Чтобы снимать кино, надо жить
Вадим Абдрашитов, один из последних учеников Михаила Ромма, отметит в этом году довольно грустный юбилей. Ровно 10 лет назад вышла последняя картина знаменитого тандема Абдрашитов – Миндадзе «Магнитные бури». Абдрашитов сегодня преподает, руководит студией «Арк-фильм» и ищет деньги на дорогой проект, задуманный еще пять лет назад.
– Можно узнать что-то об этом вашем проекте?
– Не знаю, имеет ли смысл... Это чистое кино, идея, невозможная ни в каком другом искусстве, и в пересказе она вряд ли вас увлечет. Это о странном, хоть и очевидном парадоксе: нормальная температура у человека сто лет назад все равно была 36,6 °С. И тысячу лет назад. И у древних греков. Матери точно так же рассказывали друг другу о болезнях детей, а мужчины – о любовницах. Сюжет в картине самый простой: у детского врача заболела дочь, но в кадре одновременно должно присутствовать несколько времен.
– Типа «Русского ковчега»?
– Не совсем и даже совсем не. На компьютере это не нарисуешь. Нужно сложное движение камеры, несколько огромных сцен, снятых одним планом. Мы обсуждали идею с лучшими художниками и операторами. Подсчитали, что вся эта машинерия на «Мосфильме» будет стоить 12 миллионов долларов. По нынешним временам – 20. Сейчас такие деньги на фильм могут получить только те, кто имеет доступ непосредственно к верхам.
Когда я это придумал – рассказал идею Швыдкому. Он ее сразу разглядел, загорелся, но таких денег найти не мог. «Магнитные бури» он запустил по первому пересказу, и картина своим существованием обязана ему, но это было на порядок дешевле. Началось хождение по богатым людям – отдельная история, по которой можно кино снимать. Всем всё нравилось, доходило до совместных семейных ужинов, но как только надо было pay money, все стопорилось. Тем, у кого есть деньги, больше неинтересно вкладываться в кино. Ну в самом деле, что можно получить с этого? Максимум – отдельные титры с именем и теплые слова со сцены, если картина получает приз на фестивале. Время отмывания денег в кино закончилось. И как будет финансироваться кинематограф, один Бог ведает.
– Близок ли вам кинематограф Миндадзе (сценарист Абдрашитова снял за последние годы два фильма. – Авт.)?
– Наверное, у меня могут быть претензии как у режиссера, но его ошибки мне милее, чем иная правота. В его нарочито неровных высказываниях больше ценности, чем в вездесущей гладкописи, лишенной смысла.
– Почему такая несправедливость вышла с финансированием его новой картины?
– Вообще, список тех, кому отказали, удивляет. В нем и Павел Чухрай, и Прошкин-старший, и Прошкин-младший... То есть имена, сами по себе гарантирующие художественный уровень! И это тогда, когда в Каннах, Венеции, Локарно нет ни одной российской картины! Может, стратегически правильней было бы поддерживать мастеров, признанных в мире? Но существует строжайший лимит, торжество бюрократии: нужно поддержать десять дебютов, десять фильмов о детях и подростках и двенадцать образцов авторского кино. А где взять десять качественных дебютантов? И почему надо натягивать изо всех сил те же десять подростковых фильмов? Начинают вытягивать проекты, подходящие по тематике. И, скажем мягко, эти «натянутые, но подходящие» часто слабее и серее, чем выброшенное за борт авторское кино. Это еще хорошо, что в списке тех, кому достанется финансирование, остался Юрий Арабов, который решил дебютировать в качестве режиссера. При этом причины отказов не называются. Непрозрачность полная. А скандальная история с выдающимся режиссером-мультипликатором Гарри Бардиным? Что-то я не припомню, чтобы когда-нибудь киноведомство позволило себе так отнестись к знаменитому художнику, не мальчику, между прочим, лауреату каннского фестиваля, обладателю пяти «Ник»…
– А иногда кажется, что вы просто сами не хотите снимать. Все находят деньги, и вы бы нашли. Видимо, нет вашей темы. Вы же всю жизнь снимаете социальное кино, а социума-то и нет. Только сейчас появился.
– Было бы легко заняться самоповторением. Снять не про мальчика Плюмбума, а про девочку, или сделать фильм о катастрофе уже, скажем, на МКС, но мне это неинтересно. А вот про детского врача и константы человеческой жизни во все времена – интригует. И кстати, где этот появившийся новый социум?
– Помните, когда вы сняли «Плюмбума», все боялись вашего свинцового мальчика. И выходит, зря: предсказанный тип так и не появился.
– Что значит «не появился»? Он процветает! И им, как всегда, успешно пользуются взрослые дяди. Тут вот недавно совсем молодые ребята-кинематографисты, многие из которых сами пока ничего не сняли, гневное письмо написали о старших товарищах, снимающих плохое и вредное кино. Ну, бывает, народец некрепкий, а кусочек от пирога финансирования, конечно, хочется оторвать. Но вдруг узнаю, что эти ребята дальше пошли. Аппетиты растут, а что делать – взрослые дяди подскажут. И ребята пишут… хартию! То есть документ публично-правового и политического характера. Ссылаясь на опыт Голливуда. Но им, наверное, не объяснили, что голливудская хартия – она же кодекс Хейса – была принята в тридцатые! Там зритель стал меньше ходить в кино – действительно, протестантская часть аудитории приходила в ужас от поцелуя крупным планом, – и из чисто коммерческих побуждений ввели как бы моральную самоцензуру. Какое это может иметь отношение к нам – непонятно. Тем более на фоне того, что и как показывает сегодня телевидение. Ясно, что так или иначе это превратится в инструмент цензуры. Вот так сегодня Плюмбум борется за чистоту кино…
– Простите, но Плюмбум был мальчик с идеями...
– Не исключаю, что и они с идеями, только сугубо кастрационного свойства. Впрочем, на их фоне наш герой действительно почти белоснежен, потому что он по крайней мере был бескорыстен. А здесь явно не тот случай.
– А что вам еще понравилось за последнее время у нас или на Западе?
– Насчет Запада – рискованное высказывание, понимаю, – у меня нет особенных восторгов в последнее время. Для меня перелом случился на «Титанике». Он получил 11 «Оскаров», а «Кабаре» в свое время – 8. Можно их сравнивать? Другая весовая категория! Последний фильм, который мне понравился – «Вавилон»
Иньярриту. Всегда жду новой работы братьев Дарденн. Триер, например, «Меланхолия» – это в принципе хорошее кино. Но не Антониони, правда? Всё мельче и не без кокетства, хотя временами точно по ощущению. Вот и во всем так. Что касается наших, то был один действительно отличный, на грани гениальности фильм. «Шапито-шоу».
– Точно.
– Из профессиональной ли ревности коллег, из недостаточной ли готовности зрителя воспринимать серьезный разговор – кстати, в прелестной, очень легкой форме – эта картина не получила настоящего резонанса. Новая форма, серьезнейшая тема об инфантилизме и некоммуникабельности целого поколения, и все это играючи. Хорошие картины сняли Сегал – «Рассказы» – и Богатырев – «Иуда». Жду новой работы Мизгирева. Порадовали несколько дипломных работ моих выпускников.
– Что вам нравится в кино?
– Вообще-то я люблю традиционные вещи, которые трогают меня по-человечески. Как, скажем, фильм Хуциева «Два Федора». Или «Дом, в котором я живу» Кулиджанова и Сегеля – я многократно разбираю эту картину со студентами, и хотя знаю ее наизусть, она меня волнует. Я хочу по-человечески отзываться на фильм, как зритель, чувством… Но чтобы делать такое кино, надо прожить хоть что-то. А мы с вами об этом так и не говорим, о самом главном.
– О чем?
– О том, что нельзя приходить во ВГИК со школьной скамьи! Я вижу сейчас в кино две проблемы, которые важней любого финансирования: первая – нет авторов, вторая – нет режиссеров. А где их взять, когда туда идут люди, которым нечего сказать? В идеале режиссер – вторая профессия, весь мировой опыт показывает это. А государство сегодня не дает человеку элементарной возможности получить это образование тогда, когда он до него наконец дозрел, а денег на второе платное образование у него нет. И вот уже лет 15 ведущие мастера кино и театра пытаются упросить власть допускать к экзаменам на основные, смыслообразующие специальности – драматургию и режиссуру – людей с высшим образованием на общих основаниях. То есть, обращаю внимание, не просим у государства ни одной дополнительной копейки. Речь только о том, чтобы люди с минимальным опытом жизни подошли ближе к стенам творческих вузов. Я выпустил сейчас сравнительно удачную мастерскую, но вот набираю новую – а там всем по семнадцать лет. Что они будут рассказывать? Переснимать Тарантино? Чтобы снимать кино, надо жить.
Дмитрий Быков, Валерия Жарова.
Советская Белоруссия №158 (24295). Суббота, 24 августа 2013 года.
