В июне 2010 года в системном внутриполитическом кризисе в Киргизии актуализировались новые интриги. Помимо проблемы нелегитимной смены власти и раскола страны по региональному принципу о себе во весь голос заявили межэтнические противоречия, находившиеся в «спящем состоянии» в течение 20 лет. Сегодня вряд ли кто-то с полной уверенностью скажет, был ли у организаторов узбекских погромов специальный умысел приурочить их к двадцатилетию «ошской резни» июня 1990 года, когда в городах Узген и Ош, а также селах Ошской области в результате столкновений между узбеками и киргизами погибли 1,2 тыс. человек. Однако в любом случае зловещая символика присутствует.
В июне 2010 года определить число погибших в «ошской резне-2» практически невозможно. Слишком уж много интерпретаторов. Но какие бы версии по этому поводу ни высказывались, очевидно, что по своим геополитическим последствиям нынешний конфликт может оставить далеко позади противостояние двадцатилетней давности. «Кровавый июнь» 2010 года поставил слишком много острых вопросов, требующих незамедлительного ответа уже в самое ближайшее время.
Во-первых, «ошская резня» 2010 года снова показала, что распад СССР далек от своего завершения. И уж точно он не является мирным и бескровным. Да, в формально-юридическом смысле Советский Союз не существует, но его наследие далеко еще не поделено. В самих республиках бывшего СССР и за их пределами есть немало заинтересованных игроков в создании новых политических конфигураций. И такой интерес тем легче подогревать, чем более неэффективной является политика по формированию новых политических наций на обломках «нерушимого Союза». Июнь 2010 года снова показал, что называться «независимым Кыргызстаном» – это вовсе не то же самое, что быть им. Для этого нужна адекватная политика по государственно-национальному строительству, которой не было никогда. В стране отсутствует интегрированная политическая нация, без которой деградация власти и коллапс являются лишь вопросом времени. Рассмотрение нынешнего киргизского кризиса в более широкой перспективе позволяет сделать вывод о том, что это явление и события в Грузии, Молдавии, Азербайджане, Таджикистане представляют собой звенья одной цепи, которая имеет вполне определенное название – «провальное государственно-национальное строительство».
Во-вторых, киргизский внутриполитический кризис продемонстрировал, что в Центральной Азии речь в ближайшие годы должна идти не о выборе между демократией и авторитаризмом, а о наличии власти как таковой. Безвластие в стране – гораздо более легкий путь к этническим столкновениям, погромам и афганизации, чем предсказуемая авторитарная власть. Впрочем, доведенная до абсурда авторитарная система часто сама провоцирует конфликты, поскольку попросту перестает быть адекватной. И здесь нелегкий выбор между двумя крайностями – полный хаос или неадекватный авторитаризм. Как бы то ни было, а сверхзадачей для киргизской элиты (если она не желает превратить страну во второй Афганистан или пойти по таджикскому пути образца 1990-х годов) является создание эффективных властных структур. Только такие институты смогли бы предотвратить дальнейшую эскалацию насилия, которая возможна не только в этнической сфере (и уж точно не только в отношениях между узбеками и киргизами). Киргизское Временное правительство во главе с Розой Отунбаевой широко вещает о трансформации государства в парламентскую республику. Но при низком уровне интеграции страны, низкой легитимности самого правительства и тотальной нестабильности это несет с собой огромные риски. Скорее всего, новый парламент станет неким рынком для согласований, который может как перевести противостояние в политический торг, так и, напротив, спровоцировать новое насилие из-за разногласий по «цене вопроса».
Впрочем, в случае с Киргизией все перечисленные провалы не ограничиваются рамками одного государства и его граждан. Они влияют на ситуацию в Центральной Азии в целом и даже за ее пределами. Отсюда следует,
в-третьих: киргизский кризис снова со всей возможной жесткостью поставил вопрос о наличии объективного международного арбитража и вмешательства. Практически речь идет о том, есть ли в мире международное сообщество без кавычек. И пока ответ на этот вопрос не кажется очевидным. Если говорить о международных структурах, то они ограничивают свое «участие» одними гуманитарными проектами. Но присылка лишней тонны муки и медикаментов без решения ключевых политических вопросов и проблем региональной безопасности сродни радости по поводу позитивной динамики насморка у больного диабетом. Вульгарно марксистское представление о том, что накормленные голодные тут же перестанут убивать друг друга по этническому (конфессиональному) признаку – идеализм, граничащий с идиотизмом!
Что касается стран региона, то и здесь не видно стремления выйти на уровень стратегической кооперации ради предотвращения «афганизации» у соседа. Для Узбекистана стабилизация обстановки на юге Киргизии – вопрос не только геополитического, но и внутреннего престижа (речь идет о помощи своим соплеменникам). Казахстан, не желая превращения соседней страны во второй Афганистан, был бы рад стабилизации обстановки в Оше и вокруг него. Но для элиты этой страны является опасным одностороннее усиление позиций Ташкента.
У России и США свои резоны. Обе страны хотели бы купировать киргизскую болезнь. Но элиты двух стран, от согласия которых ситуация в Центральной Азии могла бы только выиграть, действуют так, чтобы партнер не получил бы от такого купирования ни одного лишнего очка. Для «единой Европы», погруженной в спасение от финансовой катастрофы своих нерадивых членов, Центральная Азия представляет лишь один интерес. Его можно определить как опасение по поводу возможного участия европейских граждан в какой-нибудь натовской операции по «демократизации Киргизии». Желательно, чтобы такая операция прошла в формате «Гринпис» или Всемирного фонда дикой природы, то есть без жертв среди военнослужащих и с приятным пиар-сопровождением.
В итоге киргизский кризис в значительной степени предоставлен сам себе. Запад, скорее всего, и не возражал бы против вмешательства России, поскольку, провалившись в Афганистане, ищет путей выхода из него, не помышляя о последствиях. Разница только в том, что Киргизия не отделена от РФ океаном и тысячами километров по суше.
