти в гениального биолога, но которого повесили, — его можно было идеологически разубедить? Видимо, да, но только в условиях существования в обществе тех сил, которые могли это сделать и у которых были соответствующие интеллектуальные ресурсы.
Острие общественной борьбы против террористов должно быть направлено на формирование интеллектуальных, идеологических, религиозных альтернатив тем тенденциям, в ходе реализации которых ежедневно продолжают погибать невинные люди. Непростая задача, спору нет, но что, есть иные средства и методы? Здесь вряд ли помогут обращения к абстрактному гуманизму и активизация просветительской практики. Что, некто, избравший жертвенный путь смертника, пересмотрит свои взгляды вследствие призывов к человеколюбию? Это — вряд ли. Нечто подобное может произойти намного раньше, когда сама мысль об убийстве ни в чем не повинных людей будет вытеснена иными целями и задачами, иными мыслями, восходящими к известному библейскому призыву «не убий».
Многих мучает, конечно, чисто макиавеллистская мысль: а если цель столь светла и велика, что ради нее можно убить человека? Скажем, тирана — во имя свободы, вождя вражеского государства — во имя независимости своей Родины? Вот убили спецслужбы США бен Ладена во имя высших идеалов, и что, они не правы? Практически оправдать можно все, что угодно. Но вот у государства и конкретного человека могут быть разные представления о должном.
Советская Белоруссия № 124 (24754). Четверг, 2 июля 2015
