В поисках лучшей доли

...Война закончилась. Но положение жителей деревни не улучшилось. Сильная засуха 1946 года уничтожила почти все посевы.

Стояла небывалая жара для наших мест. До сорока двух градусов. Дождей не было. Земля высохла и потрескалась. Глубокие и широкие трещины беспорядочно расходились во все стороны, и малые дети боялись наступать на них, чтобы не провалиться вниз в бездну. Два пруда, которые в разные годы сооружались всей деревней, чтобы было где поить стадо, на три четверти пересохли. И детям негде было купаться. Холмы вокруг деревни, где прошлые годы мужики еще косили по утренней росе мелкую траву, выгорели. Пастухи перегоняли стадо коров, телят, овец и коз с одного места на другое. Голодные животные выгрызали любые ростки зелени и оставляли после себя голую землю. Большая проблема возникла с питьем скота. В прудах осталось воды меньше, чем по колено, и коровы не могли напиться вдоволь — мешала грязная жижа. Надои молока упали до самого минимума...

В небольшой деревне, где в лучшие годы насчитывалось около семидесяти крестьянских дворов, оставался всего один колодец. Был ручной механический насос, который приводился в движение с помощью качания вверх–вниз тяжелого трехметрового стального маятника. Мы, десятилетние школьники, за десять минут могли накачать два неполных ведра чистой артезианской воды из скважины глубиной 150 метров, а потом с помощью коромысла, с несколькими остановками для передышки, переносили воду домой за пятьсот метров. Вода в домашнем хозяйстве требовалась всегда: для питья и приготовления пищи, для поения животных, для полива грядок в огороде. Поэтому за день приходилось не менее пяти раз ходить за водой. А если учесть, что вода нужна в каждом хозяйстве, то будет понятно, почему за ней стояла очередь почти от зари до зари.

И вот этот колодец в один прекрасный день от чрезмерной работы насоса выходит из строя. Что тут творилось! Катастрофа вселенского масштаба! Председатель колхоза, семидесятилетний человек, бывший работник райисполкома, сбился с ног. Нашли в городе специалистов, которые устанавливали насос два года назад. Это были люди тоже преклонного возраста и прекрасно понимали обстановку. Двое старых, пролетарской закалки рабочих, слесарь и токарь, всю войну проработали на заводе по ремонту танков для фронта и откликнулись на беду. Они не требовали от председателя никакой зарплаты, а сразу засучили рукава и приступили к работе. Только попросили председателя выделить им в помощь одного тракториста как человека, знакомого с техникой, лошадь с повозкой, чтобы можно было перевозить детали насоса в город до мастерской и обратно. Договорились с директором механического завода об оказании помощи колхозу.

Со стороны рабочих это был настоящий подвиг. Надо было с помощью разных механических приспособлений, сантиметр за сантиметром поднять из скважины большое количество труб, разобрать и надежно починить насос. И все потом установить заново на свое место. На эту работу ушло много дней, и все это время две колхозные подводы с бочками привозили воду жителям деревни за четыре километра из города. Воду строго распределяли женщины–активистки по два ведра на каждое хозяйство...

А дождей все не было. Три верующие старушки собрали узелки и пошли пешком за сорок верст в большое село Ворсму, где чудом сохранилась единственная церковь в округе, помолиться Богу. Рассказывали потом, что таких, как они, собралась уйма народа из разных деревень, и поп организовал после молитвы настоящий крестный ход с иконами и хоругвями. И, как позднее стали утверждать простые люди, — помогло!..

Через несколько дней после крестного хода совершилось самое настоящее чудо.

Обычно стадо в самую жару с 12 до четырех часов дня пригоняли в деревню, где животные прятались в тени. В это время их поили водой, и хозяйки их доили. А где–то во второй половине дня вдруг все потемнело, небо покрылось черными тучами, и началась сильная гроза: сверкали одна за другой яркие молнии, раздавались оглушительные раскаты грома, и как из ведра полил сильный дождь. Животные вели себя беспокойно: коровы тревожно мычали, овцы и козы блеяли, две собаки пастухов испуганно выли. В те годы в деревне не было ни радио, ни телевидения, и богобоязненные старушки, не имея информации, крестились, думая, что пришел конец света...

Это было солнечное затмение, которое длилось недолго, и после него дождь вскоре прекратился, тучи разошлись, и снова засияло солнце. По улице текли ручьи, поля и огороды оросились водой, и земля наполнилась долгожданной влагой. Дети, опомнившись от испуга, с шумом выскочили босиком на улицу и с радостью шлепали по лужам...

И снова — жара и засуха. И снова — невыносимый голод. Люди научились собирать семена конского щавеля, которого, слава богу, росло по оврагам много. Председателю удалось договориться с областным центром о получении отрубей и других отходов с мукомольного завода. Отруби предназначались для подкормки свиней в обмен на поставку рабочим картошки из будущего урожая. Это спасало людей от вымирания. Женщины научились выпекать из отрубей лепешки пополам с мелкими семенами конского щавеля. На первое блюдо варили борщ из крапивы и ботвы сахарной свеклы. Но ботву можно было достать только на колхозном поле, которое охранялось колхозным объездчиком на лошади. Никто из взрослых не рисковал пойти на такой шаг — можно было загреметь на большой срок за «хищение социалистической собственности». Но все закрывали глаза на «баловство» несмышленых, но отчаянных партизан — десятилетних пацанов, которые ползком тайно пробирались в «запретную зону» и набивали за рубашку спасительные листья молодой свеклы. Они знали, что за это могут получить несколько горячих ударов нагайкой от объездчика, но невыносимое чувство голода толкало их на этот поступок.