Будем искренними, для большинства из нас от географических названий Брагин, Хойники или Наровля веет тревожным холодком. Воображение рисует сиротливые деревни, оставленные жителями после взрыва на Чернобыльской АЭС, заросшие кустарником поля. Хотя с момента трагедии прошло уже 25 лет. Между тем специалисты все чаще говорят о реабилитации территорий, социально–экономическом возрождении, раз за разом принимаются государственные программы. А готовы ли сами пострадавшие районы жить нормальной жизнью? А может, уже живут? У меня на руках билеты по маршруту Минск — Хойники. Попробуем разобраться на месте.
Поле для размышлений
Пейзажи, чередующиеся за окном маршрутного такси, — это своего рода презентация района в разрезе. Поля сменяет густой лес, вымершие и захороненные деревни и возрожденные агрогородки, снова поля... А вот гудящих комбайнов, убирающих гектар за гектаром, я так и не заметил. Работают ли они тут вообще?
Ответы я искал в агрогородке Стреличево. Крупный населенный пункт, расположенный всего в нескольких километрах от границ Полесского государственного радиационно–экологического заповедника, — своего рода модель, при помощи которой легко наблюдать за постчернобыльскими процессами. Мониторингом вместе со специалистами займемся и мы.
Наблюдение первое. Сельскохозяйственное. В пострадавших районах в почете рапс и кукуруза. Именно они занимают большую часть полей. Впрочем, хватает на местных достаточно пахотных землях и зерновых. Только уборочная уже закончилась, поэтому комбайнов и нет. Но используют зерно лишь на фураж, либо, говоря простыми словами, на корм скоту. Главный агроном КСУП «Стреличево» Игорь Клименко разворачивает передо мной карту, расчерченную на множество участков. Главный фактор, который берется здесь в расчет, — радиоактивное загрязнение.
— Чтобы снизить показания радиометрических приборов, мы вносим дополнительные дозы минеральных удобрений. По стронцию у нас перебор, а по цезию с этого года зерно уже в норме. Только вот на муку его не переработаешь. А это вопрос в том числе и экономический. Смотрите, на тонне продовольственной ржи можно заработать 425 тысяч рублей, фуражной — лишь 345 тысяч. Такая же ситуация и с рапсом. Маслосемена для пищевых целей стоят 2 миллиона рублей за тонну, для технических — лишь 1,86 миллиона.
Соя, однолетние травы, кукуруза, ячмень... Плановые цифры доводит местное управление сельского хозяйства и продовольствия. Каждый год задания растут. Да вот беда. Кукуруза уже сейчас достигла высоты человеческого роста и в идеале должна стать лакомством для скота домашнего, но на полях хозяйничают звери дикие. В частности, выбегающие из Полесского радиационно–экологического заповедника кабаны. Что делать? Специалисты предлагают разные рецепты. Чиновники считают: хозяйства должны и сами заботиться о своих посевах: например, огородить поля электропастухами или создать «буферные» подкормочные зоны. Ученые предлагают подключиться страховщикам и застраховать кукурузу от набегов. Вот, например, в Испании оберегают волков. Из–за этого случаются скандалы с местными жителями, фермерами. Но им зато выплачивается компенсация за понесенный урон...
Поля КСУП «Стреличево» плавно переходят в земли Полесского радиационно–экологического заповедника. Если они на условно чистой и пригодной к сельскохозяйственной деятельности территории уже вовлечены в оборот, то зону можно смело назвать полигоном для опытов. Приграничье заповедника усеяно экспериментальными площадками.
Машина его директора Петра Кудана останавливается в деревне Бабчин, первом среди застывших во времени и вымерших еще в конце 1980–х населенном пункте. Впрочем, на другие хойникские деревни она похожа мало. Бабчин — это штаб, научный центр, которому не дают зачахнуть и слиться с природой. Именно там занимаются радиоэкологическими исследованиями и поиском экспериментальных решений по возможному использованию загрязненных земель. Вот в одном из бывших огородов раскинулись многочисленные кусты актинидии. Похожа на гибрид винограда с киви. Попробовали. Вкусно. Да и без проблем проходит радиологические испытания. Через дорогу — пасека, где каждый год производится около 1,5 тонны меда. Вместе с Петром Куданом переходим от одной площадки к другой:
— В свое время экспериментировали с хмелем. Но в наших условиях — при коротком световом дне — эта культура не накапливает альфа–кислоту, по которой оценивается его пригодность для пивоваренной промышленности. Отказались. Завезли несколько сортов персиков, абрикосов, яблонь... Климатические условия выращивать их позволяют, но картину портят майские заморозки. Поэтому промышленное разведение, к примеру, персиков невозможно. Однако наша задача — реабилитация не только в масштабах района, но и отдельных подсобных хозяйств. Обычные дачники запросто укроют несколько персиковых деревьев спанбондом.
Туда и обратно
Наблюдение второе. Социальное. Будучи два года назад в командировке в зоне отселения и отчуждения Славгородского района, я обратил внимание на деревушку Гайшин. Туда массово вернулись местные жители. Похожие процессы я надеялся увидеть и в агрогородке Стреличево. Но... Брошенные хаты заняли мигранты. Настоящий интернационал! Местные статистики лет 15 назад подсчитали: в Стреличево собрались представители 17 национальностей. Узбеки и казахи, азербайджанцы и армяне, русские и даже этнические немцы. Приезжают и по сей день! Для «чернобыльских» районов это тенденция. Вот на прием к фельдшеру местной амбулатории Клавдии Ермольчик заглянул шестидесятилетний Сергей Каримов. Кадырович, как его кличут в Стреличево, — узбек. В нашей стране живет 5 лет. Интересуюсь, не боится ли он хойникской радиации? Кадырович категоричен:
— Еще неизвестно, где опаснее! Раньше я жил на границе Узбекистана и Афганистана. Знаете, как там целый год палит солнце?
В приемной КСУП «Стреличево» хозяйничает юрист Алена Копытова. И ее можно назвать мигранткой. Белокурая девушка 6 лет назад вместе с родителями переехала из Волгоградской области.
— Работы там не было, сокращения шли... А здесь родственники.
Всего в хозяйстве работают 210 мигрантов. Взяли бы еще: должности доярок, скотников, слесарей, механизаторов вакантны. Хотя буквально накануне я слышал мнение, что толку от иностранцев мало, только кормятся за государственный счет. Истина, как всегда, оказалась где–то посередине. Своими размышлениями со мной поделился председатель Хойникского райисполкома Александр Бичан:
— Мигранты ведь разные бывают. Зачастую те, кто не смог устроиться у себя на родине, терпят фиаско и за ее пределами. Но есть и положительные примеры: трудолюбивые семьи, которым попросту раньше не везло. А здесь они получили кров, работу.
Выходит, именно за счет мигрантов район закрывает проблему нехватки кадров? Не совсем. Стреличевская модель дала повод к третьему наблюдению. Пострадавшие районы готовы выстоять за счет собственных «патриотов». И агроном Клименко, и юрист Копытова после учебы вернулись на малую родину. Вот размышления Александра Бичана:
— Перед нами стоит задача, чтобы молодежь, которая родилась здесь и уехала учиться, вернулась потом работать в район. Яркий пример — сфера образования. 70 процентов молодых специалистов, работающих в наших школах, — это уроженцы Хойникщины. А здравоохранение? В позапрошлом году в медицинские вузы поступили 3 человека, в прошлом — 5, в этом уже 8. Если тенденция сохранится, через 10 лет мы полностью закроем кадровый вопрос, пусть даже половина студентов останется в Минске или, скажем, в Гомеле. Мы пытаемся повысить конкурентоспособность наших учеников. Ведь раньше они могли поступить в вуз, имея существенные льготы. Только вот были ли у них знания?
— Действительно, восстановить имидж пострадавших территорий слишком сложно, — вторит заведующая кафедрой технологий коммуникации Института журналистики БГУ Ирина Сидорская. — Понятно, энтузиастов, желающих этим заняться добровольно, найдется не так уж и много. Но давайте сравним этот уголок нашей страны с литейным цехом, в котором экологическая ситуация не лучше. Зато туда выстраиваются очереди. Почему? Там смогли предложить конкретные преимущества. И далеко не всегда речь идет о деньгах. Малые города должны заинтересовывать собственным жильем, развитой инфраструктурой, а загрязненные территории — еще и качественным медицинским обслуживанием.
К слову, жилье в агрогородке уже построено, в один из новых домиков скоро въедет Алена Копытова с будущим мужем и ребенком.
Зов джунглей
В разговоре со мной Александр Бичан признал: примеров, чтобы в район вернулись переселенцы, у него нет. И действительно, как попасть домой, коль половина территории — 48 деревень — оказалась за шлагбаумом? Открывается он лишь на Радоницу. Тысячи человек разъезжаются по успевшим стать заповедными кладбищам — на могилки родственников и близких. Впрочем, бродя по погосту в отселенной деревне Красноселье, я заметил несколько свежих крестов. 97–летнего старика похоронили три года назад, его 96–летнюю супругу — двумя годами позже... Директор заповедника Петр Кудан не отрицает: ну и пусть заповедник — режимный объект, но не выполнить последнюю волю людей как–то не по–человечески... Последнее разрешение выдали буквально неделю назад.
Кладбища да военные памятники. Эти объекты все еще поддерживаются руководством заповедника. Населенные пункты давно ассимилировались с природой, дома поглотили «чернобыльские» джунгли. Чем ближе к АЭС — тем звонче счетчик Гейгера, а цифры на дозиметре возрастают уже не в арифметической прогрессии, а чуть ли не в геометрической. В зоне сейчас новые жители. Дорогу в деревне Оревичи нашей машине перегородил дикий кабан. Правда, затем струхнул и убежал в дом. А в некоторых хатах «прописались» барсуки. Заведующий научным отделом экологии фауны ПГРЭЗ Сергей Кучмель уверен: этот заповедник, хоть причиной его создания и стали трагические обстоятельства, очень важен для страны:
— Для животного и растительного мира — это шикарная резервация площадью 216 тысяч гектаров. Для сравнения: в Европе уже не осталось свободных территорий для заповедников и заказников. Видовое разнообразие у нас огромное, в том числе около 5 видов птиц, охраняемых на международном уровне, например, орлан белохвостый. Могут ли они здесь нормально существовать? Нет ли угрозы их популяции? На эти вопросы мы получили положительные ответы. Между тем за последние 5 лет уровень радионуклидов в органах и тканях млекопитающих не снизился. Почему? Это может быть связано с природой выпавших на нашей территории частиц.
Значит ли это, что, коль у животных не зафиксировано генетических изменений, их не будет и у людей? Может, пора переносить границы? Ученый категоричен: нет. Опасно! Ведь немалую роль играет периодичность смены поколений: у человека — раз в 25 лет, у животных — гораздо чаще. Среди зверья выжили сильнейшие, наиболее устойчивые к радиации особи.
***
Пора подводить итоги. Район еще долго будет расплачиваться за ошибки проектировщиков атомной станции. Доживем ли мы до полного возрождения? Александр Бичан заметил напоследок:
— Я бы ставил вопрос иначе: о вкладывании денег в регион и о его дальнейшем развитии. Жизнь здесь никогда не затухала, хотя одно время, когда массово уезжали люди, государство сомневалось, сможем ли мы здесь работать. Смогли. Завершается строительство двух молочнотоварных ферм, газификация, в прошлом году провели День письменности. И планов у нас множество.
P.S. К слову, валообразующим производством для района сейчас является полесский производственный участок предприятия «Молочные продукты». Продукция чистая и вкусная. Не сомневайтесь! Лично наблюдал за процессом приготовления и тройным контролем, дегустировал. Да и международными сертификатами и дипломами подтверждено. Но только честно: если на одной полке будет лежать продукция из Верхнедвинска и из Хойников, какую вы предпочтете? Скорее всего, первую. Неудивительно, что 80 процентов хойникских сыров поставляется на экспорт. А вот когда заинтересуются ими на родине, тогда и в истории с реабилитацией региона можно будет поставить точку.
Мнения по поводу
Валерий Шляга, председатель Наровлянского райисполкома:
— На уровне Правительства сейчас рассматривается план по возврату территории площадью примерно 6 тысяч гектаров от Полесского государственного радиационно–экологического заповедника для развития водного туризма и любительского рыболовства. Хотя его руководство против. Красивая природа, редкие виды зверей. Заинтересованность у инвесторов есть. Да и желающих приехать туда хватает. В следующем году мы планируем построить туристический комплекс. Безопасность? Уверен в ней на 200 процентов. Мы говорим о землях, которые в состав заповедника ввели лишь в 1993 году. В то время там просто некому было проводить противопожарные мероприятия.
Анна Бобринева, заместитель председателя Брагинского райисполкома:
— Странно то, что минчане боятся к нам ехать, а японцы и французы — нет. Даже, наоборот, перенимают опыт по реабилитации пострадавших территорий. Район живет нормальной жизнью. За последние годы, например, было построено несколько домов культуры. Больница у нас достойная, правда, из–за финансовых проблем пока не можем закончить ремонт поликлиники, но, уверена, это дело времени. В 2010 году был открыт цех по производству рапсового масла, в том числе и пищевого, которое мы поставляем на Гомельский жиркомбинат. К нам возвращается молодежь. К примеру, только в систему образования в этом году прибыл 41 молодой специалист, из них 22 — уроженцы нашего района. И мы больше чем уверены, что они останутся и после распределения. Да и остальные — неслучайные люди. Они осознанно шли сюда. Чем мы привлекаем кадры? Предоставляем квартиры. На днях в новый дом въедут врачи, учителя, работники сельского хозяйства, направленные в наш регион.
