Она оказалась совсем не такой, какой называет себя практически всю историю — Serenissima, самая безмятежная. Нет, она оказалась бурной, бурлящей даже, многоголосой, тесной, жаркой, дорогой, с множеством китайских лиц на улицах. Китайскими были не только лица. По крайней мере, для меня именно так. Узкие улочки калле напоминали мне такие же узкие улочки (называются цзе) в Китае: глухие фасады, закрытые ставнями от палящего солнца окна (из–за этого дома кажутся необитаемыми). А уж когда выруливаешь в улочку, которая сплошь увешана сохнущим на веревках бельем, то ассоциаций с Китаем избежать невозможно. Неожиданно? Еще как!
Связь с Китаем в Венеции — самая тесная и непосредственная: главный аэропорт в Serenissima носит имя Марко Поло, которого каждый китаец знает. Итальянцам в Китае с Марко Поло этим, как они (не слишком справедливо) полагают, первым европейцем, добравшимся до Поднебесной, конечно, повезло: китайцы трепетно относятся к гражданам тех стран, которые оставили свой след в их истории. Итальянцев (всех поголовно) любят за Марко Поло, канадцев — за доктора Норманна Бетьюна, убежденного антифашиста, который после поражения республиканцев в гражданской войне в Испании перебрался в Китай, сражавшийся в то время с японскими оккупантами. Выдающийся хирург, в Китае он погиб и похоронен, а уважение к нему китайцы перенесли практически на всех канадцев. Ну да вернемся в Венецию. Потому что вернуться сюда вам непременно захочется. Только не делайте этого летом, в июльскую или августовскую жару. Впрочем, и в Китай в это время ехать я не советую.
Но я была в Венеции именно в июле. «Какой ужас!» — говорит, глядя на Славянскую набережную (и пусть вас не смущает итальянское название Рива–дельи–Скьявоне) с высоты очередного моста профессор университета Фоскари Александр Наумов. Набережная напоминает человеческий муравейник: не протолкнуться. Он водит меня по Венеции, какой ее мог видеть Франциск Скорина: толпы китайских туристов наш Франциск точно не видел. Ему и в голову не могло прийти, что наступит такой день, когда основными клиентами гондольеров (да и были ли в его время здесь гондольеры?) будут именно китайцы. Восемьдесят евро за 40 минут не каждый европеец может себе позволить, а вот если у брата нашего китайца хватило денег, чтобы приехать в Венецию, то и денег на гондольера (пение по отдельному тарифу) хватит (песни периодически звучат). Когда гондолы по узким каналам в нерабочий полдень идут одна за одной, ты начинаешь понимать, что такое трафик в городе, лишенном автомобилей.
Местные жители, конечно, мечтали бы, чтобы город лишился и туристов. Это понимаешь по недовольному лицу празднично приодетых пожилых сеньор, которые возвращаются из редких супермаркетов с полными продуктов сумками и вынуждены протискиваться к двери в свой дом сквозь толпу радостно гомонящих туристов. Это понимаешь, когда видишь надписи на английском (никогда на итальянском) языке у памятников с постаментами–ступенями: «Это не место для пикника! Уважайте Венецию!». Это понимаешь, когда обнаруживаешь, что весь низкий парапет под магазином Gucci заклеен грозным «Не место для сидения!». Мы им мешаем, мы их раздражаем, нас слишком много. Но что станет с Венецией, если мы отсюда уйдем? Она зачахнет без тех денег, которые мы сюда привозим и с которыми без сожалений расстаемся.
А вот расстаться без сожалений с самой Венецией не получится. Потому что, несмотря на то что безмятежность она утратила навсегда, главное — очарование — не утрачено. И если задаться целью, в ней все еще можно найти безлюдные и безмятежные уголки, просто не бойтесь углубиться в лабиринт ее калле (не запутайтесь в сохнущем белье!), которые так напоминали мне Шанхай. «Самая страшная месть поссорившихся соседок, — рассказывает Александр Наумов, — ножиком — вжик! — и отрезать бельевую веревку. И белье на землю упадет и снова выпачкается, и веревку потом сложно на прежнее место водрузить». Александр Евгеньевич даже не догадывается, что много лет назад мне то же самое рассказывали про ссоры шанхайских соседок. Да уж, крепко наследил в Китае Марко Поло...
...Даже слово есть такое специальное: венетофил. Это человек, который приехал в Венецию однажды, а потом так и не смог с ней расстаться. И не только в сердце своем носит к ней любовь, но приезжает при каждом удобном случае и в любой сезон. Потому что Венеция хорошая в любой сезон, просто по–разному. А на набережной Неизлечимых свежей белизной сверкает мраморная табличка: «Нобелевский лауреат по литературе Иосиф Бродский воспел набережную Неизлечимых в своих стихах». Любовь к Венеции, зародившаяся однажды, неизлечима. Как неизлечима и привязанность к Китаю. Но только не в июле, друзья мои, только не в июле.
Венеция.
schina@mail.ru
