Интервью Валерия Дайнеко о "Песнярах"

— Лучше об этом вообще не говорить. Не углубляясь в скрытые подробности, можно вспомнить то, что люди наблюдали со стороны. Володя стал проявлять безразличие ко всему, что мы делали. Он не улавливал психологическую обстановку внутри ансамбля и уже мало что контролировал. Говорю как раз о периоде, когда мы с Владом Мисевичем ушли. То же сделали гитарист и барабанщик — Растопчин и Беляев. Незадолго до нас из–за нестабильности и творческого непонимания из состава вышли клавишник Виславский и басист Неронский. И это перед поездкой в Америку! Они пожертвовали такой возможностью, лишь бы больше не находиться в «Песнярах». Возможно, по той же причине еще раньше ушли Бернштейн, Николаев, Игорь Паливода, а еще раньше Леонид Тышко, хотя у них было достаточно причин индивидуального характера. Концертов становилось все меньше, равно как и зрителей в зале. Когда–то Володя Мулявин был настоящим лидером, который по требованию любого времени везде и все пробивал, — это и квартиры, и машины для участников ансамбля, это и наши сложные музыкальные проекты, которые не хотели воспринимать чиновники наверху. Но, наверное, закончился запал, в том числе и творческий. Одна из последних работ (по Маяковскому) была уже неактуальна и надуманна, назрела ситуация, когда нужно было уходить: продолжать в том же духе стало невозможно. Во многое участников ансамбля не посвящали. Мы чужих денег не считали, а своих недосчитывались, и это тоже причина.

— Нет, нисколько. А в чем виновен человек, который ушел? Если бы меня выгнали, я бы думал, за что, почему, что я не так сделал. Но нет же. Позже нам приписывали чуть ли не вину во всей трагедии, которая произошла с Мулявиным, мол, бросили своего руководителя! Скажу откровенно, «бросил» всех один человек. Бросил, не сознавая того, творчески и по–человечески еще за 10 лет до того, как мы ушли. Он продолжал много писать, работать, но мало кому известно, что его произведения вышли в свет благодаря неимоверной усидчивости и таланту музыкантов и аранжировщиков ансамбля, которые ночи напролет переделывали, перекраивали, домысливали и «латали» в буквальном смысле его нетленки. Они трудились как волы, к тому же бесплатно. Уже тогда мы выходили на сцену, не показывая, а скорее, навязывая свое творчество зрителям, теряющим к нам всякий интерес. В начале 90–х сменился состав ансамбля: я и Влад Мисевич уволились, пришли новые талантливые ребята, которые, как любил Володя говорить, «обновили кровь» и, замечу, многое сделали за 4 года! Затем на новой волне популярности вокально–инструментальных ансамблей мы возвратились на некоторое время, но все же в итоге расстались окончательно, почти в полном составе уйдя на вольные хлеба.

И все же хочу более полно ответить на ваш вопрос. Была одна червоточина, которая беспокоила меня. За границей я иногда вел дневники, записывая свои наблюдения, и касалось это в основном экзотических стран. Писал для себя, на память. В моем дневнике есть заметка из одной африканской поездки «Песняров», в которой я уже тогда предрекал наш разрыв. Ужиная в ресторанчике при отеле, мы решили устроить джем–сейшен с местными музыкантами. Сами понимаете, что они были чернокожими, и играли очень здорово, а узнав, что в зале ужинают советские музыканты, предложили нам совместно что–то спеть и сыграть. Минут через двадцать к нам спустился представитель Минкультуры и передал просьбу Мулявина, чтобы мы немедленно прекратили. Чуть позже, когда мы сидели уже в номере и обсуждали случившееся, к нам постучала Светлана Пенкина (жена Мулявина) и, не заходя в номер, произнесла буквально следующее: «Да как вы могли опуститься до такого! Вы же советские музыканты! Петь в кабаке для наркоманов и проституток! Да кто вы после этого?» Ну и что–то еще в таком духе... Самое ужасное, что стоящий у нее за спиной Володя не остановил тогда этот вздор, словно поддерживая ее своим молчанием. У нее была официальная должность в нашем коллективе, хотя я до сих пор понятия не имею, какая именно...

Пришел на ум еще один случай. Вы знаете, в то время из–за дефицита книг многие гонялись за ними разными путями, и у нас была возможность их приобретать. Отслеживая в «Книжном обозрении» информацию о новинках в различных издательствах по всему Союзу, мы на гастролях покупали дефицитные произведения в магазинах. По блату, за пригласительные на наши концерты. Света как–то попросила меня покупать ей то же, что и себе. Не всегда это удавалось. В конце одной из наших поездок мы еще с одним музыкантом как–то зашли в автобус со связками книг, и Мулявин, обратившись к нам, вдруг сказал: «Увижу хоть еще одну книгу, будете работать в «Журавинке». К сожалению, это была не шутка, так как он метал молнии. Причем явно «накачанный» со стороны... Кажется, мелочь, но тревожный сигнал уже поступил тогда. Конечно, я это простил! Но забыть не могу: это же характеризует человека. Ну как понять угрозу «вылетишь из ансамбля» из–за книги Сент–Экзюпери, Цветаевой, Пастернака или Набокова? Не могу описать своего внутреннего возмущения тогда, но хотелось по приезде домой написать заявление об уходе.

— Прежде чем рассказать об этом, хотел бы пояснить, что мое заочное знакомство с «Песнярами» по их записям началось с неприятия к их звучанию, которое не воспринимало мое ухо, избалованное западной музыкой (ей интересовалось почти все молодое население нашей необъятной), к их «нефоногеничности». Они записывались, как говорится, на раз, и еще я слышал в звучании «кошачий визг». Кстати, это выражение Мулявина, и он меня даже просил исправить этот дефект, зная мои увлечения джазом и соул–роком. Если, к примеру, их вокал можно было сравнить с «Би Джиз», то все равно не хватало чего–то в инструментале, и прежде всего в аранжировках — они уже тогда мне казались староватыми. Несмотря на популярность «Песняров», я не мечтал быть среди них. Мне хотелось чего–то своего. И тем не менее мы общались с Мулявиным и его ребятами через наших общих знакомых и лично. И спустя несколько лет, когда я сменил уже не один ансамбль, мне довелось побывать на концерте «Песняров» во Дворце спорта! Я был потрясен звуком, оттенками голосов и инструментов, даже учитывая качество тогдашней аппаратуры и не лучшую акустику. После выступления у меня состоялся разговор с Мисевичем: я загорелся мечтой попасть в «Песняры», но он объяснил мне, что свободного места пока нет. Через год (в то время я работал с Софией Ротару) уже сам Мулявин в случайной беседе по телефону спросил у меня: «Ну что, ты уже созрел?» — и, услышав «да», сказал: «С 1 января я тебя жду в филармонии». Был 1977 год. Помню эти первые посленовогодние встречи, какие были замечательные отношения в ансамбле, где тебя уже ждали, и я был полон надежд и желаний работать и творить.

Потихоньку входил в программу. Был концерт в Новосибирске, и я появился на сцене с «Беловежской пущей» — это, наверное, был мой звездный час. Никогда не забуду это ощущение полета, когда тебе аплодирует девятитысячный зал Дворца спорта, и ты вышел с тем составом, в который на протяжении года мечтал попасть! У меня с тех пор остались очень хорошие впечатления о моем вхождении в новую, неизведанную для меня тогда тему — работа на профессиональной сцене! И хотя тогда была зима с тридцатиградусным морозом, более теплых ощущений я не могу припомнить: и от общения с ребятами, и особенно с Мулявиным, который сказал мне тогда сакраментальную фразу: «Ну что, Валерик, теперь твой голос уже не принадлежит тебе одному. Он достояние всей страны!» Я, правда, тогда не совсем понял, о чем это...

— Во–первых, обращение к народной песне. Они смогли это сделать в нашей огромной стране, показать и доказать, что белорусское народное творчество очень перекликается с фольклором многих народов, что народная песня — настоящий кладезь, неистощимый и при бережном к нему обращении он может долго служить людям. И, более того, поскольку наши уши обращены были в большей мере на западную культуру, мы улавливали и связь с мелосом других народов, не только славянских. Отсюда и не случайно появившаяся в нашем репертуаре кантата «Веселые нищие» на стихи Р.Бернса. Кстати, это была идея Мулявина, а воплотил ее в жизнь гениальный Игорь Паливода. Он смог соединить, казалось бы, несовместимое — шотландские мелодии (изучив досконально музыкальную историю этой страны) и песнярские голоса... И, кстати, заставил меня вспомнить, что я скрипач...

Творчество «Песняров» — это и яркие авторские произведения музыкантов ансамбля. И тут безусловным лидером был и остается Мулявин. К сожалению, этого не было в чистом виде, когда автором музыки и слов является один человек, и это было бы уже претензией на рок–группу, чего мы никогда не добивались. Володя писал музыку в основном на стихи классиков белорусской поэзии, таких как Купала, Колас, Богданович, что сделало его самого классиком! Не зная языка, он проникся любовью к Беларуси, как–то смог прочувствовать дыхание времен. И в результате им было создано немало шедевров. Можно сейчас только гадать, как это произошло, но факт, что ему удалось здорово поднять и даже возвысить белорусскую поэзию, которую до этого только учили в школе, а после стали и петь.

И, наконец, «Песняры» много внимания уделяли гражданской тематике: отношение к войне, победа советского народа, любовь к Родине. Пусть сейчас и пытаются все это исковеркать и искорежить, но время покажет. Гражданская тема звучит у «Песняров» в песнях Пахмутовой, Лученка, самого Мулявина. Ценность этого творческого пласта подтвердят или опровергнут только годы. Многие считали «Песняров» «придворным» ансамблем, участвующим во всех значительных мероприятиях советской партийной элиты! Но это всего лишь миф и веяние того времени. Чтобы свободно заниматься своим делом, иметь самую лучшую аппаратуру и показывать свое искусство за рубежом — можно было бы и немного поступиться своими принципами.

— Для кого–то наверняка впервые прозвучат некоторые песни, потому что их мало крутят, а если их на ТВ и радио нет, то это просто новинки! Таких произведений будет немного: чтобы все новое показать, нужно делать отдельную программу, а у нас все–таки юбилей! Будут и любимые песни с новым отношением к ним: фанковые кусочки, инструментальные вставки — ведь мы не одни будем на сцене. Но обо всем рассказывать не буду. Конечно, многих эффектов мы добились в сотрудничестве с оркестром Саши Липницкого.

— Постоянно покупаю свежую музыку, слушаю инструменталистов и вокалистов. Сравнивая весьма именитых и профессиональных музыкантов, ловлю себя на мысли, что иногда одно исполнение не отличить от другого. С поп–музыкой так вообще ничего не происходит! А если сегодня что–то и выстреливает в мире — оригинальный вокал или манера, завтра это подхватывает тысяча исполнителей, превращая изюминку в моду. Через полгода «первооткрывателя» уже забывают. Разве что «Битлз» — редкое исключение, ну и «Песняры». Вообще, самое гениальное «современное» изобретение в популярной музыке, да и в джазовой, это обращение к старому репертуару. Меня сейчас осенило: мы ведь выросли из пеленок «народных сказителей» и можем в свойственной нам манере спеть очень старые авторские произведения, записать альбом. Эпатажная и попсовая Леди Гага недавно выпустила шикарный альбом с Тони Беннеттом, где она поет джаз. С Тони Беннеттом, который был на пике популярности в 1950–е! Это хорошая тема. И это будущее всех прошлых звезд. А вспомните Рода Стюарта? Аж 5 альбомов своим роковым, но невероятно подвижным голосом! Нас тянет в конце жизни на свою родину. Так и здесь — родными и милыми становятся песни нашего детства. Думаю, это и будет темой нашей следующей программы, причем песни не только советские, но и зарубежные. Как вам это?

— Когда–то в «Песняры» просились сотни людей, это были своего рода кастинги. Приходилось ездить и по деревням, чтобы собирать песенный материал: помню, слушал, как пели белорусские бабули в одной из деревень... Это была сплошная мелизматика, но так поют в самых отдаленных уголках Беларуси — даже прослезился... Сегодня ситуация несколько иная, и вы знаете, мне хочется пожелать что–либо даже не самим молодым талантам, а продюсерам. Пусть они будут более настойчивы в поисках правды. Под каким–то давлением часто пробираются в мир шоу–бизнеса недоучки или просто серенькие мышки, а это недопустимо. Как можно доказать что–то продюсеру честным исполнением и стремлением, если всегда есть барьеры в виде чьих–то протеже? Мне нравится, что в России есть проект «Голос», как мне кажется, честный, но, просматривая даже некоторые их программы, я начинаю сомневаться в том, что к наставникам не просачивается информация о претендентах на место в команде.

В Беларуси есть хорошие продюсеры, но порой им мешает расчет на коммерческий успех — быстрые деньги, которые можно заработать, например, на красивой внешности подопечного. Зачем изменять себе? Можно просто назваться каким–то шоу. Если шоу–бизнес дальше Беларуси не идет — это не шоу–бизнес.

Советская Белоруссия №220 (24601). Среда, 19 ноября 2014.

Автор второго фото - Петр Кострома