Вечера на хуторе близ Змеевки

Чтобы найти короля ужей, мы отправились в самую «змеиную» деревню Беларуси

«Кто добудет хотя бы 1—2 рожка с короны короля ужей, сможет понимать язык зверей, читать чужие мысли и видеть спрятанные клады», — гласит предание. Обычно на такие сказки хочется лишь рукой махнуть: ложь все это. Но когда на носу год Змеи, к чудесной силе ползучих начинаешь относиться по-другому. А вдруг правда? Вот мы и решили проверить. Отыскав на карте самое «змеиное» место в Беларуси — деревню Змеевку Жлобинского района, корреспондент «Р» отправилась на поиски короля ужей.

На остановке меня встречает Зоя Грибовская, которая 20 лет проработала в Змеевке библиотекарем. Мы прогуливаемся по деревне. С виду она небольшая — всего две улицы. Та, что идет горизонтально, — Садовая, хотя местные зовут ее хутор, а которая вертикально — Октябрьская. По дороге внимательно смотрю под ноги: вдруг змеи.

— Сейчас они спят, — улыбается Зоя Григорьевна. — А вот осенью и летом часто выползают на солнышке погреться. Я в этом году трех ужей видела. В сентябре один забрался в погреб, куда мы картошку носили, так я туда до зимы боялась залезать.

Само же «ползучее» название села связано со Змеиной горой, которая находится неподалеку. Хотя у жителей есть и другая версия. Мол, деревня, окруженная четырьмя болотами, это и есть Змеиная гора.

— Короля ужей никто не видал, — продолжает женщина. — Но о том, что, заприметив «царя», нужно накрыть его белым платком, на который он и скинет золото, родители рассказывают детям, старики — внукам.

Вокруг ни души. Все, словно ковром, укрыто снегом. Лишь высокие деревянные заборы, отделяющие дворы от главной улицы, выбиваются из белизны. Неожиданно эта, казалось бы, бесконечная череда прерывается пустующим участком.

— Тут хата колдуна когда-то стояла, — показывает Зоя Грибовская. — Не любил он моего прапрадеда. Говорил: пока живу, ничего у Никиты водиться не будет. И семье нашей, рассказывали, тяжко пришлось. Купят, бывало, теленка, а у него то хвост отвалится, то ноги подкосит, да так, что стоять не может.

Неожиданно глухую тишину пронзает скрип снега. Вдали показался силуэт мужчины.

— На поляне рядом с деревней растет пару елок-самосеек, присмотрел одну из них, — подходит к нам Анатолий Чайковский. — Мы с женой Зинаидой последние, кто в Змеевке ставит на Новый год живое дерево. У нас ведь пятеро детей, и на праздники все с семьями съезжаются, поэтому без елочки никак.

Хозяин зовет в дом погреться. А там все шкварчит и кипит: у печки хлопочет Зинаида Герасимовна.

Зинаида ЧАЙКОВСКАЯ: «Блины нужно макать в горячий жирок от жареного сала или сметану».

— Пробуйте мои фирменные кислые блины, которые пеку по маминому рецепту на водной закваске, — говорит она и ставит на стол угощения. — Обычно их у нас на Рождество подают. Густо макайте кусочки в горячий жирок от жареного сала или сметану — и в рот.

А 31 декабря в этой хате пекут колдуны и парятся в баньке.

— Сейчас мы Новый год дома отмечаем, а раньше в Радушу в клуб ходили, — продолжает Зинаида Чайковская. — Как-то пошли с женщинами на концерт: два километра в метель протопали, еле добрели. Заходим, а в программе только грузинский хор. Они как затянули свое «о», и так целый час. Всю обратную дорогу ругались, что горцы праздник нам испортили.

Но, как говорится, кто старое помянет… Из теплой хаты мы снова выходим на заснеженную Октябрьскую.

— А тут у нас бабка-шептунья жила, — показывает Зоя Григорьевна. — Их когда-то в деревне две было. Болезнь какая, бессонница или со скотиной что не так — сразу к ним. С собой несли бутылку воды, которую обязательно набирали из полного ведра. Они на воду что-то говорили, и она становилась лечебной. А если кто домой через Днепр переплывал, бутылку держал крепко, чтобы пробка не открылась, иначе средство волшебную силу потеряет.

За разговором подходим к дому Екатерины Клочковой. У нее раньше всех в Змеевке начинаются новогодние праздники — 30 декабря у бабушки день рождения. Нынешняя зима для нее будет 79-й.

У Екатерины КЛОЧКОВОЙ целая коллекция платков.

— 30-го я надеваю любимый платок и сажусь на диванчик возле телефона, который в мой день звонит и звонит, — говорит Екатерина Емельяновна. — Раньше день рождения 31-го отмечала. С дочкой ездили к сестре в Гомель, а когда дочурка квартиру в Жлобине получила, праздновали у нее. А вот муж всегда дома оставался. Он у меня был мастер на все руки. И, как только я из хаты, приносил в прихожую инструменты, запчасти и начинал что-то мастерить. В одну из новогодних ночей он даже собирал трактор по собственному чертежу.

Петр Клочков, и правда, был местным Кулибиным. В 1960-х в его доме впервые в Змеевке появилась гирлянда. Он сделал ее из проводов и лампочек, которые потом покрасил в красный, зеленый и желтый цвета. Вот только куда их «запрятало» время, никто не помнит.

— Сейчас мои главные гости — дочка с внуком и знакомые из соседней Радуши, — улыбается женщина. — Люблю, когда в подарок привозят платки.

За эти годы их в шкафу у Екатерины Емельяновны целая верхняя полка скопилась. Большинство — темные.

— Нравятся такие, — пожимает плечами собеседница. — Как-то муж из Бобруйска привез платок цвета сливочного масла. Всем он приглянулся, а мне не лег на душу. Так моя мама попросила: «Будете меня хоронить, положите в могилку эту красоту». Так и сделали.

Наш разговор прерывает телефонный звонок. Бабушка неспешно снимает трубку. Улыбается. Наверное, кто-то из родных. Дом наполняется теплотой счастья.

Мы же с Зоей Григорьевной тихонько выходим на улицу и сворачиваем на здешний хутор.

Владимир БРИКЕТ: «Отец посадил сад, когда родился я».

— Опустела деревня, — говорит Владимир Брикет, которого мы встречаем за поворотом. — А когда-то на Коляды молодежь собиралась и с поздравлениями ходила по домам. Помню, электричества еще не было, так парень, которого наряжали козой, поджигал грецкий орех и, когда хозяева встречали певцов, брал его в зубы и дул. Уголек «оживал», и рот у хлопца светился.

Вспоминая, какой была деревня, мужчина проводит нас в заснеженный сад.

— Заложил его мой отец, когда я появился на свет, — рассказывает Владимир Владимирович. — Позже родилась сестра, и он посадил другую половину.

— Место у нас волшебное. Говорят, на той вот канаве когда-то церковь стояла, а однажды утром ушла под воду. И ночью, если прислушаться, слышно, как там колокола звонят, — говорит Зоя Григорьевна.

— А змей часто встречаете? — спрашиваю.

— Этим летом только один уж у нас побывал, — улыбается Владимир Владимирович. — А вот когда я в школу ходил, недалеко жила женщина, у которой был ручной уж. Каждый день она ему в мисочку наливала молока, а он за это мышей ловил.

Вот и прошли мы всю Змеевку. Пора возвращаться к остановке. Солнце прячется, и вокруг все как будто засыпает. Лишь по желтому свету в нескольких окошках и столбикам вьющегося ввысь дыма понимаешь: не спит еще деревня.

— Жаль, короля ужей не увидели, — говорю я.

— А ты на Воздвижение приезжай, тогда они все из нор выползают, — улыбается Зоя Григорьевна. — Как-то наши сельчанки в этот день в грибы пошли. Выходят на поляну, а там змеи ковром расстелились и прыгают так, что выше человека. Женщины испугались — до самого дома бежали.

Вдали показался автобус. Но уезжать из ночной Змеевки не хочется. Лунный свет, который час от часу прячется за облаками, словно куполом укрывает заснеженные дома. Прислушаешься — и сквозь тишину слышится колокольный звон, который доносится с болота. И кажется, вот-вот из-за поворота появится толпа колядников, и парень, переодетый в козу, раздует красные щеки. Лишь король ужей мирно спит в своей норке, видимо, обдумывая, с кем из людей поделиться золотом.