Филокартия Первой мировой — огромное собрание свидетельств о войне, изменившей представление человечества о масштабах жертв, о ведении боя, о военной технике, предназначенной нести людям смерть, ужас, лишения, трагедии... Поначалу московские, петроградские, краснодарские, рижские, екатеринбургские издательства, а также дамские, скобелевские, Красного Креста и Красного Полумесяца комитеты тиражировали открытки с изображением самодержца и главного героя — императора Николая II. А следом — карикатуры на Вильгельма II и рисованные миниатюры казака Крючкова, ставшего первым кавалером Георгия в войне, всю правду о которой еще предстояло узнать. Софья Федорченко, тогда сестра милосердия санитарного поезда, еще только делала первые записи для будущей книги «Народ на войне», выслушивая раненых по дороге из Польши, Бреста до Гомеля. Менялось настроение, понятной становилась боль — и личная, сердечная, и общественная, с попыткой понять, что же принесет война завтра. Менялись и темы почтовых миниатюр.
А были еще и неизвестные открытки, те фотографические обращения, которые станут узнаваемыми и понятными гораздо позже, через десятилетия. В них трудно найти победное выражение лиц, даже если «картинки» знакомят нас с вояками доблестными, улыбающимися и смеющимися. Огромный массив таких филокартических открытий в коллекции Владимира Лиходедова представлен одной вполне объяснимой темой: «Беларусь через фотообъектив немецкого солдата 1915–18 гг.» Боюсь ошибиться и не пытаюсь гадать, какими точно глазами увидели войну они, вчерашние рабочие и крестьяне, учителя и торговцы, ученые и, наверное, писатели, искусствоведы и, конечно же, профессиональные вояки, ввергнутые своими правителями в пучину трагедии... Но вот осознанно утверждаю: миру и истории они оставили свидетельства, по силе воздействия ничуть не отличающиеся от памяток, сделанных по другую сторону окопов.
...Кобрин. Еще только ушел полевой санитарный отряд, в котором нес службу будущий писатель Константин Паустовский. А немцы уже запечатлевают фотокамерой Рыночную площадь, руины на Брестской улице, мост через Мухавец. Два снимка рассказывают о санитарном батальоне и лазарете, разместившемся в Кобрине. Многие фотографии носят альбомный характер, сам факт их появления связан с традиционным желанием похвастаться полученными трофеями, показать себя удалыми и удачливыми вояками. Почти по Швейку: «Мы — солдаты–молодцы, любят нас красавицы...» Как в Гродно в 1915 году... Большая колонна немецких солдат оказалась на платформе трофейной русской бомбардиры. Половина из них забрались на самый верх ствола. Счастливы, видно, потому, что пока избежали участи попасть под осколочный снаряд такого серьезного орудия. Время сохранило и снимок неразорвавшегося русского снаряда. Отправив к вражеским позициям у берегов Нарочи смертоносный груз, русские бомбардиры надеялись, что «подарочек» достигнет цели. Но вот не разорвался. Вероятно, радующиеся немецкие солдаты, оседлавшие русскую пушку, и знать не могли, что Россия вступила в войну с запасом артиллерийских боеприпасов всего–то на какие–то месяцы. Мастера военных прогнозов планировали, что все боевые действия потребуют никак не больше 5 с половиной миллионов артиллерийских снарядов. Приблизительно столько и было в Российской империи. Но на деле только ежемесячная потребность в артиллерийских выстрелах в 1915 году составляла 3 миллиона зарядов... 
Правда, и военная промышленность не стояла на месте. Впрочем, не только в Российской империи. Но знаток военного дела адмирал Колчак жаловался в одном из своих писем: «Подлодка и аэропланы портят всю поэзию войны. Стрелять приходится во что–то невидимое, такая же невидимая подлодка при первой оплошности взорвет корабль, сама, зачастую, не видя и не зная результатов; летает какая–то гадость, в которую почти невозможно попасть. Ничего для души нет...» Немцы же, в свою очередь, серьезно «опоэтизировали» артиллерию, создав в концерне Крупа легендарную «Большую Берту», дальность полета 900–килограммового снаряда которой была равна 14 (!) километрам. А осколочный «от Берты» нес в себе 15 тысяч кусков металла. Не спасала от бронебойных снарядов даже двухметровая стена из стали и бетона. Потому и крепости в Первую мировую потеряли свое недавно еще важное предназначение.
Если внимательно всматриваться в театр военных действий Первой мировой на территории Беларуси, нельзя не сказать, что свою роль сыграла еще и конница. Читаем в отчете, написанном спустя почти четверть века: «...Успех германцев в Вильно–Молодечненской операции надо полностью отнести к заслугам 6–го конного корпуса ген. Гарнье. На протяжении всей операции этот корпус, ворвавшись в тыл, а затем и в оперативную глубину русского Западного фронта, вел за собой ударную группировку 10–й Германской армии (группы Эбена и Гутьера)...»
Снимки немецких солдат и офицеров рассказывают не только о Беларуси военной, наполненной драматизмом разрушений и уничтожений. Чужестранных невольников большой политики привлекал неведомый доселе исторический, архитектурный ландшафт. Фотографам были интересны люди, чей быт отличался от немецкого уклада жизни. И смотришь — на открытках, отпечатанных в немецких типографиях, лица наших с вами предков. Иногда даже с улыбкой — горькой улыбкой поколения, испытавшего на себе очередную трагедию...
Из снимков, объединенных темой войны 1914 — 1918 годов, Владимир Лиходедов составил свою новую филокартическую «подорожную». Альбом старых открыток, вышедший в минском издательстве «Тэхналогiя», так и называется: «Беларусь через фотообъектив немецкого солдата 1915–18 гг.» А серийный знак на обложке прежний, свидетельствующий об истоках всех филокартических проектов коллекционера: «В поисках утраченного» — нашей сегодняшней, ставшей уже традиционной рубрики в «СБ».
Фото из коллекции лауреата премии «За духовное возрождение» Владимира ЛИХОДЕДОВА.
