«Человек должен быть гибким и подвижным, как вода», – учил Брюс Ли. Но под спокойной на вид водной гладью часто скрываются опасные течения и омуты. Такой же противоречивой была жизнь самого Брюса, который 27 ноября отпраздновал бы 70-летие.
Июль 2010 года, Сиэтл
Две женщины идут по дорожкам кладбища Lake View к месту паломничества всех фанатов восточных единоборств – двум гранитным столбикам на самом краю гладкой как ковер зеленой лужайки. В отличие от большинства посетителей могил Брюса Ли и его сына Брэндона эти женщины помнят их не по фильмам и фотографиям. Для Линды, элегантно одетой симпатичной блондинки средних лет, один был мужем, другой – сыном. Их с Брюсом дочь Шэннон, крепко сбитая брюнетка в джинсах и спортивной куртке, плохо помнит отца. Ей не было и пяти лет, когда его не стало. Зато боль от потери брата, которому в восемь лет пришлось стать старшим мужчиной в семье, не оставляет ее до сих пор. Сейчас именно Шэннон стоит во главе компании Bruce Lee Enterprises, распоряжается наследием отца и брата – прокатом фильмов, публикацией книг, правами на использование имен.
Сотрудники кладбища не раз говорили Линде и Шэннон, что призрак Брюса часто видят сидящим с книгой на скамейке возле могилы в руках. Брэндон тоже появляется, но никогда – одновременно с отцом.
Шагая рядом с дочерью вдоль аккуратных квадратиков газона, заставленных небольшими плитами, Линда думает, почему родные не показываются им с Шэннон. Она не отказалась бы повидать сына, пусть даже на несколько секунд. С Брюсом все немного сложнее: даже через столько лет ей все еще хочется не то высказать ему претензии в связи со скандальными обстоятельствами его смерти, не то расспросить, как же все было на самом деле. Сколько душевных сил, сколько мужества ей потребовалось тогда, в июле 1973 года, чтобы не только справиться с собственной болью, но и защитить репутацию Брюса, скрывая от репортеров, что его доставили в больницу из постели другой женщины…
Пусти, идиот!
1960 год. Университет Вашингтона
Высокий молодой человек – студент одного из факультетов – только собрался плюхнуть сумку на свободный столик, расположенный у самых дверей студенческого кафетерия, как место тут же оказалось занято чьим-то подносом. Захватчик сначала показался достаточно субтильным, чтобы преподать ему урок хороших манер. Но, взглянув в по-азиатски непроницаемые, глубокие, как ведро черного кофе, глаза обидчика, студент быстро передумал и пошел искать себе другое место. Благо свободных столиков в кафетерии оставалось еще предостаточно.
Брюс выдохнул, сделал лицо попроще и укрепился на завоеванных позициях. Он прекрасно понимал, что в драке у всех этих больших белых мальчиков против него нет шансов, поэтому ввязывался, только когда его сильно задирали. А сам старался никого специально не провоцировать. В Гонконге, где он вырос, Брюс дрался с такой ужасающей регулярностью, что им заинтересовалась полиция. Родителям пришлось спешно эвакуирвать непутевого ребенка к друзьям семьи в США. Отец и мать Брюса считали, что чужая страна должна обуздать нрав сына. И оказались правы.
Брюс и сейчас не хотел напрашиваться на ссору, но ему был нужен именно этот столик. За соседним, пока пустым, обычно завтракала компания Эми Санбо, девушки, которая уже давно завладела его воображением. Сегодня Брюс собирался подловить ее на входе и наконец-то познакомиться.
Когда Эми вошла, Брюс стремительно подался вперед, ненавязчиво, как ему казалось, ухватил за локоток и сказал:
– Привет, красавица.
– Пусти, идиот, – вскрикнула Эми. – Ты мне руку оторвешь!
От неожиданности Брюс не только выпустил руку девушки, но и слегка как бы оттолкнул от себя. Эми едва удержалась на ногах, выронив сумку из рук. Она раскрылась, и книги вылетели на затоптанный пол. «Брюс пытался вести себя по-мужски, как он это себе представлял, – вспоминает Эми Санбо. – Может, он просто не рассчитал, а может, хотел произвести впечатление своей силой, но я подумала: «Господи, что за недоумок!»
Смущенный, Брюс поспешно сбежал из кафе. А вечером, лежа в комнате общежития, мучительно пытался переварить неудачу и понять, как все исправить. Уставившись темными глазами в потолок, Брюс думал, можно ли применить к любви главное правило восточных единоборств, которое сформулировал для себя еще семь лет назад…
1953 год. Гонконг
Маленькая лодка разрезает острым носом воды, покрытые радужными пятнами масла и топлива, легко лавирует между металлическими громадами кораблей. Мальчика, который ведет свое несерьезное суденышко туда, где никто не помешает ему в одиночестве давиться горькими слезами, совсем недавно крепко побили. Глаз заплыл, одна скула вдвое больше другой, а губы до сих пор, если их сжать посильнее, сочатся кровью. Все тело как будто превратилось в один большой синяк.
На открытом месте, миновав корабли, Брюс складывает весла и дает волю слезам и гневу. Злится он преимущественно на себя. Если уж ты на правах малолетней кинозвезды даешь в школе волю острому языку, нужно быть готовым, что найдутся желающие тебя побить, и не попадаться им в темных переулках. Брюсу еще повезло, что желающих набралось столько, что они мешали друг другу наносить полновесные, прицельные удары, только поэтому он сейчас не в больнице.
В бессильной ярости мальчик перегибается через борт лодки и начинает бить кулаками по воде. Она равнодушно плещется, облизывает борта лодочки и не обращает на удары никакого внимания. Постепенно Брюс успокаивается: его завораживает то, как его руки входят в прозрачную гладь, не оставляя на ней следов. «Вот где настоящая сила, – думает он. – Вода, без формы, без очертаний. Я не могу причинить ей вред, а в ней за этим обманчивым спокойствием скрывается достаточно мощи, чтобы размазать меня в кашу. Если то научусь быть гибким, подвижным, спокойным и сильным, как вода, я стану неуязвимым и смогу принимать форму любого сосуда, в который меня нальют. Я смогу обтечь любое препятствие, которое мне не удастся смести с пути силой. Это интересно. Об этом надо подумать».
На следующий день он записался в школу боевых искусств, разумно полагая, что его новая философия не отменяет необходимости поквитаться с обидчиками. «Я не собирался заниматься спортом, – говорил Брюс. – Я собирался драться на улицах. В настоящей драке лучше уметь использовать как оружие все, что у тебя есть, – локти, колени, все. Мне всегда казалось, что деление боевых искусств на школы и направления бессмысленно. Если бы у каких-то людей было по три руки и четыре ноги, имело бы смысл сочинить для них новый вид единоборств. А для людей, у которых только стандартный набор конечностей, подойдет базовое кунг-фу, на которое можно нарастить все что угодно, как крону на ствол дерева».
1960 год. Университет Вашингтона
Идея обтечь то, что не удалось смести силой, показалась Брюсу перспективной и в любовных делах. Оставалось только дождаться случая – и вскоре он представился. Во время занятий в балетной студии Эми Санбо сильно поранила ногу. На следующее утро Брюс увидел владычицу своего сердца рыдающей перед входом в учебный корпус. Эми поняла, что не сможет быстро преодолеть несколько пролетов крутых ступенек, которые ведут в класс, и явится на семинар мало того что с опозданием, так еще и в полубессознательном состоянии от усталости и боли.
– Я тебя отнесу, – сказал Брюс.
– Ты надорвешься, – Эми поспешно вытерла слезы и смерила невысокого парня подозрительным взглядом. – У меня одна сумка с учебниками килограммов сто весит.
– Другого пути в класс я не вижу, – невозмутимо отозвался Брюс, поднимая девушку и ее сумку на руки.
Весь семинар Эми буравила спину Брюса глазами в поисках симптомов грыжи или смещения межпозвоночного диска. А как только прозвенел звонок, поковыляла интересоваться состоянием его здоровья.
– Я могу делать это каждый день, пока твоя нога не заживет, – улыбнулся Брюс, обрадованный ее заботой.
– Нет, что ты, завтра я возьму костыли и буду добираться сама.
– Как скажешь. Но сегодня поездишь на мне. Я же не могу допустить, чтобы тебе было больно…
«Из Брюса получился замечательный бой¬френд, – вспоминает Эми. – Он понимал меня с полуслова, ему ничего не нужно было объяснять. Он любил маленькие китайские рестораны, мы постоянно ездили куда-то обедать. В Гонконге Брюс однажды выиграл чемпионат по ча-ча-ча, но он совсем не умел танцевать на дискотеках. Я его научила, по вечерам мы пропадали на танцах. На семинарах передавали друг другу записочки в стихах. До того как он начал преподавать боевые искусства нашим соученикам, у Брюса были две компании друзей – студенческая и спортивная, потом все смешалось. Но он не умел доверять людям, даже с друзьями постоянно оставался настороже. Я все время говорила ему: «Брюс, расслабься». Но расслабляться он тоже не умел».
Белая американка? Это лестно
1963 год. Университет Вашингтона
В тот июльский день Брюс принес Эми кольцо – сапфир в серебре, принадлежавший его бабушке.
– Примерь.
Как настоящая женщина, Эми не смогла устоять перед искушением. Кольцо подошло. Оно идеально смотрелось на руке, разбрасывало во все стороны синие искры.
– Носи его, – сказал Брюс.
Что-то в его тоне насторожило ее, и Эми поспешно сняла украшение. Брюс много раз заговаривал с ней о браке, но в его представлении жена должна стать тенью мужа, всегда быть рядом, а в планы Эми это не входило.
– Брюс, я не могу это принять. Кольцо – не простое украшение. Оно предполагает обязательства. Я люблю тебя, но не готова связать с тобой свою жизнь.
«Когда он умер, я много думала о своем отказе, – говорит Эми. – Мне так и не удалось забыть Брюса. Иногда мне кажется, что я могла бы жить с ним вечно, а иногда – что мы убили бы друг друга через несколько дней».
Брюс тоже много думал об ее отказе. Смириться с тем, что его отвергли и забраковали, было невозможно. Разорвав отношения с Эми, он ненадолго уехал в Гонконг – вернулся в США в начале осени, внешне спокойным, но с мыслью отплатить судьбе.
В то время Брюс уже открыл первую школу восточных единоборств в Сиэтле. К октябрю он достаточно оправился от потрясения, чтобы заметить на себе заинтересованные взгляды одной из учениц, Линды Эмери. Излучаемые девушкой сигналы были обидны Брюсу-педагогу, поскольку он понимал, что для нее боевые искусства – только предлог, чтобы видеть его. Но Брюсу-мужчине внимание Линды льстило чрезвычайно. В отличие от Эми, в жилах которой текла японская кровь, Линда была настоящей белой американкой – Брюсу предстояло не просто завоевать женщину, а покорить бастион расовых предрассудков.
Он взялся тренировать ее отдельно. Снова и снова ронял на маты, стараясь делать это нежно и со значением. А в один прекрасный день позволил положить на лопатки себя. «Я понимала, что он поддался, – говорила Линда. – Дня, когда я смогла бы победить Брюса Ли в честной схватке, нам обоим пришлось бы ждать очень долго. Он нашел способ ускорить события, польстив мне».
Они поженились в августе 1964 года. «Его родители сразу дали согласие на брак, – вспоминала Линда. – У них ведь тоже смешанная семья, отец – китаец, мать – наполовину китаянка, наполовину немка. А мои заупрямились. Прямо они не запрещали мне выходить замуж за азиата, а старались исподволь напугать культурными различиями. Но мы с Брюсом стояли на своем: мы женимся, чтобы черпать силу из слияния двух культур, а не ссориться из-за их различия».
Первый китаец в США
Из американки Линды получилась куда более убедительная восточная жена, чем могла бы выйти из полуяпонки Эми. Она родила двоих детей, жила интересами мужа, бесконечно принимала дома его учеников. «Иногда мне казалось, что большинству приятелей Брюса негде жить, – посмеивается она сейчас. – Многие приходили с детьми, которые под предводительством нашего Брэндона шныряли под столами или вламывались с жалобами друг на друга в разгар его философских бесед с учениками».
Даже того, что Брюс зарабатывал преподаванием в трех открытых им школах, хватало не всегда. В периоды бедности Линда безропотно нанималась на несколько низкооплачиваемых секретарских работ сразу, чтобы помочь мужу содержать семью. В 1966 году им обоим показалось, что карьера Брюса-актера, которая прервалась, когда он уехал из Гонконга, наконец-то пошла в гору. Телевизионщики углядели его на одном из семинаров по боевым искусствам: Брюс демонстрировал нечеловеческую скорость и силу, отправляя добровольцев в полет через сцену двумя пальцами, короткими тычками с близкого расстояния.
– Ты можешь драться по-настоящему или только фокусы показываешь? – спросили его. – Ты разбиваешь доски голой рукой, а сломать каменную стену слабо?
– Не пробовал и не буду, – усмехнулся Брюс. – Руки мне еще нужны. А с людьми по¬драться – почему нет? С досками сражаться может кто угодно, они не дают сдачи.
Снявшись в сериале «Зеленый Шершень» в роли водителя-китайца Като, подручного главного героя, он начисто затмил звезду сериала. Но оказалось, что снимать Брюса трудно технически: камеры того времени не могли четко фиксировать его стремительные движения. Операторы стонали и жаловались, что на пленке дерущийся Брюс выглядит как парящая в воздухе черная клякса…
«Он занимался физической подготовкой 24 часа в сутки, – вспоминает Линда. – При этом у него хватало времени и на хозяйство, и на детей, потому что Брюс мог делать несколько дел одновременно. Читать книжку, сидя на шпагате, тянуть мышцы за рулем машины. Даже игры, в которые он играл с детьми, включали в себя какие-то силовые приемы или упражнения на растяжку…»
Переломный момент наступил, когда у Брюса отобрали главную роль в задуманном им самим сериале «Кунг-фу», отдав ее белому актеру Дэвиду Кэррадайну. «Мне сказали, что у меня слишком ориентальная внешность, – говорил Брюс. – Американские продюсеры боялись, что люди не захотят смотреть на азиата в главной роли. Моя актерская судьба сложилась странно: в Гонконге меня считали слишком американцем, а в Америке я был экзотом».
Брюс снимался в эпизодах сериалов, тренировал больших голливудских звезд, но самому ему ролей по-прежнему не предлагали. Почувствовав, что он в тупике, актер уехал в Гонконг, как делал всегда, когда что-то не ладилось. Оказалось, что у него на родине сериал «Зеленый Шершень» стал культовым, а сам он приобрел статус национального героя. В глазах соотечественников Брюс был первым китайцем, добившимся хоть какого-то признания в США. Им гордились, но главное – его хотели снимать в кино, причем на его условиях!
Вместе с местным киномагнатом Раймондом Чоу Брюс организовал свою киностудию и начал делать фильмы для интернационального проката. В 1970 году Линда безропотно собрала детей и уехала вслед за мужем в Гонконг. Через год, после выхода фильма «Большой босс», весь мир увидел, на что способен невысокий китайский парень по имени Брюс Ли. Интерес к боевым искусствам и всему восточному как цунами захлестнул страны и континенты, докатившись даже до уголков, о которых Брюс никогда не слышал.
Мой муж жив?
Брюс успел снять в Гонконге три фильма – все три побили кассовые рекорды. Он начал снимать четвертый, «Игру смерти», когда американские киностудии очнулись от потрясения, поняли, какие прибыли прохлопали, и схватились за телефоны – вызванивать новую звезду. Самый первый разговор озадачил американцев: Брюс выслушал предложение, а потом вкрадчиво спросил: «Прежде чем звонить, вы, случайно, не догадались посмотреть, который в Гонконге сейчас час?» И положил трубку.
Тем не менее съемками в Америке его соблазнить удалось. «Выход дракона» должен был закрепить Брюса в статусе суперзвезды, но здоровью бойца возвращение в Штаты на пользу не пошло.
– В 1973 году на съемках «Выхода дракона» Брюсу стало плохо, он потерял сознание, – вспоминает Линда. – Тогда это списали на жару. Брюса уговаривали отдохнуть, но, едва закончив фильм, он вернулся в Гонконг, к недоснятой «Игре смерти».
Американские друзья Брюса настояли, чтобы перед отъездом он прошел полное медицинское освидетельствование. Помимо того самого публичного обморока, Брюс терял сознание и дома, его мучили страшные мигрени. И без того нелегкий характер актера стал еще круче: он срывался на друзей, то впадал в беспричинную ярость, то валился с ног от необъяснимой парализующей слабости. Но доктора лишь развели руками: с их точки зрения, за несколько недель до смерти Брюс Ли был здоров.
В последний вечер жизни 32-летний актер уехал из дома, сказав жене, что его ждут переговоры с Чоу. Он действительно встретился с Чоу, но не в ресторане, а в квартире своей любовницы, тайваньской актрисы Бетти Тин Пей. Вскоре продюсер понял, что разговаривать с Брюсом невозможно: у того раскалывалась голова. Бетти принесла Брюсу таблетку из своей аптечки – аспирин с препаратом для снятия мышечного напряжения. Чоу уехал, а Брюс прилег немного поспать…
Официально причиной смерти Брюса Ли назвали отек мозга, вызванный аллергической реакцией на компоненты злополучной таблетки... Но даже такое объяснение внезапной смерти «самого здорового человека в мире» мало кого устроило. Поклонникам Брюса проще думать, что его погубили происки китайской мафии или конкурентов – мастеров восточных единоборств, которые не могли простить ему, что он преподает тайное знание иноверцам. Обвиняли даже… демонов, злых духов, разозленных невероятным могуществом этого смертного человека.
После того как с Брюсом попрощался Гонконг, Линда увезла запечатанный гроб с телом мужа в Сиэтл. Правда, многие исследователи утверждают, что перед отправкой в Штаты тело выкрали и кремировали, а на кладбище Lake View похоронили пустой гроб. Предполагаемые виновники смерти актера, кем бы они ни были, позаботились о том, чтобы сделать эксгумацию и повторное вскрытие невозможными.
Двадцать лет спустя рядом с Брюсом похоронили его 28-летнего сына Брэндона, погибшего на съемках фильма «Ворон». Разговоры о проклятии демонов пошли снова.
Эпилог
Июль 2010 года. Сиэтл
Сегодня Линда говорит: «Несмотря ни на что, мой муж был прекрасным семьянином и очень глубоким человеком, философом, поэтом. Он разработал свой собственный стиль джит кун-до и учил ему всех, независимо от расы и пола. Многие в Китае и Гонконге действительно упрекали его за это, но Брюс говорил, что смысл восточных единоборств в том, чтобы научиться честному самовыражению. Он считал, что боевые искусства нужны не для того, чтобы выбить душу из парня напротив, а чтобы выбить страхи, слабости, эгоизм из самого себя».
... Щелчок фотокамеры возле могилы заставляет обеих женщин вздрогнуть. Чуть поодаль от них стоят папа и сын-подросток – в рубашках и шортах, с круглыми от туристических впечатлений глазами.
– Пап, а я смогу стать таким, как Брюс Ли? – спрашивает мальчик.
– Нет, – внезапно отвечает Шэннон. – Второго Брюса Ли нет и не будет. Он бы даже не взял тебя в ученики, если бы услышал.
– Почему? – интересуется папа, явно слегка обидевшись за сына.
– Простите, что я вмешалась, – Шэннон протягивает руку. – Я – дочь Брюса. Мой отец говорил, что учитель не является истиной, а лишь показывает путь к ней. Возьми из любого учения то, что полезно, отбрось то, что не нужно, добавь что-то свое. Он считал, что труднее всего быть собой, но это именно то, к чему стоит стремиться. Видишь, что написано на его надгробном камне?
Она отходит в сторону, открывая нижнюю часть памятника, выполненную в форме книги. На открытой гранитной странице выбито: «Своим примером ты продолжаешь вести нас к нашему личному освобождению».
Екатерина ЖИВОВА, ООО «Теленеделя», Москва (специально для «ЗН»)
