Каждый раз, когда бываю в Бобруйске, стараюсь выкроить свободную минутку, чтобы прогуляться, как говорят бобруйчане, «по Социалке». Или, если хотите, Социалистической улице, которая в городе на Березине не так уж и давно стала пешеходной. И считается у местных жителей аналогом московского Арбата. Говорят, сюда приходят не просто на променад. Еще — дать выход переполняющим чувствам. Например, спеть под гитару. Либо душевно пообщаться с друзьями. Всех, кто ступает на «Социалку», приветствует хозяин улицы, он же символ города, — Бобр. К фигурке этого животного приходят и сами горожане, и гости Бобруйска. По сложившемуся поверью, если потереть 
цепочку от часов на животике зверька, вскоре обязательно разбогатеешь. Хотя, если откровенно... Пока не слышал, чтобы кто–то из бобруйчан вот так вдруг, неожиданно, из простых трудяг превратился в олигарха. Тем не менее цепочка прикосновениями отшлифована до блеска. Наверное, надо просто еще немного подождать.
Есть только один недостаток у Социалистической. Не так велика, как хотелось бы. Чтобы обойти улицу, достаточно десяток–другой минут. И все. Тем не менее, когда идешь по аккуратным тротуарам, как бы соприкасаешься с минувшим...
Понятно, что в дореволюционные годы эта улица называлась иначе. Тогда она была центральной и носила имя Муравьевская. Но жизнь здесь всегда кипела...
Были времена, когда из–за существующей крепости в Бобруйске не разрешалось строительство каменных домов. Запрет отменили лишь после того, как цитадель потеряла свое стратегическое значение. Одна из первых каменных построек появилась в конце 60–х годов XIX столетия — на перекрестке нынешних Чангарской и Карла Маркса. Спустя два–три года начала застраиваться каменными домами и 
Муравьевская. По свидетельству современников, тогда повсюду виднелись строительные леса, лежали груды кирпича, на подводах подвозились специально изготовленные для строительства различные приспособления. К началу XX столетия уже значительная часть Муравьевской оказалась застроена каменными домами. Причем возводились они в своем собственном неповторимом стиле, передающем особый колорит эпохи. Грандиозность строительства в Бобруйске в последней четверти ХIX и начале XX века наложила отпечаток на всю жизнь города, внесла в его быт ожидание каких–то новых свершений. Вместе с широким размахом строительства заметно оживились общественная жизнь, предпринимательство — весь жизненный уклад.
В первые годы XX столетия в городе полыхнул пожар, вызванный, как считалось, искрой из топки паровоза. Пожар оказался настолько велик, что выгорела едва ли не большая часть Бобруйска. Случались тогда и умышленные поджоги. Их совершали те, кто рассчитывал получить значительную компенсацию за уничтоженную огнем недвижимость. Вскоре после первого пожара налетел второй, относящийся, по разным данным, то ли к 1905–му, то ли к 1906 году. А дальше произошло то, что называется «не было бы счастья, да несчастье помогло». Оба пожара стимулировали скорейшее строительство. В результате Муравьевскую застроили от ее начала на протяжении полутора–двух километров каменными домами. Первые этажи заняли магазины, мастерские, банковские отделения, кафетерии, пункты скупки, нотариальные конторы, страховые общества, канатные, сапожные, лудильные, швейные, жестяные, механические и прочие мастерские, аптеки, кабинеты практикующих врачей, акцизные конторы, фотоателье, питейные заведения, парикмахерские, помещения общественных организаций, выставочные залы, продающие предметы искусства, рестораны, почтовые отделения, мясные, цветочные и хлебные лавки и много чего еще. Каждое заведение имело свою уличную рекламу. При взгляде на здания представал лес вывесок — разных размеров и расцветок, с различными буквами и шрифтами, в конструировании которых художники всячески изощрялись. На многих вывесках для большей наглядности делались «предметные» изображения — брюки, керогаз, буханка хлеба, зингеровская швейная машина, штиблеты...
Неподалеку от Муравьевской стоял большой православный собор Святого Николая, возведенный в 1892 — 1894 годах. В конце 1960–х — ну прямо как в Москве — его перестроили в бассейн. В 2002–м культовую постройку вернули верующим, и сейчас храм сверкает куполами чуть не на всю «Социалку». Располагались на Муравьевской и несколько синагог. Причем по размерам они не уступали самым большим синагогам Москвы, Петербурга, Варшавы и Вильно.
По обеим сторонам Муравьевской вдоль стен домов тянулись высокие и довольно узкие тротуары, мощенные кирпичом и плиткой, отделенные кое–где от проезжей части толстыми белыми плитами. В определенных местах в тротуары вкапывались железные столбики, к которым привязывали лошадей. Под домами делались обширные и глубокие подвальные помещения, служившие складами или хранилищами продовольствия. В наиболее людных местах Муравьевской на своих постоянных постах всегда стояли строгие городовые. Еще двое стражей порядка появлялись на временных постах.
По окончании рабочего дня молодежь из разных концов города устремлялась на Муравьевскую, образуя сплошной поток гуляющих. Центральная часть улицы протяженностью примерно 6 кварталов называлась «биржей». Здесь назначались встречи с целью трудоустройства, заключения сделок или пари, здесь шел обмен важными сведениями, просто информацией, а то и сплетнями, проходили свидания, устраивались знакомства. Освещалась улица сначала керосиновыми, а потом газовыми фонарями. В их таинственном мерцающем свете романтические гулянья продолжались до позднего вечера. Зажигали фонари фонарщики с длинными шестами (другие свидетели помнят фонарщиков с лестницами). И в конце XIX века, и в начале XX Муравьевская обладала неповторимым очарованием. Как, впрочем, и сейчас...
Фото из коллекции лауреата премии «За духовное возрождение» Владимира ЛИХОДЕДОВА.
