Перед самой Пасхой, недели за две до нее, самая животрепещущая тема у хозяек: кто и сколько окон в квартире успел вымыть. Более расторопные гордо рапортуют, что у них — полный порядок. Остальные докладывают: «А я в эти выходные буду мыть, все равно еще погода плохая, окна снова станут грязными» — имеется в виду к празднику. Ну да ладно, дело не в том, кто «правее». Дело в том, что в Светлое Христово Воскресенье в доме должны царить свет и чистота — после зимы, после ее долгих темных вечеров, после сумрака и отчаяния мученической смерти на кресте Сына Божия. Жизнь всегда побеждает — и в душе, и в сердце, и за окном, где изумрудной зеленью уверенно вспыхивает весна.
Наверное, потому что Пасха — праздник особенный и при всей своей религиозной глубине и многозначности простой и понятный, символизирующий веру в жизнь, в победу добра над злом, он никогда не умирал, даже в опасные для религии атеистические времена. Можно заставить людей бояться заходить в церковь, детей — с испугом смотреть на черную рясу батюшки, молодежь — до хрипоты утверждать, что Бога нет, но нельзя вырвать из души народа, во многом уже действительно утратившей свою веру, убеждение: что–то такое все–таки есть... И поэтому, когда бабушки и матери замешивали пасхальные куличи и собирали луковую шелуху для крашения яиц, даже убежденные атеисты–коммунисты бурчали больше для виду: положено им «бороться с пережитками». Правда, при этом строго предупреждая несознательных домочадцев: «Вы только на улицу с «крашенками» и «писанками» не ходите, а то меня из партии исключат».
Неприятности и в самом деле могли последовать. Зайти в храм на праздничную ночную службу в среде фрондирующей советской молодежи считалось почти подвигом. И было за что. Ведь узнай, скажем, в институте о таком демарше, не только выговор от комсомольской организации схлопочешь, но коли попадется слишком рьяное институтское начальство, то услышишь зловещее: «Исключим!» Но те, кто хотел, — верили...
У меня хранится несколько писем из редакционной почты, полученных несколько ранее: как–то «не ложились» они на полосу, но были интересны, в чем–то показательны и в архив сдавать их не хотелось. Одним словом, дожидались своего часа. Очень надеюсь, авторы и герои живы–здоровы, готовятся к Пасхе и у них все в порядке. 
Одно из писем, присланных в редакцию, мне показалось похожим на рассказы Ивана Шмелева. В нем — размышления и такое же тонкое, трепетное описание порывов души человека, познающего себя в мире и мир в себе. Подобные строки можно читать и спустя долгое время после их написания, ведь они — о вечном. Автор — Викентий Викентьевич Карпович из небольших белорусских Докшиц.
«Рано или поздно, но практически ко всем людям, особенно в дни религиозных праздников, приходят мысли о Божественном. Ведь истинно неверующих среди нас нет. Хотя бы потому, что человек, отвергающий Бога, тоже верует — по меньшей мере, в то, что никакие Вышние Силы нашему бытию не присущи.
Так получилось, что почти всю сознательную жизнь я работал в районной, а значит, партийной и «безбожной» печати. Однако за все эти годы, будучи, как и положено работнику прессы, членом партии, так и не стал воинствующим атеистом. В то же время никогда не был, да и не буду уже активным верующим, в храм захожу только в силу необходимости присутствовать там по радостному случаю венчания или печальному — похорон родных и близких. Не могу, однако, не признаться в том, что каждое посещение храма на меня, как, очевидно, и на многих других, действует, я бы сказал, благостно и умиротворяюще. На приличном уровне знаю Ветхий и Новый Завет, нечасто, но иногда перечитываю отдельные места из Экклезиаста, Апокалипсиса, Притчей Соломона, Евангелия, знаком и с основами богослужения. В комнате, где провожу большую часть своего пенсионного времени, находятся небольшие, почти миниатюрные иконки Христа Спасителя, Богоматери, Серафима Саровского.
Есть в моем поведении наедине с самим собой какая–то необъяснимая мне самому странность. Иногда, когда я и не думаю о чем–либо Божественном, а более точно — вообще ни о чем не думаю, приходит неодолимое желание перекреститься. Не противлюсь этому и осеняю себя крестным знамением. При том даже мысленно никаких молитв (я же их не знаю) и никаких пожеланий не произношу, однако на душе почти сразу как–то становится легче. Выходит, верую?»
«В селе Волчин Каменецкого района каплица на кладбище развалилась, церковь пришла в такое же состояние. Но вот прислали священника С.Бурковича, который в молодые годы овладел всеми строительными профессиями. И стоит новая каплица, да так мастерски построенная, что глаз не отвести. Затем батюшка взялся за церковь, оставить от которой можно было только стены, все остальное требовалось менять. И вот уже построена новая колокольня. Своими руками священник делал и менял окна, двери, потолок, крышу. Привлекал он и помощников. Однако основной труд взял на себя и работает по 12 и более часов в сутки. Чтобы все сделать, требуются не только умение и навык, но и огромная сила воли, трудолюбие, настойчивость. Ведь построить новую церковь проще. Таких людей не так уж и много. Так что Сергей Владимирович — яркий пример для подражания». Письмо тоже написано не сегодня, автор — Михаил Михайлович Панько из деревни Волчин Каменецкого района. Но ведь на слова признательности за сделанное добро срока давности нет. Остается представить, как радостно зазвучат в праздничные дни колокола с колокольни, возведенной с такой любовью и верой.
Верующие, неверующие... Но Пасха, получается, — праздник воистину всенародный. Потому что духовный. А духовность каждому нужна независимо от наличия и вида вероисповедания. «Я как педагог с 23–летним стажем считаю: говорить о духовных проблемах можно и должно везде — в широкой аудитории всегда найдутся уши, чтобы слышать», — подтверждает Светлана Горская, доцент кафедры русского языка ГрГУ.
Что бывает в обратном случае, хорошо знает наш читатель Владимир А.: «У нас, да и в других странах все радеют о подъеме экономики. Огромная ошибка. Если нравственность свалится в болото греха, то и экономика не сложится. Ведь за все приходится отвечать. Половину своих лет я отвечал за сделанные мною гадости. Как отвечал? Бедностью, травмами, мучениями, истерзанными нервами, алкогольными срывами, узнал холод, голод, унижения, развал семьи, разлуку с любимым сыном. Видел, что мне не везет, но истинную причину не понимал, все сваливал на недругов. А виноват–то сам. Незнание законов не освобождает от ответственности, в том числе и незнание Божественных законов. Бог изменил мой путь. Я и сейчас далек от совершенства, но стараюсь по мере сил не грешить, не хочу получать неприятности. Чтобы спасти нравственность, нужны решительные меры. Многим это не понравится, ну и пусть. Христос тоже мало кому нравился».
На старых пасхальных открытках изображены трогательные, идиллические картинки — счастливые дети играют с расписными яйцами, мирные барашки мирно пасутся на мирных лугах. Все правильно: праздник должен быть спокойным, радостным — и вчера, и сегодня, и завтра. Пасха и есть такое состояние души верующего человека — просветленное, доброе, проникнутое надеждой. Однако путь к этому нередко тяжел и ухабист, сопряжен с болью и тяжелым выбором. Но тем дороже свет жизни, идущий от пасхального открытия, свет радостного воскресного дня, льющийся через наши чистые, распахнутые навстречу счастью окна, свет, сопровождающийся вечным приветствием: «Христос воскресе! Воистину воскресе!»
Открытки из коллекции лауреата премии «За духовное возрождение» Владимира ЛИХОДЕДОВА.
