2 ноября — христианский праздник Дмитровские деды. В этот день принято ходить на кладбище к могилам своих близких.Нынче, пожалуй, никто и не вспомнит, с каких времен стали селиться на северо–западе Минска татары, а когда на юго–востоке появилась Ляховка (в старину ляхами звали поляков), в каких годах в центре и предместьях Минска обосновались евреи. Немцы, французы, итальянцы, шведы не только ходили военными походами на нас. Многие оставались здесь жить. Создавали слободки, а рядом с ними всегда — погосты. Много их было прежде в Минске: православных, еврейских, католических, татарских, немецких.
Из послевоенного своего детства почему–то ярко помню похоронные процессии. Тянулись они долго, кажется, через весь город. Люди шли за гробом часами. Мы же, детвора, сбегались со всех дворов, присоединялись к скорбному кортежу и подчас провожали неизвестного нам умершего до самих кладбищенских ворот. Скорбные молчаливые процессии вызывали у нас не только страх, но и любопытство. Нет в нашей жизни ничего более непостижимого, чем тайна рождения и тайна смерти. Городские кладбища в послевоенную пору являли собой довольно жалкое зрелище: заброшенные, с покосившимися крестами и оградами, холмиками, поросшими травой забвения.
До XIX века в Минске существовали в основном гражданские кладбища. Но время потребовало кладбищ иного рода. Так, в год окончания русско–турецкой войны (1877 — 1878 гг.) неподалеку от Золотой горки решением минской Городской думы было начато строительство первого за всю историю города мемориального военного кладбища. Оно уцелело и до наших дней, сохранив и свою мемориальную функцию.
От большого католического кладбища, которое появилось в Минске во время крупнейшей холерной эпидемии в середине XIX века, уцелел лишь костел святого Роха (святой, которому молились о здоровье страдающих от «пошасцi») на Золотой горке. Существует легенда, что в память об умерших родственники высаживали на кладбище клены. И каждую осень горка, на которой раскинулся погост, становилась золотой. Впрочем, есть и еще одна легенда, что Золотой гору назвали по причине хороших подаяний, которые приносили парафяне.
«Тенистая березовая аллея делала милейшим вечерний холодок... Вид густой пшеницы радовал сердце, и расчувствованные, но не печальные ехали мы увидеть места вечного покоя. Остановились перед каменною «брамой», которая была, очевидно, и чьим–то надгробием. Заслоненные густыми деревьями живописно выглядывали мраморные памятники...» — такое впечатление о Кальварийском кладбище оставил нам поэт–путешественник Владислав Сырокомля. О точной дате возникновения кладбища все еще спорят. В 1745 году на капитуле в Лиде минский конвент ордена кармелитов добился разрешения на строительство некрополя для именитой шляхты. Назвали это место Кальвария, что в переводе с латинского означает «череп».
Задуман был некрополь как символ страданий Иисуса Христа.
На холме построили костел и назвали его в честь Воздвижения Святого Креста (Свентаго Крыжа). А прямая, как стрела, дорога, ведущая от центра города к храму, идейно соответствовала скорбному пути спасителя к Голгофе (с арамейского это слово также переводится как «череп»).
Сначала Кальварийское кладбище было местом упокоения горожан католической веры, но затем минские власти разрешили хоронить тут людей всех сословий и вероисповеданий. И сегодня здесь можно лицезреть древние склепы и каплицы некогда могущественных католических родов минской знати. У входа на кладбище на старинной «браме» символы смерти: погребальная чаша, череп и кости. В алтаре Кальварийского костела, по преданию, покоятся останки белорусского художника Яна Дамеля, который расписывал этот храм.
А вот православное кладбище Сторожевское (Пярэспенскiя могiлкi) постигла трагическая участь. Оно было устроено еще в XVII веке, когда минский судья Мартин Володкович пожертвовал в пользу собора святых Петра и Павла землю, в том числе и место, где в реку Свислочь впадает ручей Пяреспа. К концу XIX века старое кладбище уже требовало расширения.
Архивы свидетельствуют, с какой тщательностью, осмотрительностью, ответственностью подходили члены Городской думы к вопросу размещения новых кладбищ. Решено было приобрести у частных лиц земельный надел под будущий некрополь. Учитывалось все: расстояние от центра города до места погребения, качество дороги и прочие удобства для совершения погребального ритуала. Отклонили не один вариант: «...из города можно проехать только по крайне узким, кривым и гористым переулкам, на которых находятся... никогда не высыхающие лужи...» или «...главным недостатком является отдаленность (600 саженей), благодаря ей доставка покойников на кладбище, сопровождение их, а также посещение могил окажется затруднительным и многим не по средствам...» Переговоры с разными частными лицами, осмотры мест, оценки, приценки и т.д. государственные мужи вели... семь лет, пока не подобрали нужный вариант.
Только в начале Первой мировой войны появилось новое православное братское кладбище в предместье Сторожевка, которое стало самым большим по территории местом захоронений — 5 десятин 360 метров. В 1914 году здесь нашли последний приют воины, погибшие в сражениях или в госпиталях от ран. Здесь покоились кавалеры Георгиевских крестов, герои Первой мировой войны. Отпевали их в кладбищенской церкви в честь святой равноапостольной Марии Магдалины.
Увы. Время не смилостивилось над этими могилами. Старинный погост сровняли с землей в 60–х годах прошлого столетия. Эту страшную страницу летописи родного города мы стараемся позабыть: стыдно. Но ведь она была. И однажды мы уже позабыли старое кладбище. Теперь, чтобы быть честными людьми, мы обязаны помнить. Сегодня на этом месте не осталось ни одного надмогильного памятника или покаянного знака. Немилосердно и бесчеловечно.
Главное еврейское кладбище было чуть ли не в центре Минска — в районе Сухой, Обувной, Мебельной. Серые камни с эпитафиями на иврите, небольшие из резного камня мавзолеи, где покоился прах мудрецов–цадиков и других знатных лиц, — кладбище было необычным, как бы занесенным ветром с Востока. В годы войны оно оказалось внутри гетто, и эти мрачные камни еще раз увидели лики смерти. Среди памятников пытались скрыться обреченные нацистами люди. Здесь рыскали полицаи и расстреливали прячущихся детей. После войны на кладбище практически не хоронили, а в конце 60–х его сровняли с землей. Как обычно, чего–то недодумали — в Праге такое же кладбище является чуть ли не главной достопримечательностью, стало объектом туристического показа...
Помню, в 60–х годах в городе ходило немало дурных слухов: во время массового уничтожения кладбищ нашлось немало охотников за ценностями. Правда, народная молва по–своему, но восстанавливала справедливость. По слухам, гулявшим по городу — один другого страшнее, — все, кто рискнул нажиться на сокровищах умерших, находили там только беду.
Все это и многое другое тоже нужно помнить.
