Ровно сто лет назад итальянский футурист Филиппо Томмазо Маринетти в «Первом манифесте футуризма» грозно взывал: «Музеи и кладбища! Их не отличить друг от друга — мрачные скопища никому не известных и неразличимых трупов. Художники и скульпторы вкладывают всю свою ненависть друг к другу в линии и краски самого музея...»
Простим молодому неформалу прошлого века пафос — все равно даже самый неформал в глубине души надеется сам когда–нибудь попасть в музей в качестве экспоната... Русский ученый Николай Федоров считал, что учреждения сии не должны быть лишь хранилищами предметов, а высшими школами для взрослых, центрами исследования... Для древнего грека музей, «храм муз», был местом для медитации. Сегодня в музее проводятся слэмы — поэтические турниры, карнавалы и концептуальные перформансы... 16 мая отшумела очередная «Ночь музеев», с живыми картинами, стебом и карнавалом... Музей сегодня — это и Лувр, и музей пива, и музей Барби, и музей одной картины... А каким он будет завтра? О музее XXI века в конференц–зале «Советской Белоруссии» собрались поговорить директор Национального художественного музея Владимир Прокопцов, директор Государственного музея истории и культуры Беларуси Сергей ВеЧер, главный специалист управления учреждений культуры и народного творчества Министерства культуры Светлана Гаврилова, председатель Белорусского комитета Международного совета музеев ICOM, заместитель директора Государственного литературного музея Янки Купалы Алла СташкевиЧ, директор Городской художественной галереи произведений Л.Щемелева Татьяна Бембель, писатель Адам Глобус, поэт, сотрудник Белорусского государственного архива–музея литературы и искусства Виктор Жибуль.
Л.Рублевская: Так что же такое музей — «кладбище искусства» или культурный центр?
А.Сташкевич: Международный совет музеев предлагает такую формулировку: «Музей есть некоммерческий, постоянно действующий социальный институт, открытый для публики, который собирает и исследует материальные и нематериальные культурные ценности и презентует их в процессе музейной коммуникации с целью образования и изучения». Как видите, музей выходит за рамки своих традиционных функций, документирует не только материальные ценности, но и живую культурную среду. Экспонаты морского музея в Клайпеде — живые существа... Рыбы, дельфины...
В.Прокопцов: В таком случае к музеям можно и зоопарки отнести. «Некоммерческая организация»... А как быть с коммерческими? С музеем Феликса Янушкевича в Ракове? Это приватный музей, запись посетителей — на месяц вперед...
А.Сташкевич: «Некоммерческий» означает, что получение прибыли не является главной целью музея. Если цель только коммерческая — это уже не музей. Это «Диснейленд», если хотите... «Дудутки»... Что касается частного музея Феликса Янушкевича, то я не думаю, что основная цель его — прибыль. Платное или бесплатное посещение — не показатель.
С.Гаврилова: Если бы музеи не выполняли свою миссию, они бы и не появлялись. Раньше один музей появлялся в несколько лет. За последние 3 — 4 года у нас открылось 9 музеев. А сколько ведомственных, районных! Когда такое было? Приняты и выполняются государственные и отраслевые программы по развитию музейного дела. За пять лет в стране должно быть открыто 24 новых музея.
Т.Бембель: Вы говорите, что музеи не должны быть кладбищами искусства... А что плохого в кладбище? Это мое любимое место прогулок... Кладбище — это наша память. Мы приходим туда посетить могилы дорогих нам людей, и они для нас живы. Сегодня музей приобретает новое значение для публики, порой для нее самой непонятное. Мне кажется, это происходит от того, что мир вокруг ускоряется, становится хаотичным и сложным. А музей — место, где тихо, где есть упорядоченность.
Л.Рублевская: Вы считаете, что музей — это место, где должно быть тихо?
Т.Бембель: Тишина — в смысле фундаментальном. Место, где ты можешь подумать... Поэтому формулировка «храм искусства», которая считается устаревшей, все же мне кажется нормальной. Наша скромная маленькая галерея, 
конечно, не имеет такой статистики, как большие музеи. Но мы тоже можем наблюдать и делать выводы... Зачем люди тащатся к нам в Серебрянку? Не художники, не писатели... Отвечают: «Потому, что мы хотим у вас в тишине посидеть и с культурными людьми пообщаться». Новые впечатления утомляют. Экранное мелькание... Есть предел насыщения. Поэтому за музеями будущее.
А.Сташкевич: Еще в начале ХХ века Федоров говорил, что музей — место, где формируется культ предков, собор лиц... Посетитель приходит не посмотреть на какую–то конкретную вещь XVII века, он приходит соприкоснуться с коллективной памятью.
А.Глобус: Хачу як старшыня Таварыства па ахове могiлак i мемарыялаў падзякаваць Таццяне за тое, што абараняла могiлкi. Скажу так: музей — гэта не храм. Храм — гэта храм. Музей — гэта i не навуковая установа. У музеi заўсёды будзе адбывацца канфлiкт навукоўца з мастаком. Навукоўцы будуць нам нешта даказваць, гаспадарнiкi — лiчыць грошы, а мастакi будуць адваёўваць сваю тэрыторыю, тэрыторыю свайго мастацтва. Калi ўзяць iдэальны музей, напрыклад Луўр, то чалавек прыходзiць паглядзець усяго адну карцiну. Гэта «Джаконда» Леанарда да Вiнчы. А ў нашых музеях, на жаль, адсутнiчае iерархiя экспанатаў, назiраецца энтрапiя. Машкоў роўны Серабраковай, Куiнджы — Хруцкаму... А я б хацеў даведацца, якi твор у нашым музеi — менавiта твор, не прозвiшча мастака — галоўны...
В.Прокопцов: Кто будет белорусской Джокондой?
А.Глобус: Леанарда у нас няма. Ну i што? Ёсць культавыя мастакi, якiм варта аддаваць прыярытэт. Хруцкi, Бялынiцкi–Бiруля...
В.Прокопцов: Еще Жуковский.
А.Глобус: Я лiчу, што гэтыя мастакi павiнны быць вылучаныя.
В.Прокопцов: Они и будут выделены. В сентябре в нашем музее появятся специально отведенные залы под картины Бялыницкого–Бирули, Хруцкого и Жуковского. А насчет белорусской Джоконды... Уникальная белорусская иконопись, изображение святой Параскевы... Вот вам белорусская Джоконда!
А.Глобус: Галоўнае, мы ўсе, мастакi, пiсьменнiкi, журналiсты, — павiнны працаваць на гэты вобраз. Усе прыязджаюць у Лiтву i ведаюць, што трэба паглядзець Чурлёнiса. Ды кепскi ён мастак, мiж iншым, аматар. Такi, як Драздовiч. Але ён для Лiтвы з’яўляецца культавым мастаком. А у нас спробы зрабiць з Драздовiча беларускага Чурлёнiса скончылiся 
нiчым... Якая праца вядзецца па прапагандзе вiцебскай школы?
С.Вечер: Те, кто был в Лувре, знают, под каким бронированным колпаком хранится «Джоконда». Да, к ней стоят очереди. Но далеко не все получают те эмоции, на которые рассчитывали. Если в Беларуси наблюдается ренессанс музеев, то он связан с тем, что у нас молодое государство. До этого музейное дело у нас не было самодостаточным, не готовились специалисты. Мы все были ориентированы на музейные центры в Петербурге, Москве... Только сейчас постепенно организуется система подготовки музейных кадров. А сколько культурных ценностей вывезено от нас! В одном Государственном историческом музее Москвы больше уникальных экспонатов, чем во всех музеях Беларуси. Чтобы привлечь посетителя, нам нужны уникальные вещи. Мы не можем шапку Витовта показать, какие–то царские регалии...
Л.Рублевская: А как же пояс Витовта? Ожерелье Евфросинии Полоцкой?
С.Вечер: Как вы сами понимаете, это больше легенды. Хотя пресса и пишет, что пояс, точнее, «комплект поясных блях», принадлежал Витовту, подтверждений этому нет.
А.Сташкевич: Легенды — часть пиара.
С.Вечер: Всегда можно найти изюминку. У нас есть традиция: в «Ночь музеев» показываем некий один экспонат только на один час... То, что сейчас почти в каждом районе создается музей, хорошо. Но иногда это делается для галочки. Собрали прялки, рушники... Вот когда в Дрибинском районе решили создать музей, задумались, как сделать его особенным. В этом регионе есть валяльный промысел. И эту тему в музее и развили...
В.Прокопцов: Мы не зря продолжаем выставку слуцких поясов... Два года висят баннеры с их изображением на здании. Я считаю, что слуцкий пояс для Беларуси...
А.Сташкевич: Наша Джоконда?
С.Вечер: Идея о том, что слуцкий пояс — культурный символ Беларуси, ненова. У нас в экспозиции находятся три слуцких пояса, и люди приходят специально на них посмотреть. В 2005 году у нас прошла выставка, на которой 
собрали все слуцкие пояса Беларуси... На средства фонда Президента издали альбом–каталог «Слуцкiя паясы».
С.Гаврилова: Согласна насчет иерархии экспонатов. Приезжаешь в музей за границей — везде указатели, например, «Ночной дозор» Рембрандта в Райксмузее в Амстердаме, Ника Самофракийская и Венера Милосская в Лувре, шапка Мономаха — в Оружейной палате... Действительно, туристу первым делом нужно посмотреть те ценности, которые являются главным достоянием страны. И еще... В Государственном историческом музее в Москве действует долговременный проект — каждый региональный музей на определенный период выставляет в ГИМе один свой уникальный экспонат. Почему бы не перенять это?
В.Жибуль: Я ўсё ж бачу музеi культурным цэнтрам, а не могiлкамi. Бо самi творы лiтаратуры i мастацтва, якiя захоўваюцца ў музеях, не з’яўляюцца нечым змярцвелым.
С.Вечер: Главное, чтобы не было чрезмерных перекосов в сторону культурно–развлекательного.
С.Гаврилова: Появилось много молодежных проектов — акции музеев к дню всех влюбленных, музейная ночь. Однако, на мой взгляд, объединяющей духовной силой может и должна стать многовековая история страны.
В.Жибуль: Ды якi нi вазьмi музей беларускi — ён займаецца i наладжваннем вечарын. Купалаўскi музей правёў першы купалаўскi слэм, паэтычны турнiр... У замежных краiнах слэм застаецца андэграунднай з’явай. Першыя два слэмы на Беларусi прайшлi ў кавярнi, а тут — у дзяржаўнай установе. I, як нi дзiўна, усё выглядала арганiчна. Хоць прысутнасць, напрыклад, прафесiйнага журы i надала iмпрэзе «няслэмавай» афiцыйнасцi, наколькi я ведаю, гэта чыста беларускiя новаўводзiны.
А.Сташкевич: В России музей Горького проводит слэмы... Почему же в доме Купалы его не провести? Это нормально, если музей видит свою миссию в привлечении молодежи и обращает внимание на андеграундные варианты развития культуры. Журналист Кеннет Хадсон считал, что Лувр — вовсе не идеальный музей, скорее, антимузей. А настоящие музеи — те, которые содействуют самоидентификации нации. Где–то мы уже и опоздали. Есть в Нидерландах видеоохранный банк данных, и литовцы поместили там изображение Статута Великого княжества Литовского как литовскую национальную ценность. Мне, например, обидно...
А.Глобус: А мне — не. Статут ад гэтага не перастаў быць нашым. Калiсьцi iснаваў план манументальнай прапаганды. Усе мастакi падпарадкоўвалiся яму i добра жылi з гэтага плану. I зараз, на мой погляд, вельмi патрэбна, каб на Беларусi была створана праграма па стварэнню вобраза Беларусi, у якую музеi ўваходзiлi б адным з важных складнiкаў. Няма праграмы — i цяжка вызначыцца з iерархiяй... Адсюль — i ўвесьчасная гаворка пра «рэгiяналiзм». Павiнна быць камiсiя, якая створыць такую праграму.
С.Вечер: Как говорят, хочешь завалить все дело — создай комиссию... И желательно долгосрочную. Да, процесс самоидентификации развивается стихийно. Но приобретает определенные черты. Во всяком случае, все поняли необходимость национального исторического музея, который бы определял для самих белорусов и гостей, что же такое белорусская нация.
Т.Бембель: На площади Якуба Коласа, на доме, где был ресторан «На ростанях», в конце 70–х красовалась надпись: «Квiтней, родная Беларусь!» А что там сейчас? Какая надпись? «Самсунг». Появился новый вид человека, хомо маркетикус. Это реальный объект воздействия рынка, единица, на которую направлен пиар. Ему говорят: покупайте новое! Старое — это плохое. А музеи парадоксальным образом ему говорят: старое — это хорошее! Это мы с вами понимаем, что старое — это хорошее, потому что...
А.Глобус: ...Дарагое. Вельмi дарагое.
Т.Бембель: Хотя бы потому... Хомо маркетикус верит, конечно, потому что так написано на ценнике, но не понимает, почему этот черепок столько стоит. Моя подруга путешествовала по французской провинции... Музеи — шикарные. Экспонаты, оборудование, зарплаты музейных работников... Но посетители не идут. Они сытые, им неинтересно. Да, если экспонат стоит миллион долларов, то они, может, на него еще и посмотрят.
В.Прокопцов: Эта ситуация связана с «попсовизацией» в том числе и нашей страны. Сделайте на Хворостовского и на Баскова одинаковую цену за билет — 20 тысяч рублей. Специалисты пойдут на Хворостовского... Но на Баскова будет стоять очередь до Пуховичей. Почему? Потому что сейчас сместились ценности. Музеям важно не скатиться на эту «попсовизацию». Я настаиваю на формулировке: музей — это научно–идеологическое учреждение культуры.
С.Вечер: Вы все хорошо знаете, что Загоскин был самым читаемым автором во времена Пушкина. Попса была всегда, но время все расставило на свои места. Поэтому трагедии здесь нет.
А.Глобус: Трагедыя ў тым, што мы не ўбачым справядлiвасцi. Мастака ацэньваюць нашчадкi.
Л.Рублевская: Так как же белорусский музей может стать объектом культурного туризма?
С.Гаврилова: Проблема в том, что непрофессионалу музейного дела бывает сложно определить, насколько интересен тот или иной музей. Это как раз и есть задача для турбизнеса. Ведь в тематические программы можно включать музеи регионального или локального уровня. Можно выстроить схему познания истории Беларуси по столетиям: посетив музей «Берестье», прикоснуться к ХI — ХIII векам, в ХVI веке можно условно побывать, приехав в Мирский замок, а ХVII — ХIХ века «располагаются» в усадьбах.
В.Прокопцов: Прежде чем иностранный турист захочет проехать по коласовским местам, ему нужно объяснить, кто такой Колас.
В.Жибуль: Трэба проста раскручваць нашы брэнды. Ездзяць жа у Нямеччыне па месцах брэменскiх музыкаў, якiх зусiм i не было.
А.Сташкевич: Туристические организации должны еще определиться, что такое в их понимании культурный туризм.
Л.Рублевская: А он вообще на сегодняшний день в нашей стране есть?
А.Сташкевич: По моему мнению, на сегодняшний день его нет.
С.Гаврилова: Диалог на эту тему идет. Совсем недавно состоялась встреча заместителя министра культуры В.Кураша, начальника управления учреждений культуры и народного творчества В.Черника, начальника экономического управления О.Кононюк с представителями Министерства спорта и туризма и руководителями туристических фирм.
В.Прокопцов: Культурный туризм — это не туризм по объектам культуры. Это объекты культуры и инфраструктура, которая органично работает на эти объекты. А у нас даже на трассе Минск — Брест — считанные придорожные кафе. В том же поселке Мир, кроме осмотра замка, турист должен был бы иметь возможность найти киоск с местной керамикой, магазинчики с местными деликатесами. Маленькие точки общепита лучше отдать в частные руки. Чтобы кафе работало круглосуточно, а не с 9 до 17 часов. Чтобы девушка, которая там работает, сыпала в чашку две чайные ложки кофе, а не одну.
Т.Бембель: У меня радикальное предложение. Заявить это как экстремальный культурный туризм и именно из трудностей создать туристический продукт. На своем опыте убедилась: западные люди, которые никогда не ели алюминиевыми вилками с присохшими остатками пищи, никогда не общались с девушками из наших провинциальных кафе, вначале испытывают шок, а потом входят во вкус и ловят кайф.
Л.Рублевская: Вы говорили о музейном ренессансе. Но достаточно ли в Беларуси музеев?
С.Вечер: Даже если брать один Минск, то музеев по европейским меркам катастрофически мало. Нет музея национального масштаба, посвященного фотоискусству, декоративно–прикладному искусству, старой белорусской иконе...
Т.Бембель: Все музеи сосредоточены в центре Минска... А что делать «спальным» районам? А представляете, какие бы там могли быть альтернативные музеи? Например, музей граффити...
В.Жибуль: Калi едзеш па чыгунцы ля Мiнску, бачыш доўгiя платы, распiсаныя графiцi, — чым гэта не музей пад адкрытым небам? Прычым абсалютна бясплатны.
А.Сташкевич: Нужно думать о национальных приоритетах. Хорошо бы создать огромный археологический музей, даже археопарк.
В.Прокопцов: Зачем что–то придумывать? Сколько у нас замков, которые могут стать музеями! Романтические развалины Гольшанского замка...
С.Вечер: Смоляны... Крево...
А.Сташкевич: Ружаны...
С.Вечер: В самом центре Минска стоит единственная сохранившаяся водонапорная башня конца XIX века. Уникальный объект. Насколько я знаю, она уже давно пустует. Хотели там устроить дискотеку, но рядом — захоронения... Нельзя. А Белая дача на Казинца... Что с ней? Белое пятно. С Лошицким парком, слава Богу, процесс пошел, есть планы музеефикации Верхнего города... Важно не повторить Троицкое предместье.
С.Гаврилова: Там, где есть профессионалы, знающие свое дело, объекты не пустуют. Яркий пример — Полоцк. В той же водонапорной башне Полоцка сегодня успешно работает экологический музей. Не так давно впервые в Беларуси открыт уникальный детский музей.
В.Жибуль: Праблем прыдумаць новый музей няма. Можна ствараць музеi пад нейкiя канцэпцыi. Напрыклад, кажухоў. У Каунасе чалавек калекцыянаваў фiгуркi чарцей, i атрымаўся музей чарцей, куды ўсе лiчаць сваiм турыстычным доўгам наведацца. Ёсць музеi катоў, сабак... Можам стварыць музей спецыфiчнай беларускай жывёлы... Але цi не будзе гэта ўсё штучна?
В.Прокопцов: Музеи должны выполнять воспитательную функцию. Может быть и музей пива, но это — из другой категории... Почему бы не создать музей белорусской воды? Сделал же наш знаменитый председатель колхоза Бедуля музей хлеба... И в этот музей пойдут. Особенно если придумать что–то интересное, например, предлагать стакан воды, выпив которую помолодеешь на пять лет.
А.Глобус: У Бадэн–Бадэне так i робяць.
С.Вечер: Концепцию музея не нужно высасывать из пальца. Нужна духовная подоснова.
С.Гаврилова: Если в 2000 году белорусские музеи системы Министерства культуры (их 145) посетило 2 млн. 700 тыс. человек, то в 2008–м — уже 4 млн. А почему? Многие десятилетия деятельность музеев строилась исключительно как научных и образовательных учреждений. Сегодня музеи — это учреждения, открытые внешнему миру. Конечно, бума по посещениям музеев 80–х годов мы еще не достигли. Но что значительно поднялись, это бесспорно.
В.Прокопцов: Музей не должен идти за толпой. Он должен формировать культуру.
В.Жибуль: Музей i не ператворыцца ў нешта папсовае, у яго iншая мiсiя.
Т.Бембель: Потому что музейщики — это миссионеры.
