В июне 41–го
02.08.2011
Эта тема ей очень близка. Свидетелями и участниками тех событий были члены ее семьи. Дед — Иосиф Драгун, заместитель наркома коммунального хозяйства БССР, отправив в эвакуацию, в Чкаловскую область, жену и четырнадцатилетнего сына Юрия, ушел на фронт и воевал до конца войны. Юрий в 18 лет окончил Чкаловское военное училище и также сражался на фронте, встретил победу в Чехословакии, после войны стал видным историком.
— Судьба моих предков заставила меня взяться за изучение этой проблемы. Моя мама Лариса Митько, также минчанка, жила до освобождения Белоруссии в эвакуации в Горьковской области, оттуда в 1944 году поехала поступать в открывшийся в Москве Белгосуниверситет, после войны работала в редакции газеты «Советская Белоруссия». Очень надеюсь, читатели «СБ» смогут дополнить составленную мной городскую хронику 22 — 28 июня 1941 года, которая на днях увидела свет книгой «Двадцать второго июня, ровно в четыре часа...» Минск и минчане в первые дни Великой Отечественной войны».
— А что рассказывали ваши родители о первых днях войны?
— Почему о первых днях войны в Минске до сих пор было так мало известно?
— 30 лет я проработала в Белгосмузее истории Великой Отечественной войны и, перебирая личные дела подпольщиков и партизан, заметила, что они очень невнятно описывали начало войны. Предполагаю, это объясняется тем, что эвакуация преподносилась в то время как свидетельство патриотизма. Остаться же на территории, занятой врагом, означало чуть ли не предательство! Поэтому говорить о тех страшных днях никому не хотелось. И даже партизанам и подпольщикам приходилось в какой–то степени оправдываться, почему они остались в городе.
— Так почему же не все смогли эвакуироваться?
— Разве людей не предупредили, что война — это всерьез?
— Почему тогда руководители ЦК КП(б)Б, Совета Народных Комиссаров БССР спешно покинули Минск в ночь с 24 на 25 июня?
— Мне приходилось слышать мнение, что наши руководители ничего не сделали для спасения города, бросили его. Я попыталась разобраться. Дело в том, что в условиях тогдашней абсолютной централизации власти руководство БССР ничего не могло сделать без команды сверху — из Москвы, лично от Сталина. В послевоенных записках первого секретаря ЦК Коммунистической партии (большевиков) Белоруссии Пантелеймона Пономаренко сохранились строки о том, что во второй половине дня 23 июня он с трудом принял решение об эвакуации детей, ценностей госбанка, оборудования и коллектива строившегося тогда в Минске важнейшего военного объекта — авиазавода. Глава республики с 22 июня регулярно выходил на связь со Сталиным, но тот требовал «не поддаваться панике». Пономаренко и другие руководители БССР, мне кажется, опасались быть «уличенными» в паникерстве, в то время это было чрезвычайно серьезное обвинение. Кроме того, в отсутствие стабильной связи Минска с приграничными армиями власти до последнего были уверены, что с часу на час положение на границе стабилизируется. Этим объясняется их нерешительность. Пантелеймон Кондратьевич вспоминал, что 23 июня Сталин удивился его решению начать частичную эвакуацию: «Не рано ли?..» Пономаренко объяснил, что Минск уже начинают бомбить, — и разрешение Сталин все–таки дал. Но было уже поздно. Утром 24 июня начались массированные воздушные атаки. Власти еще пытались чем–то помочь людям: организовали на пригородных железнодорожных станциях дополнительные пункты погрузки для эвакуации населения, дополнительную выпечку хлеба, — но ситуация уже в первой половине дня вышла из–под контроля. В ночь с 24 на 25 июня представители центральных органов власти выехали в Могилев. В эту же ночь Минск покинули штаб Западного фронта, части Красной Армии и милиция. Остались только оперативные группы 42–й отдельной бригады конвойных войск НКВД: 160 человек на весь город, которые пытались поддержать порядок. Но в ночь на 26 июня ушли и они. Фактически Минск оказался в состоянии полного безвластия. С другой стороны, положение было таково, что немецкие танковые части, можно сказать, семимильными шагами приближались к столице. Первые немецкие десантные группы появились на улицах города уже 27 июня — транспортные самолеты противника периодически выбрасывали десант в районе Острошицкого Городка. Немецкие регулярные войска вошли в столицу Белоруссии во второй половине дня 28 июня. Предполагаю, что руководители БССР понимали, что это могло случиться в любую минуту. Вообще, нам, сегодняшним, очень сложно до конца понять состояние людей того времени, их мысли, мотивацию поступков. Они оказались в экстремальной ситуации. И неизвестно, как бы мы действовали на их месте.
— 24 июня в 9.40 утра. До обеда центр города превратился в руины.
— Чего немцы хотели этим добиться?
— У них были данные аэрофотосъемки, сделанной во время первых полетов над Минском 23 июня. Стояла цель нарушить все коммуникации в центре города. Так и произошло. Вышел из строя водопровод, все коммунальные системы. В отсутствие воды нечем было тушить пожары. Огонь пошел гулять по городу — даже если здания не были разрушены, то сгорели. Немцы не трогали только заводские кварталы и деревянные окраины, а также Дом Правительства, Дом Красной Армии (нынешний — Дом офицеров), тюрьму. Захватчики планировали быстро войти в город, остаться здесь надолго и восстановить для своих нужд промышленные предприятия.
— Люди сразу начали бежать из города?
— Сколько минчан эвакуировалось, погибло под немецкими бомбами?
— Немцы, войдя в Минск, признали, что город разрушен более чем на 85 процентов, жилой фонд — на 65 процентов. Но в своих пропагандистских изданиях нацисты настаивали на том, что это дело рук «большевистских поджигателей». Однако сохранились документы, свидетельствующие, что сами немцы были недовольны своей авиацией, которая «перестаралась», уничтожая Минск, — ведь захватчикам потом негде было разместиться, на руинах не хватало жилья, служебных помещений. Советская авиация также бомбила Минск с января 1942 года, но не жилые кварталы, а исключительно военные объекты: казармы, аэродромы, железнодорожный вокзал. К сожалению, порой страдали и мирные жители — из–за неточного попадания бомб. Так, в ночь с 25 на 26 марта 1942 года от бомб, предназначенных для Дома Правительства, где располагалось много немецких служб, сильно пострадала улица Берсона. Но все это, конечно, несравнимо с немецкими атаками июня 1941 года.
— Итак, война в Минск пришла 23 июня — с первыми бомбами. А когда наступило спокойствие?
— Далеко не сразу. 3 июля 1944 года Красная Армия освободила Минск от оккупантов. Но еще некоторое время существовала серьезная опасность прорыва в город окруженных частей противника, было совершено несколько воздушных атак немецкой авиации. Я нашла на Военном кладбище могилу семьи Белькевич, погибшей в своем доме от прямого попадания бомбы 4 июля. По архивным документам удалось установить, что последний немецкий налет на столицу Белоруссии был совершен в ночь на 23 июля — на район железнодорожного узла. В этот день для Минска прогремел последний аккорд войны.
Фото из коллекций Федерального архива Германии в городе Кобленц (Bundesarchiv), Белгосархива кинофотодокументов в Дзержинске и Ирины Воронковой.