В поисках утраченного

У белорусского и российского Иваново много общего. В русском городе — вечный дефицит женихов, а наши ивановские женщины еще вплоть до 40–х годов прошлого века оставались столь же одинокими при живых мужьях...
У белорусского и российского Иваново много общего. В русском городе — вечный дефицит женихов, а наши ивановские женщины еще вплоть до 40–х годов прошлого века оставались столь же одинокими при живых мужьях. Почти круглый год мужчины находились на заработках, оставив хозяйство и детей на жен. Возвращались, правда, при деньгах, но через пару недель вновь покидали семью, чтобы заняться оригинальным промыслом — сбором пожертвований на православную церковь или на римско–католический костел. В народе их называли лаборями (от латинского слова «лабор» — труд). Ивановец и лаборь некогда было синонимом. Достоверно известно, что несколько веков подряд этим занятием промышляли все мужчины Иваново, за исключением должностных лиц. Переходя от отца к сыну, оригинальный способ заработка наложил особую печать на всю бытовую сторону жизни города. К сожалению, в этой истории остается много загадочного, неизвестного и, наверное, навек утраченного.

Уж точно безвозвратно утрачен язык лаборей. В семье они разговаривали на диалекте Брестско–Пинского региона, однако, чтобы в дороге избавиться от чужих ушей, пользовались сленгом. Сотрудники Ивановской районной библиотеки издали рукописный «Дыялектычны слоўнiк лабарскай гаворкi». В нем 299 слов — такого лексического запаса вполне хватило бы для Эллочки–людоедки, но для лаборей явно мало. Вот некоторые слова из их языка: беглец — скитень, бедняк — шандрак, вода — делька, воз — котень, вор — клим, глаза — липки, город — шусто, еда — тройня, иди — пнай, парикмахер — орбут...

Этнолог Татьяна Луцевич, посвятившая ивановским лаборям свои научные работы, считает, что искусственный язык они переняли от русских старцев и нищих. Лексикон состоит из слов разных языков и диалектов. Многие были заимствованы из греческого, латинского, немецкого, другие представляют собой искаженные местные наречия. В любом случае лаборский язык был достаточно развит — на нем разговаривали на самые разные темы. Женщины его не знали, поскольку не имели потребности в тайных беседах, а вот всех мальчиков обязательно учили местному «эсперанто» с семилетнего возраста.

Сегодня ивановская интеллигенция загорелась идеей поставить в городе памятник лаборю. Говорят, это должен быть человек среднего роста, с черными волосами, черными же глазами, с белым правильным и умным лицом. Одежда лаборя — простой полушубок с ременным кушаком, сапоги с длинными голенищами и черная суконная шапка с козырьком. Именно такими их видели буквально во всех городах и местечках Беларуси, в Вильно, на Волынщине и даже в Москве и Петербурге. Лабори не пренебрегали никакой жертвой: деньги, холст, пеньку, лен, шерсть, зерно, сало, хлеб — все принимали. Зажиточный лаборь мог построить для семьи хороший дом, завести большое хозяйство. Дома в Иваново они возводили однотипные: деревянные строения 5 на 4 метра имели два пропорциональных окна с улицы и два со двора. Дощатый пол и печь с трубой отличали жилье лаборя от крестьянского, где пол был глиняным или земляным, а печи не имели вытяжной трубы и топились по–черному. Но даже у лаборей, исколесивших землю вдоль и поперек и повидавших разную культуру домостроения, все семейство селилось в одной комнате. Она же служила столовой. При входе в сени посетитель невольно останавливал внимание на стенах. Взору его представлялось множество образов, развешанных повсюду, где только есть место. Жилая комната являла такое же убранство: передний угол и три стены в два ряда были густо увешаны иконами и священными книгами. Все иконы «разнокалиберные», принадлежали кисти мастеров разных наций и исповеданий. Понятно, что нигде, кроме Иваново, в Беларуси такого убранства не найдешь.

Мало кто знает, что на протяжении почти 500 лет город именовался Яново. Сегодня только железнодорожная станция именуется Янов—Полесский, а для названия самого города пригодился простой перевод с белорусского на русский. Город основан в 1463 году. Именно тогда деревенька Порхово получила городской статус благодаря усилиям нового хозяина — луцкого епископа Яна Ласовича. Жители новоосвященного города на 20 лет освобождались от всех поборов и повинностей. Им разрешалось варить пиво за небольшую плату, ловить рыбу в близлежащих реках. Яново начало быстро разрастаться. Привилегии позволяли новые дома продавать, обменивать, дарить. В общем, обходиться с ними так, как того требует выгода.

Сегодня гостям Иваново показывают образцы так называемых оговских раскрасок — традиционное украшение масляными красками мебели, ковров, стеклянных панно — картинок, рамок для фотографий, полотен для украшения избы. Оригинальной росписью отличались и оговские сундуки. В 1987 году в деревне Огово ради сохранения традиций был создан филиал Брестской фабрики сувениров. Благодаря этому сувенирные сундуки, разукрашенные в народных традициях, можно увидеть и в столичных музеях. Не меньшей популярностью пользуются ивановские рушники. Специалисты их ценят за оригинальное оформление краев в виде прошитого кусочка ткани, украшенного плетением. А уж про мотольские кожухи в столице точно знают.

В Иваново стоит памятник Наполеону Орде, родившемуся в нескольких километрах от города в поместье Вороцевичи. Сегодня ивановцы создают музей, а в планах — реставрация родового имения знаменитого земляка. Да и как не увековечить его память, если по трудам Орды изучают свою историю не только белорусы, но и поляки, и литовцы, испанцы и португальцы, алжирцы и французы. Как известно, многие исторические постройки в наши дни воссоздаются именно по его архитектурным пейзажам, выполненным с точностью фотографии.

Открытки из коллекции Владимира ЛИХОДЕДОВА.
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter